Председатель Государственного Совета подготовился честно, используя даже те материалы, которые графу Чернышёву предоставил Воронцов. И без помощи Михаила Семеновича Воронцова просто было бы невозможно подготовиться. Никто так хорошо не знает Кавказа, как Воронцов, как, впрочем, и Причерноморья.
— Лучше всего к вероятной войне готова Екатеринославская губерния… — говорил Чернышёв и невольно кривился при упоминании губернии, влиять на которую он не имел до сих пор практически никаких возможностей.
— Как так вышло, что Екатеринославская губерния подготовилась лучше? — спрашивал император. — Мы же, сколько я помню — а память мне не изменяет — выделяли больше денег Одессе, Николаеву и другим побережным городам и губерниям.
— Дозволите, Ваше Величество, я дополню? — спросил Воронцов, почувствовавший, что наступил очень удачный момент, чтобы щелкнуть по носу Чернышёва.
Одно дело — подготовить доклад, тут нельзя устраивать интриги, другое же показать императору, кто именно в курсе происходящего на Юге России.
Император позволил. И Воронцов начал…
— У меня есть бумаги, свидетельствующие о том, что в Екатеринославской губернии нынче готовы наборы провианта на более чем сто тысяч дневных норм на солдата и офицера. В Екатеринославе есть две новых больницы, которые в кратчайшее время могут стать военными госпиталями. Достроена больница в Александровске. Построена удобная дорога от Екатеринослава до Севастополя с временными деревянными мостами через Днепр, но с прочными сваями… — светлейший князь Михаил Семенович Воронцов блистал, даже боли в ногах казались несущественными. — Шесть тысяч бельгийских штуцеров…
— Как? — раздался крик, — Почему я не знаю о наличии такого оружия?
Это взбеленился граф Александр Иванович Чернышёв.
— Прошу простить меня, что сообщаю сие лишь сейчас. Но только перед заседанием пришли вести. Эта партия оружия была куплена с моей помощью человеком, которому я доверяю и который стал готовиться к войне раньше, чем она стала возможной, — усмехнулся Воронцов.
Светлейший князь не был бессребреником. Он собирался присвоить себе толику славы провидца, а тем самым отнять некоторое количество славы у Алексея Петровича Шабарина. Воронцов не участвовал в операции по закупке бельгийских штуцеров на деньги Шабарина. Он просто не мешал, что порой является лучшей помощью. Более того, Шабарин обращался к людям, так или иначе связанным с князем, в том числе и за границей. Так что Михаил Семенович решил, что имеет право говорить о своем участии.
— И кто же в нашем Отечестве новый Авель, что смог предсказывать войны? — усмехнулся государь [Авель — монах-предсказатель начала XIX века]. — И если это оружие каким-то нелепым и непонятным для меня образом оказалось в руках кого-то, то как нам его забрать? Просто отнять?
— Алексей Петрович Шабарин, вице-губернатор Екатеринославской губернии, не без моего участия смог выкупить у бельгийцев оружие еще до того, как поступил государственный русский заказ на штуцера в Бельгию. Еще нарезное оружие производится в Луганске, и частью его закупали частные лица. Нынче же Шабарин через Фонд Благочиния занимается выкупом оружия у ваших верноподданных, — сообщал Воронцов.
— Шабарин… — его императорское величество задумался. — Шабарин, вы сказали. Я уже слышал это имя… Не он ли цементные заводы поставил, используя и ваши деньги, светлейший князь? Тушеное мясо… Да, я вспомнил его. Деятельный юноша, выходит.
Император грозно, в своей манере, посмотрел на Чернышёва.
— Почему я так мало знаю о человеке, который столь печется о России? Когда пришло письмо от графа Бобринского, где он просил за Шабарина, вы же мне сказали, что вьюнош недостоин моего внимания! — Александр Иванович Чернышёв непроизвольно вжимал голову в плечи, забывая даже и о том, чтобы вид держать статный и лихой.
Мало кто мог бы выдержать взгляд государя.
— А еще это он пленил венгерского генерала и убил двух польских, — проявил свою осведомленность Александр Сергеевич Меншиков.
— Экий пострел! — усмехнулся Николай Павлович. — Вызовите ко мне его. Нужно же награждать таких сынов Отечества, ну и показывать всем подданным, что мое благоволение можно заслужить делами на пользу Отечеству. Так он сам отдаст нам ружья, чтобы быть обласканным. У нас же денег мало?
Министра финансов Российской империи Петра Федоровича Брока не было на этом совещании. Но все присутствующие, даже и далекие от вопросов государственных финансов, прекрасно понимали ситуацию. В армию, даже в преддверии войны, а в том, что она будет, нынче уже никто не сомневался, всё равно не приходит достаточное количество денег. Взяв внешний кредит, в том числе и у Англии, удалось временно стабилизировать процесс обесценивания рубля, но ситуация была плачевной. Так что даже закупка дополнительных шести-семи тысяч бельгийских винтовок — и то проблема, ибо армия все закрома уж выгребла для подготовки к войне.
— Как — охотничье оружие? Нарезные новейшие штуцера были привезены в Россию охотничьими ружьями? — император осмотрел всех присутствующих. — А что, так можно?
— Никакого закона нарушено не было, ваше величество, — поспешил заверить государя князь Воронцов.
Император покачал головой.
— Светлая память Михаилу Михайловичу Сперанскому, много законов описал. Он бы разобрался. Но я бранить не стану, напротив… У моих подданных могут быть нарезные ружья, нужно придумать, как это сделать, чтобы их передали армии. Все читали подробно записку Паскевича? — говорил император, несколько повеселев.
Конечно, все прочитали, а основные моменты сам же государь только что озвучил. Чернышёв уже публично выступил против мнения генерал-фельдмаршала Паскевича, который утверждал, что новое европейское оружие бьет русское. Для Александра Ивановича Чернышёва все равно сабля и верный конь являются главным оружием и силой, что переломит хребет любой армии Европы. Так что шла кулуарная борьба за право определять перспективы развития русской армии.
— Я жду Шабарина к себе. Сообщите ему! Ну и намекните ему, что передача в армию всего оружия, что у него есть, будет оценена мной, — император посмотрел на Меншикова. — Ну а вам, князь, сил, терпения и воли. Вы представляете великую державу и оберегаете мою честь. Так что спуска туркам не давать — даже в Константинополе!
Сказав это, император стал завершать встречу, удивляясь тому, почему еще раньше не вызвал к себе вице-губернатора Екатеринославской губернии Шабарина. Ведь Николай Павлович должен был лично подписывать назначение Шабарина, а потом было письмо от графа Бобринского, упоминания от Паскевича…
И вправду, чудно выходило.
Глава 5
Севастополь, мирный приморский городок, был теперь словно встревоженный улей. История о стрельбе в городе, о двух убитых нападавших, а также страшном убийстве милой баронессы и её дядюшки прямо в доме волновала всех. Обсудить было больше и нечего, так что даже кумушки, недавно рассорившиеся, как казалось, на всю жизнь, спешили помириться и обсудить в разговоре последние новости. Даже забавно! Настроение было не самым плохим, поэтому можно было даже что-то очень серьёзное облечь в скорлупу юмора.
Мирон был ранен, но жить должен, в сознании. Обвинений в мою сторону не последовало. Да и как обвинять меня, потерпевшего? Если бы не тот прием в доме губернатора, когда мне пели дифирамбы, так еще, вполне может быть, и промариновали бы. Но так…
Мой визит к губернатору Морицу Борисовичу Берху, на котором я сам так настаивал, оказался лишь тратой времени, столь драгоценного при скоротечности развития событий. Берх был совершеннейше растерян. Все доводы в пользу того, что сбежавший англичанин — и есть убийца баронессы и организатор покушения, сталкивались с непробиваемой стеной неприятия. Военный губернатор Севастополя не хотел быть тем, что станет раскалывать нынче кажущийся нерушимым военно-политический союз Англии и России. Светлая память его предшественнику, губернатору адмиралу Лазареву, тот-то был с железными яйцами.
— И каких действий вы ждёте от меня? — чаще всего в нашем разговоре с губернатором звучал именно этот вопрос.
Складывалось впечатление, что старшим в чинах и званиях являюсь именно я, а не адмирал. Да-а-а. И всё же правильно, что в иной реальности его отстранили от военных дел. Этот человек никак не подходит для войны, даже хуже, чем Меншиков или Паскевич с Дубичем. Он теряется при любой неожиданности. Если что-то, так сказать, не по учебнику — адмирал зависает, как старый компьютер, не тянет новую программу. А ведь чем ближе война, тем чаще будут случаться самые разные чрезвычайности. Англичане научились, приняли на вооружение новые методы и тактики ведения тайной войны. Так что я не удивлюсь, если в Севастополе уже действует законспирированная диверсионная группа, задача которой — взорвать в Севастополе склады с оружием и боеприпасами.
Если взглянуть на историю покинутого мной мира, то станет понятным, что Севастополь не был готов к обороне. В том числе ощущалась и острая нехватка хоть каких-нибудь боеприпасов. И в этом свете играет совершенно иными красками решение затопить Черноморский флот и использовать вооружение и боеприпасы кораблей для обороны Севастополя. Может быть, Нахимов и перестал сопротивляться такому унизительному решению именно потому, что понял: если флот не отдаст всю свою артиллерию и боеприпасы, а матросов не пошлёт в оборону, то флоту будет просто некуда возвращаться. Севастополь пал бы в самое ближайшее время.
Так что я покинул губернатора, к вящей радости самого адмирала Берха, ни с чем. Но и то хлеб. Лучше уйти «в ноль», чем получить минус. Оставалось только ждать, когда прибудут сведения от моего полка, обложившего все дороги из Севастополя, правда, проверяли они только подозрительных. И за такое самоуправство я, конечно, также должен был получить нагоняй от деятельного военного губернатора. Был бы только Берх деятельным.
— Доклад! — нетерпеливо потребовал я от Тараса, когда он прибыл, уже к вечеру, с информацией о результатах поисков.