Я не очень хорошо его знал — я не общаюсь с полицейскими, особенно с детективами, — и те несколько встреч, которые у меня с ним были, были не слишком приятными. Он не раз говорил мне держаться подальше от Адель, но, в отличие от нее, я не подчинялся его приказам, поэтому подыгрывал ему и делал все, что заблагорассудится. Тем не менее, как и любой коп, Равидович мог сделать мою жизнь несчастной, если бы захотел, поэтому я старался держаться в тени и избегать его как можно чаще.
Конечно, трах с его главным информатором ничуть не облегчал задачу. Я знал Адель почти столько же, сколько и он, и наша связь длилась уже более полугода. Мы встречались время от времени, развлекались, находили друг в друге убежище на какое-то время, а потом расходились по своим путям до следующего раза, когда кто-то из нас становился более одиноким и рогатым, чем обычно, или нуждался в чем-то близком к реальному. Мы не любили друг друга, но она была мне небезразлична, и я полагал, что я ей небезразличен. Хотя, как и все мы, она совершила в жизни немало ошибок и имела свои пороки, Адель не заслуживала того, чтобы находиться под властью такого говнюка, как Равидович. Так уж сложилось, и, к сожалению, я ни черта не мог с этим поделать.
«Работаешь сегодня вечером?» Зная, что она последует за мной, я вышел из ванной и по узкому коридору направился в гостиную.
«Конечно», — сказала она, стоя у меня за спиной. «Сегодня пятница.»
Ее бунгало было тесным и находилось в стороне от проторенной дороги в одном из менее привлекательных районов Хайанниса. Оно выглядело так, как выглядят все эти места, даже мое собственное, как будто на то, чтобы собрать вещи и оставить их, уйдет не больше десяти минут. Однако она поддерживала чистоту и относительный порядок, поскольку, по ее словам, Равидович — праведный засранец, каким он и был, — имел обыкновение вопить о важности чистоты и порядка, обычно прямо перед тем, как трахнуть ее и заставить предоставить ему информацию, чтобы он не арестовал ее и не отправил ее задницу обратно в тюрьму.
Я нашел свои джинсы, кроссовки и футболку без рукавов там же, где бросил их рядом с диваном накануне вечером. Я сел и начал одеваться. «Может, я загляну к тебе», — сказал я. «Не знаю, что происходит, но если смогу, то зайду».
«Было бы неплохо», — сказала она, рассеянно почесывая затылок свободной рукой. «Но это будет сложно».
Я улыбнулся ей. Единственное, что было на ней надето, — это горячий розовый лак для ногтей, но даже он был отколот. «Господи, да ты сейчас такая чертовски голая».
Широко ухмыльнувшись, Адель зашагала в сторону кухни.
Я закончил надевать одежду, затем переобулся в кроссовки и пригубил остатки пива. «Тебе что-нибудь нужно?» спросил я, присоединившись к ней на кухне.
Она прислонилась к стойке. «Даже если бы и было, что ты можешь дать? В последнее время ты едва справляешься сам».
Я улыбнулся сквозь смущение. Она не ошиблась.
«Да, я… я просто имел в виду…»
«Я в порядке», — сказала она, затянувшись напоследок сигаретой и бросив ее в раковину за собой. «Но спасибо, что спросил, ты просто прелесть».
«Все это часть полного комплекта, которым являюсь я».
Она рассмеялась, пустила воду, чтобы затушить сигарету, затем повернулась ко мне и сложила руки на груди, сжимая свои сиськи так, что мне вдруг стало тесно в джинсах. «Тебе лучше уйти», — сказала она. «Обычно он не приходит раньше полудня по пятницам, но никогда не знаешь».
Я хотел пересечь комнату и поцеловать ее на прощание, но мы оба знали, что если это произойдет, то я останусь здесь еще на пару часов, поэтому я улыбнулся и слегка помахал рукой. «Увидимся».
Адель кивнула. «Пока, Сонни».
«Будь умницей».
«Я постараюсь», — сказала она с лукавой улыбкой. «Но гораздо веселее быть плохой».
Кто бы мог с этим поспорить?
Глава 2
У меня была машина, красный кабриолет VW Rabbit 1984 года. Это был кусок дерьма, но я его любил. Она не только более-менее надежно перевозила мою задницу, но и, откинув верх, летела по шоссе Мид-Кейп в теплые месяцы, что было одной из последних радостей в моей жизни. Тридцать шесть миль двухполосного шоссе, окруженного лесом, проходили от моста Сагамор, по сути, до самой оконечности Кейп-Кода. В то лето, а это было начало июня, а значит, только начало летнего и туристического сезона, когда пробки становятся невыносимыми, как бы банально это ни звучало, не было ничего лучше, чем охладиться и проветрить голову, мчась на максимальной скорости по этому шоссе с ветром в волосах. Не знаю, чувствовал ли я себя когда-нибудь более живым, чем тогда, когда делал это, но я знаю следующее: Я никогда не чувствовал себя таким свободным.
Поскольку машина не отличалась особым вкусом, я никогда не беспокоился о том, что ее могут угнать, поэтому летом нередко оставлял ее припаркованной с опущенным верхом на улице или на крошечной подъездной дорожке вдоль моего дома.
Я жил в Баззардс-Бей. Это небольшое прибрежное местечко длиной двадцать восемь миль и шириной восемь миль с населением чуть меньше четырех тысяч человек, являющееся последней остановкой перед Кейп-Кодом. Он является частью города Борн, штат Массачусетс, и, как следует из названия, представляет собой залив Атлантического океана. В межсезонье здесь тихо, а летом — типичная приморская туристическая ловушка, но она не такая сумасшедшая, как некоторые места на Кейпе, и обладает прохладной атмосферой, которая мне всегда нравилась.
Мое жилье было одним из дюжины или около того коттеджей, построенных вдоль канала. Двухкомнатный, с одной ванной, мини-кухней, каморкой со встроенным баром и небольшой, но симпатичной верандой, он имел задний двор, похожий на почтовый ящик, и небольшой сарайчик, где я хранил свои инструменты, газонокосилку и лопаты. Все это было устаревшим и немного тесным даже для одного человека, но это было мое, и я был счастлив. Может быть, лучше сказать «комфортно». Я давно не был по-настоящему счастлив.
В общем, я припарковал машину на подъездной дорожке с опущенным верхом, как делал тысячу раз до этого, и больше ни о чем не думал. Не то чтобы в этом районе не было преступности, но ее было не так уж много, даже в летние месяцы, когда население увеличивалось и вокруг было полно незнакомцев. У меня никогда не было взлома, и машину не угоняли.
В то утро я вернулся домой от Адель около одиннадцати тридцати. Быстро проверив почту, все счета и мусор, я переоделся в другую пару джинсов и свежую рубашку, почистил зубы, выпил еще пива, затем схватил телефон и плюхнулся на диван. Пробежался по электронной почте и текстовым сообщениям, но ничего не пришло от тех, от кого я хотел бы получить весточку, поэтому я взял пиво номер три, включил телевизор и настроился на «Охотника на оленей» на одном из киноканалов.
Прямо посреди бесконечной сцены свадьбы экран стал черным.
Я сел и стал возиться с пультом. Появилось сообщение, что мне нужно немедленно позвонить в компанию DirecTV. Вздохнув, я набрал номер, высветившийся на экране. Ответил автоматический голос и напомнил, что я просрочил счет на два месяца. Для восстановления обслуживания я должен был внести пару сотен баксов дебетовой или кредитной картой прямо здесь и сейчас, или же я мог идти на хрен.
Поскольку двух сотен долларов у меня не было, пришлось идти на хуй. Отключив звонок, я выключил телевизор и отбросил пульт в сторону. Пока он отскакивал по диванным подушкам, я допил остатки пива, выкурил косяк, а потом сидел, как бесполезный кусок дерьма, в который, как я был уверен, я превратился.
Это был тяжелый год.
Мне было сорок шесть лет, и я был на мели. С тех пор как Лейла уехала, ничего не ладилось. Когда она была рядом, все было не так уж и хорошо, но все было гораздо лучше, чем сейчас. Единственная женщина, которую я любил больше, чем на выходные, Лейла была либо лучшей, блядь, вещью, которая когда-либо случалась со мной, либо абсолютной худшей. Ее не было уже год, а я все еще не был уверен. Я изменил всю свою жизнь ради нее, ради нас, и хотя в долгосрочной перспективе я все еще верил, что это к лучшему, когда все не сложилось так, как мы оба надеялись, она уехала, едва попрощавшись. Восемь лет вместе, и вот так она ушла. Я все еще скучал по ней, и, как бы она ни огорчила меня своим уходом, если бы в тот момент она вошла в дверь и сказала, что хочет вернуться, я бы согласился, прежде чем она закончила спрашивать.
Подавленный, я решил прокатиться. Какого черта, по крайней мере, у меня был бензин.
Ключи были у меня в руке, когда зазвонил телефон. Взглянув на экран, я увидел, что это мой друг Крэш. Я подумал, не отправить ли его на голосовую почту, но когда речь шла о Крэше, я никогда не мог быть уверен, что он просто проверяет, не попал ли в какую-нибудь передрягу, поэтому я ответил.
«Привет, чувак», — сказал я. «Что происходит?»
«Чувак, надень HBO», — судорожно сказал он. «А теперь поторопись».
«Что? Почему?»
"Просто быстро включай. Ты будешь мне благодарен».
«Я уже выхожу за дверь, я…»
«Серьезно, сделай это, ты должен увидеть, как выглядит эта цыпочка».
Крэш был моего возраста, но по нему этого не скажешь.
«Я не могу, у меня телевизор сломался».
«Он сломался? Что случилось?»
«Не знаю, он просто потух».
«Ты платишь по счетам, чертово ничтожество?»
«Да», — сказал я, поморщившись. «Я же только что сказал тебе, что он сломался, разве нет?»
«Ладно, ладно, остынь, чувак. Мне все равно нужно с тобой поговорить, есть минутка?»
«Не совсем.» Я вернулся к дивану. «Но я слушаю».
«Я знаю, что ты уже давно отбываешь срок, и не хочу портить твой новый имидж хориста и добропорядочного гражданина, но для тебя найдется работа, если ты хочешь. У меня есть счет, который будет настолько быстрым и легким, что пройдет глаже, чем дерьмо через утиную задницу, дружище».
Вот что касается Крэша. По словам этого парня, каждое его дело было проще простого. Я знал его десятилетиями. В свое время мы работали в одной команде, и у нас была долгая совместная история. Всех нас прижимали, но Крэш сидел и не вылезал из тюрьмы годами. Мастером преступлений он не был, но он был хорошим парнем, знающим толк в основной работе, и я мог ему доверять.