— Так ведь баба же это… — логично сомневается Тимоха.
— Да спи ты, господи. Орёт и орёт, — отмахнулся я.
За окном забрезжил слабый рассветный свет, послышались новые голоса, суета… И я неожиданно вырубился. Вся эта кутерьма, крики, драка меня, наоборот, расслабили. Заснул, как убитый, и проспал до самого утра.
Утром, как оказалось, — никто никого не убил. Одному, правда, башку раскокали — теперь валяется хворый. А второго в полицию, или куда тут положено, сдадут. Специально я, конечно, никого не расспрашивал. Просто слышал краем уха, как вышибала местной гостиницы всё это подавальщице рассказывал.
— Простите, молодой человек, а вы, часом, не в Ростов ли путь держите? — внезапно обратился ко мне невысокого роста благообразный господин… лет этак за полтинник, если я правильно тут распознаю возрастные градации.
Лицо интеллигентное, на носу — пенсне. Он тоже ночевал в здешней гостинице и сейчас завтракает. Очень скудно, надо сказать: всего лишь тарелкой постной каши. Хотя, может, диета у дяди такая?
— Допустим, — благосклонно киваю я, догрызая куриную ножку — завтрак у меня, в отличие от дяди, недиетический.
— Ох, как мне повезло! — всплеснул руками он. — Видите ли, попал в сложнейшее положение: денег при себе нет, а в Ростове я непременно должен быть до обеда… Позвольте представиться: Мошин Филимон Сергеевич, бывший титулярный советник.
Прикидываю… титулярный советник — это, значит, чин девятого класса. Личное дворянство, стало быть, имеет. А таким, по правилам хорошего тона, как-то неловко отказывать. Да и ехать ему недалече — всего до Ростова Великого. Авось, развлечёт в дороге…
— Алексей Алексеевич, дворянин Костромской губернии. Путешествую по личной надобности в Москву. Позвольте предложить вам место в моем экипаже, а если желаете — велю принести еды или напитков к дороге.
Садимся в карету под удивлённые взгляды моих попутчиков: Ольги и Владимира. Удивление, впрочем, быстро сменилось радушием. Девятый чин — не велика птица, конечно, но всё же — дворянин. Да и вообще — не их дело, кого барин в экипаж к себе сажает.
— Еду я из Ярославля, сударь. С попутчиками, с коими ранее условился о совместной дороге, случился конфуз — сцепились, да так, что чуть не до поножовщины дело дошло. А я, как чувствовал, — не стоило авансом деньги давать. Теперь вот и поиздержался, как говорится, «при полном налицо отсутствии средств», — юморит в дороге Филимон. — Дома-то пенсия, конечно, ждёт, да до него ещё добраться надобно. Уже подумывал, не продать ли чего… да разве найдётся покупатель на моё добро? В саквояже, кроме пары книжек да несвежего белья, и брать-то нечего. Кто ж такое купит?
— Большая нынче пенсия? — мне реально интересно.
— Куда там! Я вот в этом году вышел, и, право сказать, как жить буду — не знаю. Был оклад пятьсот серебром… Так вот теперь имею с него половину. Это мне ещё повезло! А ведь у многих и треть выходит только, или меньше. А если двадцать лет не выслужил — всё, считай, зубы на полку, — смеется старик, попутно уминая рыбник.
От угощения он отказываться не стал. И правильно сделал! А мне не жаль. Даже приятно. Чувствую себя прямо-таки благодетелем.
— Двадцать лет — солидно, — киваю я, с уважением глядя на попутчика. — По вам видно: человек вы заслуженный. А какой пост занимали, если не секрет?
— Товарищем прокурора был. Как в пятом годе факультет нравственных и политических наук закончил, куда ещё при Павле поступил, так и трудился по законодательной стезе.
Ну что ж… не зря у меня душа такая широкая и добрая! Ладно, про университет он мне сейчас расскажет — это, конечно, любопытно, но не суть. Учился он, поди, ещё при царе Горохе, с тех пор много воды утекло. А вот то, что человек с законами на «ты» и может мне что-то подсказать насчёт моего московского домика — это уже хорошо. Это — польза.
— А вы, может, чем-то конкретным занимались? Ну, скажем, имущественными вопросами?
— А как же! — оживился Филимон. — И уголовные, и имущественные дела вёл. Поддержка обвинения в судах, надзор за ходом следствия, контроль над полицией и тюрьмами, проверка законности приговоров… Всё делал! А вижу, у вас ко мне вопрос имеется? Не стесняйтесь, коли могу быть полезен — с радостью помогу.
Глава 6
Пока по дороге обсуждали юридические тонкости, связанные с моей московской недвижимостью, незаметно добрались до Ростова. И я в очередной раз чуть не прокололся: хотел было назвать здешний кремль «кремлём», да вовремя спохватился — тут он, оказывается, именуется Архиерейским двором.
— Если бы дело касалось мещан, тогда да — тебе, сударь, дорога была бы прямая в Московский ратушный суд, — поучал меня мой титулярный попутчик. — Но ты — дворянин, стало быть, тебе надлежит обращаться в Московский нижний земский суд.
— Жалобу, коли что, я помогу составить, мне сие дело привычное, — тут Мошкин хитро взглянул на меня, — А заодно и подзаработаю.
Разумеется, соглашаюсь — с чего бы отказываться, коли польза налицо. Поэтому сразу по приезде удостоился чести быть приглашённым в гости к Филимону Сергеевичу.
Жилище бывшего титулярного советника, а ныне пенсионера, располагалось в задней части купеческого дома, что у тракта. Снимал он тут, как выяснилось, не одну комнату, а всю квартиру — две жилые комнаты да кухонку с сенями.
М-да… Ну и беспорядок развёл у себя Филимон — свинарник, не иначе. Говорит, кухарку недавно рассчитал — мол, дорого стало, теперь готовит сам. Уборку ему, вроде как, делают раз в неделю — но, по всему видно, особо не заморачиваются. Пыль по углам, на кухне — горы грязной посуды, стол завален бумагами, бельё сушится прямо на спинке стула… Ну, да я не чаи распивать сюда пришёл, а по делу. И надо признать — своё дело Мошин знает. Растолковал всё подробно и бумагу составил враз.
От дворянина…
Имеющего в собственности дом по адресу улица Никольская участок 14.
Покорнейше доношу:
В принадлежащем мне по купчей крепости доме, находящемся по улице… а ранее принадлежащий помещице Костромской губернии Анне Сергеевне Пелетиной и купленный мной 29 июня 1826 года
…
Самовольно не платя платы проживает мещанка Марья Ивановна Толобуева с семьёй.
…
Не имея с нею ни письменного договора, ни устного дозволения, нахожу её пребывание в доме моём беззаконным и нарушающим право собственности.
Прошу Ваше Благородие:
Повелеть произвести выдворение означенной Марьи Ивановны из моего владения с помощью квартального надзирателя.
В случае сопротивления — подвергнуть её задержанию по полицейскому порядку.
Купчая крепость прилагается.
В уверенности на защиту законов и порядка имею честь быть с совершенным почтением
И подпись:
Алексей Алексеевич….
Июля… дня, 1826 года
Дом 14, Никольская улица.
Пока отставной помощник прокурора строчил жалобу, я неспешно перелистывал книги, коих у пенсионера оказалось изрядное количество. Такой библиотеки я ещё ни у кого здесь не видел. Теперь понятно, отчего Филимон Сергеевич — человек далеко не глупый — нужду в деньгах терпит. Всё на книги уходит!
Денег он с меня, к слову, взял прилично — трёху. Столько же, по его словам, пойдёт на пошлину в суд. А ещё рублей до десяти возьмет адвокат — не самому же мне в суд идти.
Ну, это — если жиличка заартачится и выселяться не захочет. А я всё ж лелею надежду, что мещанка с дворянином ссориться не станет — не та у неё весовая категория. К тому же в годах она уже. Как бы вообще не померла та самая «лицейская подруга» Аннушки к моменту вручения жалобы — переписывать ведь придётся… Тьфу! Эким я бессердечным делаюсь. Три рубля мне, выходит, жальче, чем тётка!
Из Ростова мы направились в Переславль-Залесский, но опять до города не дотянули — заночевали на почтовой станции, вернее, в селе Новом. По привычке ожидал каких-нибудь событий, но ночь прошла спокойно. Никаких происшествий не поджидало нас и в Переславле. Ну и славненько! Мне эти волнения ни к чему. А что действительно нужно — так это карету менять. Моя, хоть и рессоры имеет, но жестка в тряске, и плавности хода нет.
Как по мне, город, где мы заночевали, — побольше Ростова будет, хоть тот и зовётся Великим. Но Переславль куда как оживленнее выглядит: улицы гудят, народ — вперемешку с гружеными телегами, повсюду бойкая торговля. Жизнь здесь будто через край льётся — всё шумит, движется, аж в глазах мельтешит.
Наши припасы еды показали дно, так что с утра мы, не откладывая, отправляемся на рынок. Воздух над Переславлем ещё не успел прогреться дневным солнцем и от Никитской улицы, где устроились на ночлег, до торговой площади дошли по холодку. Рынок раскинулся на площади у Вознесенской церкви: шатры и лавки были расставлены вплотную друг к другу, оставляя лишь узкие проходы для покупателей. Я как раз протискивался между толстомясой бабищей с корзиной и прилавком, заваленным зеленью, когда вдруг случилось оно — происшествие!
Мальчонка лет десяти, босой, в рваном зипуне, метнулся к нам из-под шатра и, рванув заплечную сумку у Тимохи, попытался сквозануть в какую-то дыру в заборе! Но я, шедший сзади, сработал быстрее, чем успел сообразить, что произошло, и в последний момент вырвал наше имущество у пацана. Сам от себя не ожидал такой прыти!
Остро захотелось дать леща раззяве Тимохе. Для профилактики, хотя бы. Тем более, в сумке, по правде сказать, ничего и не было. Всё, что покупали, мы складывали в корзину, которую тащил, разумеется, тоже мой крепостной.
— Озоруют, барин. Ловят ухарей, но они не кончаются. Купи говядинки, — промычал крепкий детина с красной мордой и голыми по локоть руками.
— Или вот — свининка! Только с утра закололи, ещё не остыла, — он откинул брезент, и показал нам розовую мякоть с белыми прожилками. — Из-под ножа, почитай. Меня тут все знают — не обману. Пётром кличут.
«Коли все знают — хорошо», — подумал я про себя и кивнул:
— Ну, отрежь нам на три фунта. Да чтоб без кости.