- А знаешь, гнездышко-то наше разорили, - опять обернулся к нему Неклясов. - Нет уж у нас прежнего гнездышка.
- Новое будет, - обронил Ерхов, едва шевеля губами.
- Правильно мыслишь, молодец! - одобрил Неклясов, - Умница. Ты всегда был сообразительным. Гнездышко у нас будет, но вот тебя, суки, там уже никто не увидит.
- Это хорошо...
- Я тоже так думаю.
- Кончать будете? - Ерхов задал первый вопрос за все время, пока Неклясов со своими амбалами взламывали дверь, брали его под руки, волокли по лестничным переходам, за все время поездки в машине.
- - Обязательно! - радостно ответил Неклясов. - А нам иначе нельзя. Ну, посоветуй, как поступить? Ты уже столько наговорил, столько наболтал дурным своим языком, что поставил нас перед необходимостью... Я читал твои показания, следователь давал читать... У тебя, Славик, хорошая память, все запомнил, обо мне мнение имеешь, к хорошей жизни стремишься... Твои стремления осуществятся очень скоро, получишь хорошую жизнь, не здесь, правда, не на земле, но это уже досадные и ненужные подробности.
- Подзалетишь, Вовчик...
- Конечно! - с еще большей уверенностью воскликнул Неклясов. Конечно, я на этом сгорю синим пламенем! Но разве ты не заметил, сучий потрох, что именно к этому я и стремлюсь?! А? Я же дебил, - Неклясов опять заговорил на любимую свою тему. Видно, терзали его болезни, понимал, что даже при хорошем уходе жить ему оставалось не очень много. - Хочется напоследок немного расслабиться, чтобы ребятам было о чем поговорить после моей смерти, чтоб хоть немного у них, хоть что-нибудь в памяти осталось...
- Останется, - прошептал чуть слышно Ерхов.
Действия Неклясова всегда поражали какой-то болезненностью, изощренной выдумкой. И отрезанные уши, и девочки, похищенные чуть ли не из детского сада - он фотографировал их голыми, с голыми мужиками... От этих фотографий мамаши с ума сходили. То, что он затеял с Ерховым, тоже выдавало натуру не просто преступную, а больную. Ему мало было пристрелить оказавшегося слишком разговорчивым Ерхова, хотелось остаться в памяти хотя бы своих же соратников. Его болезненность делала поступки непредсказуемыми, и предугадать действия Неклясова, принять какие-то упреждающие меры было совершенно невозможно.
- Как поживает наш друг Бильдин? - неожиданно спросил Неклясов у одного из охранников.
- Выздоравливает... Иногда появляется на службе... Руководит банком, хмыкнул амбал, сидевший рядом с Ерховым.
- Новые уши не выросли?
- Показались Только... Маленькие такие, розовенькие, нежные... Но подрастают. Уже пушок на них появился.
- Слышишь, Славик? - рассмеялся Неклясов. - Ты вот срезал банкиру уши, а они опять растут... Придется опять срезать, а?
- Это уже без меня...
- Думаешь, не сможем?
- Научитесь, освоите... Дело нехитрое... Были бы уши.
- Ох, Славик, как мне не хочется с тобой расставаться.
- Ничего, - обронил Ерхов. - Ненадолго...
- Да? - резко обернулся к нему Неклясов. - Это как понимать?
- Да вот так и понимай. Сам же видишь, никак мы с тобой не расстанемся надолго... Вот и опять свиделись. И опять встретимся... Здесь ли, там ли...
- Разберемся, - прервал неприятный разговор Неклясов. - Так... Ближе к делу... Этот, как его... Анцышка... Ты понял, да? - Неклясов, не оборачиваясь, обратился к одному из амбалов.
- Все будет по плану, Вовчик.
- Не промахнись... Чтобы все было именно по плану. И судья, Осоргин его фамилия... Славик очень хочет его повидать... Может быть, немного не те условия, может быть, немного преждевременно, но я думаю, нас простят, а, ребята?
- Куда им деваться, - равнодушно произнес охранник. - Простят.
- А поймут?
- И поймут, - так же спокойно, почти сонно произнес он. - Чего тут понимать? Жить-то хочется всем. И Славику вот тоже хочется. Хоть и нашла его бандитская пуля, но умелые руки хирурга спасли непутевую жизнь... Ненадолго, но спасли. Поймут, - охранник вернулся к своей мысли. - Не дураки.
- Время! - предупредил Неклясов. - Чтобы все было до минуты. Ясно? Пять минут ожидания - и вся затея летит к чертям. Дуем из города, в городе находиться нельзя. Важно пораньше выскочить, а то через полчаса Пафнутьев уже будет знать о том, что его лучший друг куда-то делся... Нужно побыстрее проскочить гаишные посты. Останови здесь, - Неклясов положил ладонь на колено водителя. - Прижмись к обочине.
Неклясов проследил, чтобы все машины, которые шли за ними, проскочили мимо. Теперь сзади дорога была свободной - это убедило его в том, что хвоста нет.
- Выходи, - сказал он одному из амбалов, который сидел с правой стороны. - Пять часов - очень хорошее время... Это уже сумерки, начинает темнеть... Будет очень красиво... Мне нравится, когда красиво... А тебе, Славик?
Ерхов не ответил. То ли он заснул, то ли потерял сознание от слабости и перенесенных волнений.
- Растолкать? - спросил амбал.
- Не надо, - великодушно махнул рукой Неклясов. - Пусть спит, ему нужно набираться сил... Не можем же мы привезти полутруп... Он нужен нам сильным, молодым и здоровым... Правильно? - Неклясов засмеялся, но амбал лишь выдавил из себя кислую улыбку. Похоже, предстоящее и для него было крутоватым.
Около часа на средней скорости "мерседес" шел по трассе, потом свернул на боковую дорогу. Еще через пятнадцать минут въехал в лес, хороший чистый лес с мощными соснами, изредка перемежающимися ельником, березняком. Видимо, водитель был здесь не первый раз, потому что все ехали молча, о дороге не говорили, повороты не уточняли. Закончился асфальт, и "мерседес" мягко свернул на заснеженную грунтовую дорогу.
От перенесенных волнений Неклясов притомился, возбуждение, охватившее его в начале поездки, прошло, и он дремал, откинувшись на спинку сидения. Молчали и остальные - водитель, охранник на заднем сиденье и Ерхов, который, похоже, был даже рад этой передышке. Каждое слово давалось ему с трудом, он все время зябко ежился, стараясь поплотнее завернуться в куртку, которую ему в последний момент, выводя из пафнутьевской тайной квартиры, набросили охранники. Не из жалости, а чтобы не вызвать подозрений у соседей.
Наконец, выехав на небольшую поляну, машина остановилась. Сосны, стоящие вокруг, гудели на весеннем ветру, кричали птицы, потревоженные нежданными гостями. Неклясов опустил стекло и молча, полуприкрыв глаза, смотрел наружу. Непонятно было - то ли он не понимает, куда приехал, то ли вспоминает, зачем приехал. Но и водитель, и амбал на заднем сиденье, прекрасно знали, чем кончится это его сумеречное состояние, чем обернется недолгое забытье - вспышкой энергии, внезапной, кратковременной и болезненной.
Неклясов замедленно открыл дверцу, подобрав длинные полы черного пальто, вышел на снег, прошелся до ближайшей сосны, проваливаясь остроносыми туфельками в похрустывающий, подмерзший снег. Подойдя к стволу вплотную, он уперся в него руками, выглядевшими на мощной коре сосны особенно маленькими и даже чуть ли не фиолетовыми от холода. Неклясов стоял, опустив голову, и смотрел себе под ноги. Вряд ли он колебался, он никогда не отступал от задуманного, даже когда вдруг выяснялось, что затея дурная, опасная, обречена на провал. В таких случаях Неклясов повторял услышанное где-то слова Наполеона о том, что главное - ввязаться в бой, а там будет видно. Слова нравились ему безрассудной дурью, освященные именем известного человека, они звучали убедительно, в них чувствовался непреодолимый соблазн.
Оттолкнувшись от ствола, Неклясов подошел к машине, и только тогда из нее вышел водитель и амбал, охранявший Ерхова на заднем сиденье.
- Приехали, - сказал Неклясов. - Явились - не запылились... Как он там? Живой?
- В порядке. Глазками моргает.
- Это хорошо, - Неклясов посмотрел на свои часы, сверкнувшие на закатном зимнем солнце красноватым бликом, - Три с гаком, - сказал он. Через час начнут прибывать гости. Пора начинать подготовку.
- Ничего не отменяется? - спросил водитель.
Неклясов вдруг так резко, с такой ненавистью взглянул на него, что тот поспешил тут же повернуться к машине, к багажнику и завозился, завозился вокруг него суматошно и бестолково. Откинув крышку, водитель вынул складной дачный столик, несколько низких стульчиков с брезентовыми сидениями. Сложив все это на снег у машины, он вопросительно посмотрел на Неклясова.
- Вот здесь, - сказал тот, указав кривым пальцем на льдистую площадку метрах в десяти от сосны, у которой только что стоял, приходя в себя после дороги. - А? - повернулся он с вопросом к амбалу, на все смотревшему не то недовольным взглядом, не то попросту сонным.
- Годится, - одобрил тот. - Вполне... И видно все хорошо, и безопасно...
- И убедительно! - рассмеялся Неклясов. Ерхов все это время оставался в машине. Заглянув к нему, Неклясов убедился, что тот спит, забившись в дальний угол. Воротник его солдатской куртки был поднят, шапка надвинута на глаза, руки поглубже втянуты в рукава.
- Отдыхай, дорогой, - пробормотал Неклясов, отходя. - Тебе сегодня предстоит небольшая, но очень ответственная работа.
Водитель тем временем установил перед сосной столик, убедился, что он не шатается, не скользит по льдистой поверхности подмерзшего снега. Два стульчика уместились вдоль длинной стороны стола, по одному стулу - у коротких сторон. Видимо, знакомый с предстоящими событиями, водитель поставил боковые стульчики не прямо к столу, а как-то боком, с таким расчетом, что люди, севшие на них, окажутся лицом к сосне.
- Как? - спросил он, закончив.
- Порядок, - кивнул Неклясов. - Сойдет. - Я вот только думаю, не придвинуть ли все это ближе к сосне? - он обернулся к сонному амбалу.
- Не стоит, - ответил тот. - Мало ли...
- Ладно, - согласился Неклясов. - На твою ответственность.
- Здесь не больше семи-восьми метров.
- А я бы и в трех метрах расположился, - Неклясов вопросительно взглянул на помощника.