принц Люсьен – это Люк и что он теперь обратился в вампира. Но она опасалась, что произнесенное вслух слово «вампир» сыграет против нее. Джекс однажды упоминал, что все истории о вампирах были прокляты. В отличие от остальных сказок Великолепного Севера, в которых проклятие изменяло конец или искажало правду, истории о вампирах манипулировали людскими чувствами. Что бы человек ни услышал о вампирах, он всегда хотел узнать о них больше, не чувствуя спасительного страха.
Марисоль развернулась на каблуках и устремилась к дверям в солнечную комнату.
Эванджелина нерешительно посмотрела на Джекса.
Раньше она думала, что чувства к сестре весьма сложны и запутаны, но на самом деле все оказалось очень просто. Эванджелина хотела лишь услышать извинения. Хотела, чтобы Марисоль искренне раскаялась и пожалела о всех своих эгоистичных поступках. Тем не менее она не желала ей смерти.
И единственный способ спасти сестру – обратиться за помощью к Джексу.
Эванджелина взволнованно сглотнула. На языке появился противный металлический привкус – вкус цены, которую она не хотела платить за свою просьбу. Она снова напомнила себе, что не может доверять Джексу. Что не должна ни на секунду забывать, что он ей не друг и нельзя просить его о помощи. Но она пойдет на это в последний раз.
– Пожалуйста, – прошептала Эванджелина, глядя на Джекса, – воспользуйся своей силой, чтобы остановить ее.
Он задумчиво выгнул бровь:
– Ты просишь меня об одолжении?
– Я прошу тебя проявить хоть каплю человечности. – Но даже эта просьба казалась Эванджелине опасной. Если Джекс исполнит ее, не потребовав ничего взамен, она снова увидит в нем того, кем он не является. Хотя равнодушное выражение его лица лишь указывало на то, что Эванджелине не стоит беспокоиться насчет этого.
– Не проси меня об этом, – ответил Джекс.
Стражники тем временем схватились за ручки дверей.
Эванджелину сковало от ужаса. Если Джекс не собирался спасать Марисоль, значит, она сама придет ей на помощь. Не зная, что еще предпринять, Эванджелина решительно направилась к солнечной комнате, намереваясь догнать сводную сестру.
– Даже не думай, – процедил Джекс, обхватив ее руку твердыми и холодными пальцами.
Эванджелина тотчас попыталась вырваться.
Тут взгляд ее упал на Марисоль. Она уже стояла у дверей, как вдруг попятилась назад, напоминая испуганную крошечную птичку. Тонкие каштановые волосы упали на лицо, но она даже не обратила на это внимания. Ноги запутались в собственных юбках, так что она едва не растянулась на каменном полу. В следующий миг Марисоль пустилась бежать в противоположный конец коридора.
Джекс все же воспользовался своей силой, чтобы спасти ее.
Плечи Эванджелины немного расслабились, но в груди все еще теснило. Она ждала, что Джекс вот-вот скажет, что теперь она у него в долгу. Он уже не держал ее за руку, но почему-то продолжал разглядывать единственный сохранившийся шрам в форме разбитого сердца на запястье. Напоминание об оставшемся, еще не уплаченном долге – о поцелуе, который она по-прежнему ему должна.
Джекс давно не упоминал о нем, но по спине Эванджелины прокатилась волна холода, стоило ей подумать о том, что он вскоре потребует вернуть долг. Может быть, именно поцелуй он имел в виду, говоря, что она возненавидит его?
Рядом кашлянул Хэвелок, вырывая Эванджелину из сумбурных размышлений.
– Прошу меня простить, Ваше Высочество.
Вздрогнув от неожиданности, Эванджелина отскочила в сторону, подальше от Джекса. Она даже не услышала, как Хэвелок подошел к ним. Одного взгляда на его печальное выражение лица хватило, чтобы Эванджелина уверилась, что не желает слышать никаких новостей.
Только не сейчас.
Она чувствовала, что не вынесет больше новых испытаний. Она, казалось, даже не справлялась с тем, что уже свалилось на нее. Если бы не Джекс, вовремя появившийся рядом, Марисоль была бы мертва. Эванджелина не жалела, что обратилась к нему за помощью, но больше не могла просить его о чем бы то ни было. Ей хотелось сбежать и от Джекса, и от всего, что окружало ее. Она слишком долго делала то, что должна, пыталась совершать благородные поступки и строить из себя героиню, но это совершенно выбивало ее из сил.
Джекс не раз говорил, что истории настоящих героев редко получают счастливый конец, но сейчас Эванджелина и не надеялась на счастье. Она лишь нуждалась в передышке, в нескольких мгновениях покоя, прежде чем очередное бедствие свалится на ее плечи. Неужели она слишком многого просила?
Эванджелина опустила взгляд на обернутую платком руку. Рана, которую они с Аполлоном делили на двоих, перестала кровоточить, и все остальное, кроме разбитого сердца, пока не тревожило ее. Аполлону сейчас ничто не угрожало, и что бы ни хотел сообщить ей Хэвелок, это могло подождать.
– Я ухожу, – сообщила она. – И прошу не идти за мной.
Эванджелина пока не знала, куда именно отправится, но решила подумать об этом позже. Может быть, она навестит ЛаЛу и ее жениха или отведает какой-нибудь пирог, пока все вокруг нее не станет таким же сладким и приятным, как выпечка. А быть может, она оседлает лошадь и ускачет прочь – в новую прекрасную историю. Уверена Эванджелина была в одном: ей нужно убраться как можно дальше от Волчьей Усадьбы.
Эванджелине всегда казалось, что великий замок Севера полон магии. Так оно и вышло. Вот только магия эта была совсем иного свойства, чем представлялось Эванджелине. Почти все, что случилось с ней в этом замке, было связано с проклятиями или предательством.
Подол ее черно-белого платья закрутился вокруг лодыжек, когда она резко развернулась, стремясь поскорее уйти и от Хэвелока, и от Джекса.
– Ваше Высочество, – позвал Хэвелок, пытаясь остановить ее, – вы не можете просто уйти…
– Простите, Хэвелок, – перебила она его. – Я правда ценю ваше участие, но в эту минуту я не вынесу плохих новостей. Поэтому, если вы не собираетесь сообщить мне, что у нас появились единороги, исполняющие желания, я бы хотела пару минут… ладно, возможно, пару десятков минут побыть в одиночестве.
Эванджелина ускорила шаг и почти сорвалась на бег. Платье ее было тяжелым из-за множества подъюбников, но каблуки сапог оказались благословенно устойчивыми, благодаря чему она с легкостью преодолела лестничный пролет и побежала по коридору, не сводя взгляда со спасительной двери. Вырвавшись в северную ночь, она почувствовала, как кожу уколол морозный воздух. Небо было пронизано множеством чужеземных созвездий, названия которых ей еще предстояло узнать.
Может быть, ей стоит вернуться домой, на юг? Снова поселиться в Меридианной империи? Она могла бы покинуть Великолепный Север, оставить позади все его проклятия, но мысли об этом не находили отклика в ее сердце. Эванджелина не мечтала о другой истории. Она хотела исправить и изменить эту. Надеялась исцелить Аполлона и получить возможность узнать его настоящего, а не зачарованного. Эванджелина хотела верить, что их история не окончена, что их ждет тот самый счастливый конец, за которым она и приехала сюда.
Эванджелина углубилась в сад. Под ее сапогами захрустели замерзшие лепестки цветов. Но вскоре она уловила чьи-то легкие шаги в опасной близости от нее.
Шрам в виде разбитого сердца на ее запястье снова запылал. Иногда ей удавалось не обращать внимания на это ощущение, но в этот раз боль оказалась слишком сильна. Как будто Джекс давал ей понять, что она не сможет убежать от него.
Эванджелина ускорила шаг, надеясь скрыться от него в тени деревьев. Но Джекс продолжал следовать за ней по пятам, и ей казалось, что это никогда не закончится.
Она чуть не рассмеялась вслух, осознав тщетность своих попыток убежать от него. Как глупо было верить, что Принц Сердец так легко отпустит ее!
Эванджелина остановилась под янтарным светом садового фонаря, похожего на клонящейся к земле цветок. Морозный воздух обжигал ее щеки и кусал обнаженную кожу на руках, но Джекс словно не чувствовал холода. Кончики его волос и ресницы покрылись инеем, но он даже не поежился. Его тело разрезало мрак ночи точно так же, как разрезает ночное небо след падающей звезды. Эванджелина едва ли могла отвести взгляд от его волшебных глаз и грациозных движений.
Она скрестила руки на груди, но эта поза, вероятно, не выглядела такой воинственной, как ей того хотелось. А все из-за перевязанной платком раны на ладони. Еще одного напоминания о том, что именно Джекс помог ей. Хотя, возможно, он и был виновен в том, что случилось.
– Оставь меня в покое, Джекс.
Но он лишь неторопливо шагнул ближе.
– Знаешь, а ты выглядишь несколько устрашающе.
Эванджелина одарила его сердитым взглядом.
– Это был комплимент, Лисичка. – Джекс протянул руку и почти невесомо коснулся ее, заправив выбившуюся прядку за ухо.
В животе Эванджелины встрепенулись и запорхали бабочки. И они отличались от тех, что она чувствовала, когда видела Аполлона. Просто Аполлон не пугал ее.
– Что ты делаешь? – пискнула она.
Джекс усмехнулся:
– Если бы я знал, что тебя может напугать прикосновение, то сделал бы это раньше. – Он дотронулся кончиками пальцев до мочки ее уха.
Эванджелина отшатнулась, едва не упав на замерзшую землю. Она ненавидела то, какими слабыми стали ее ноги лишь из-за мимолетного прикосновения.
Но даже спустя несколько секунд ее колени продолжали трястись. Эванджелина не сразу осознала, что на самом деле по всему саду прокатилась странная дрожь. Она вдруг испугалась, что дело не в ее реакции на прикосновения Джекса.
Они стояли в света садового фонаря, а вокруг них сгущалась темнота. Между кустами и деревьями клубился пугающий туман. Когда Эванджелина вгляделась во тьму, ее пронзило то же ощущение беспокойства, что и неделю назад, когда Джекс последовал за ней в библиотеку.
Кто-то наблюдал за ними.
– Мне кажется, здесь кто-то есть, – прошептала Эванджелина. Она пристально всматривалась в ночь, пока не заметила вдалеке чью-то фигуру. Их разделяло слишком большое расстояние, и, быть может, зрение подводило ее, но Эванджелине казалось, она видела всадника на лошади.