Освобождение Европы
Возвращение в армию
1 (13) января 1813 года, отслужив молебен, император Александр и М. И. Кутузов вместе с армией перешли Неман. Россия, «сокрушительница врага в собственных пределах» [119. С. 5], шла теперь освобождать от наполеоновского ига и другие страны. Твердо веря в грядущую победу, Михаил Илларионович в тот же день написал своей жене:
«Дай Бог, чтобы тринадцатый год кончился так счастливо, как начинается» [91. С. 459].
Скорее всего, весь конец декабря Барклай-де-Толли пробыл в фамильном имении Бекгоф в Лифляндии. После возвращения из Санкт-Петербурга он в основном лежал в постели и с трудом передвигался по дому.
Но вот уже 13 января Кутузов сообщил домой:
«Барклая ожидаем; я думаю, мы с ним не поссоримся, тем более что и не вместе будем жить» [10. С. 209].
Это говорит о том, что Барклай-де-Толли вполне мог приехать в главную квартиру уже 14 или 15 января.
В любом случае, ко дню его приезда в действующую армию войска Наполеона уже были изгнаны из России, и император Александр находился перед дилеммой: завершить войну подписанием мира или продолжить ее на территории Европы, добившись окончательного уничтожения Наполеона?
В пользу продолжения войны говорило то, что окончательный разгром Наполеона явно укрепил бы позиции России в Европе и позволял рассчитывать на приобретение новых территорий.
Соответственно, Александр I потребовал «следовать беспрерывно за неприятелем» [137. С. 219] и лично прибыл к армии в Вильно. Со своей стороны, «Кутузов не торопился с заграничным походом и предпочел бы обойтись без него. “Ваш обет исполнен, — говорил он царю, — ни одного вооруженного неприятеля не осталось на русской земле. Теперь остается исполнить и вторую половину обета: положить оружие”» [137. С. 219].
Но Александр, не желавший останавливаться на достигнутом, настоял на своем, ибо для него «война с Наполеоном была актом борьбы его личного самолюбия, независимо от тех политических причин, которые ее вызывали» [52. С. 117].
В результате, в январе 1813 года русские войска в составе Главной армии генерала от кавалерии А. П. Тормасова (с ней были сам император и М. И. Кутузов), 3-й Западной[51] адмирала П. В. Чичагова и 30-тысячного отряда графа М. А. Милорадовича вошли в Польшу и Пруссию. На направлении Кёнигсберг — Данциг двигался отдельный корпус П. X. Витгенштейна.
Наступление шло очень энергично, и вскоре на сторону русских перешел прусский корпус генерала Йорка фон Вартбурга.
В это время Барклай-де-Толли оставался в вынужденном бездействии, не понимая, для чего он вызван, чем будет командовать и будет ли командовать вообще.
У военного историка А. В. Висковатова читаем:
«Мы не могли достоверно узнать, где и как происходило первое свидание императора Александра с Барклаем-де-Толли по прибытии последнего из Петербурга, а сколько важного и любопытного должно было заключать в себе это свидание!» [35. С. 75].
Точно известно лишь то, что в январе месяце Барклай-де-Толли в очередной раз написал императору Александру, а 23 января (4 февраля) он уже принял командование 3-й Западной армией вместо заболевшего адмирала П. В. Чичагова. По состоянию на декабрь 1812 года эта армия насчитывала 46 батальонов, 39 эскадронов, 10 казачьих полков и 136 орудий [106. С. 231].
Осада и взятие Торна
Когда Барклай-де-Толли принял командование 3-й армией, на него было возложено взятие крепости Торн, расположенной на правом берегу Вислы.
3-я армия была самой малочисленной из всех русских армий. На то время в ее рядах было всего лишь около 18 тысяч человек — меньше, чем в ином корпусе, причем непосредственно под Торном стояло лишь 13 тысяч. Но разве это было главное? Главное заключалось в том, что Михаил Богданович снова находился в армии, на театре военных действий, и он был по-настоящему счастлив.
Адмирал Павел Васильевич Чичагов с нетерпением ждал того дня, когда сможет сдать должность Барклаю-де-Толли.
«Не без сочувствия принимал Михаил Богданович у адмирала бразды правления. Судьба сурово обошлась с неудачливым “сухопутным адмиралом”, и пост, им занимаемый, давно уже был ему не в радость» [8. С. 454].
В 1812 году П. В. Чичагов не без «содействия» М. И. Кутузова допустил ряд непростительных ошибок, что позволило Наполеону ускользнуть из России.
Между тем, как это часто бывает, все критические стрелы были пущены в одного лишь Чичагова. Его прозвали «земноводным генералом», взявшимся не за свое дело, «ангелом-хранителем Наполеона» и даже опять-таки изменником.
Остроумная и язвительная Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова, статс-дама и жена Главнокомандующего, высказалась так: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж — Россию, а Чичагов — Наполеона» [136. С. 294].
Павел Васильевич был человеком гордым. Оскорбленный несправедливым к себе отношением, он начал один за другим писать рапорты с просьбой об отставке, но согласие государя получил лишь в феврале 1813 года.
«Сочувствие Барклая к своему предшественнику на посту командующего 3-й армией объяснялось прежде всего прекрасной человеческой репутацией адмирала, а также и тем, что во всех жизненных обстоятельствах Чичагов сохранял твердость духа и высокое достоинство, несмотря на удары судьбы.
Барклай помнил, как еще во времена Павла I интригой военно-морского министра графа Кушелева Чичагов был обвинен в намерении бежать в Англию и по приказу Павла — прямо у императора в кабинете — с него сначала сорвали ордена и отобрали шпагу, а затем сняли мундир и провели в одном нижнем белье по коридорам дворца в Павловске, заполненного придворными и знатью.
Тут же адмирал был отведен в Петропавловскую крепость, где и просидел целый год до лета 1799 года» [8. С. 455].
На самом же деле все обстояло совсем не так просто и не так однозначно. Вот, например, что писал о Чичагове граф Ф. П. Толстой[52], известный независимостью суждений:
«Павел Васильевич Чичагов был человек умный и образованный. Будучи прямого характера, он был удивительно свободен и, как ни один из других министров, прост в обращении и разговорах с государем и царской семьей.
Зная свое преимущество над знатными придворными льстецами как по наукам, образованию, так и по прямоте и твердости характера, Чичагов обращался с ними с большим невниманием, а с иными даже с пренебрежением, за что, конечно, был ненавидим почти всем придворным миром и всей пустой высокомерной знатью; но император Александр Павлович и императрица Елизавета Алексеевна его очень любили» [144. С. 534–535].
А кто-то из современников Чичагова видел в нем фигуру трагическую и даже отмеченную печатью рока.
«Наконец, третьи полагали причину его жизненных неудач в собственном его характере. К числу последних принадлежал и Барклай, ибо и в его собственном характере было немало черт, свойственных Павлу Васильевичу» [8. С. 456].
Генерал А. П. Ермолов писал о П. В. Чичагове так:
«Я не мог не видеть превосходства ума его, точности рассуждений и совершенного знания обстоятельств. Упругий нрав его, колкий язык и оскорбительная для многих прямота сделали ему много неприятностей» [2. С. 247].
Чичагов также симпатизировал и Михаилу Богдановичу, и Ермолову, видя некую параллель в своей судьбе с их собственными.
Сдача дел произошла быстро. После этого «Чичагов сошел с военного поприща и на оном уже более не являлся» [96. С. 11].
5 (17) февраля 1813 года Барклай-де-Толли докладывал М. И. Кутузову:
«По числу наличных здесь в полках людей армия сия носит только одно название, составляя, впрочем, не более как отряд: большая часть полков, ей принадлежащих, находится в отдаленных корпусах и отрядах, кои по отдаленности своей не имеют даже и нужного сообщения, — многие бригады не в своем виде, так что один полк или батальон его находится здесь, а другие в отдаленных корпусах и отрядах, некоторые же пошли в расформировку» [41. С. 43].
Желая исправить создавшуюся ситуацию, Барклай-де-Толли предлагал следующее:
«Посему для сохранения в армии возможного устройства, не благоугодно ли будет Вашей Светлости приказать или только отделенные от своих бригад присоединить к оным, или же из остающихся здесь разных бригад составить бригады новые, ибо если далее будут оставаться в теперешнем их положении, то, не имея должного наблюдения за внутренним их управлением, как и начальников, собственно им назначенных, и переходя из рук в руки, могут сии войска, наконец, вовсе исчезнуть. Все сие имею честь предать в благорассмотрение Вашей Светлости и испрашиваю Вашего разрешения» [41. С. 43].
С этого момента между Барклаем-де-Толли и М. И. Кутузовым установилась регулярная служебная переписка. В двадцатых числах марта крепость Торн была уже тесно обложена, и 28 марта (9 апреля) начались осадные работы. Михаил Богданович сообщал Кутузову обо всем: о вылазках противника, об ответных контратаках, о подготовке армии к длительной осаде, хотя для нее явно не хватало войск, а также пороха, гранат, бомб и крупнокалиберных орудий.
Гарнизон Торна состоял из четырех тысяч баварцев и полутора тысяч французов под командованием бригадного генерала Пуатвена.
Город был окружен мощной крепостной стеной с башнями, валом, рвами с водой и бастионами. На левом берегу Вислы находился замок с еще более толстыми стенами, прикрытый артиллерией из крепости и батареей на речном острове Пац. Замок с крепостью соединялся мостом, но лед снес этот мост и теперь сообщение между гарнизонами поддерживалось с помощью лодок.
Осадная артиллерия Барклая-де-Толли насчитывала 38 орудий: это были 12-фунтовые пушки и 50-фунтовые мортиры. Как только все необходимое поступило, начались интенсивные бомбардировки крепости, сочетавшиеся с атаками господствующих высот. Так, за 1–2 (13–14) апреля по крепости было выпущено почти пять тысяч бомб из мортир и около двух тысяч пушечных ядер.
В следующие дни люди инженер-генерала К. И. Оппермана подвели траншеи вплотную к крепости, и это заставило осажденных начать переговоры о сдаче. В итоге, 4(16) апреля 1813 года они приняли все условия капитуляции, согласно которой крепость была сдана через два дня.
Оставшиеся невредимыми солдаты и офицеры гарнизона, сдав оружие, получили дозволение отправиться в Баварию с обязательством не воевать больше в кампанию 1813 года. Было захвачено 52 орудия, более десяти тысяч ружей и значительный запас провианта. При этом русские потеряли лишь 28 человек убитыми и 167 — ранеными. После этого 3-я армия двинулась в Силезию, на соединение с основными силами.
Наградой Барклаю-де-Толли стали орден Святого Александра Невского с алмазами и 50 тысяч рублей.
Соединение с главной армией
По прибытии 6 (18) апреля в город Бунцлау император Александр I и Главнокомандующий князь Кутузов расположились здесь, как рассчитывалось, на четыре дня. Но именно здесь уже тяжело больной генерал-фельдмаршал «тихо угас на лаврах» [111. С. 272]. Его тело было «по высочайшему повелению отправлено в Санкт-Петербург, дабы быть погребено со всеми высокому званию его и навеки незабвенным Отечеству оказанным услугам подобающими почестями» [24. С. 311].
После этого — 16 (28) апреля — армию возглавил генерал от кавалерии граф Витгенштейн, «имя коего гремело среди других с яркою славою “Защитника Петрова града”» [111. С. 272]. Пруссаки согласились с этим решением императора Александра, а вот генералы Тормасов и Милорадович «отказались служить под его командой, ссылаясь на свое старшинство (Витгенштейн был действительно моложе обоих)»[53] [147. С. 536].
Уже с Витгенштейном во главе русско-прусская армия 20 апреля (2 мая) 1813 года провела сражение при Лютцене, которое военный историк Дэвид Чандлер называет «бесспорной победой Наполеона» [147. С. 529].
По оценкам Анри Лашука, в этом сражении французы потеряли примерно 20 тысяч человек убитыми и ранеными, а союзники — около 12 тысяч человек [80. С. 610]. Естественно, последние поспешили назвать Лютцен своим успехом, но, по мнению Дэвида Чандлера, эти «претензии были весьма неубедительны» [147. С. 539].
В «Записках» генерала А. И. Михайловского-Данилевского читаем:
«По возвращении в Дрезден мы нашли жителей в великом недоумении, потому что о Лютценском сражении было им возвещено как о совершенной победе над французами, коих они полагали в отступлении: они не знали, чему приписать появление наше посреди их, особенно видя, что улицы города были наполнены союзными войсками, обозами и ранеными, тянувшимися на правый берег Эльбы» [96. С. 134].
Наполеон со свойственной ему пропагандистской экзальтацией после сражения написал:
«Лютценская битва будет поставлена выше сражений при Аустерлице, Йене, Фридланде и Москве-реке. Я уже двадцать лет командую французскими армиями, и никогда не видел еще столько смелости и преданности» [80. С. 611].
После этого сражения русско-прусская армия, при которой находились союзные монархи, поспешно отступила за Эльбу и заняла позицию за Бауценом, саксонским городком, что в 40 километрах восточнее Дрездена.
«Прибыв туда, Витгенштейн нашел ожидавшее его желанное подкрепление» [147. С. 540]. Это была армия Барклая-де-Толли, которая подошла от Торна.
По данным Михайловского-Данилевского, это был сводный корпус из 22 500 человек [100. С. 196]. Он выступил из Торгау в ночь с 6 на 7 мая, «в двух колоннах: первую, графа Ланжерона, составляли русские; вторую, Йорка, пруссаки» [100. С. 196].
Генерал Чаплиц командовал авангардом первой колонны. Он-то и встретил противника в районе Кёнигсварте — это был передовой отряд маршала Нея. Завязался бой, но очень скоро Барклай-де-Толли вынужден был остановить колонну генерала А. Ф. Ланжерона, «услышав сильную канонаду в той стороне, где находилась колонна Йорка» [100. С. 197].
В самом деле, генерал Йорк фон Вартенбург в это время завязал бой с корпусом генерала Лористона у Вейсига. Понимая, что пруссаков немного, Михаил Богданович отрядил им на помощь 1-ю гренадерскую дивизию. Этим он подкрепил их и облегчил им отступление. Потом вслед за генералом Йорком начал медленно отступать и сам Барклай-де-Толли.
В результате этого боя с русской стороны было «убито, ранено и без вести пропало 1001; у пруссаков выбыло из строя 1983 человека» [100. С. 198].
Таким образом, корпус Нея нанес мощный удар по войскам Барклая-де-Толли, однако, несмотря на превосходство в силах, прославленному наполеоновскому маршалу не удалось осуществить задуманный Наполеоном глубокий обходный маневр союзной армии. Это произошло из-за стойкой обороны русских частей, а «за дело при Кёнигсварте[54] Барклай-де-Толли был награжден орденом Святого Андрея Первозванного» [100. С. 198].
После этого его войска присоединились к Главной армии, расположенной у Бауцена, и стали на ее правом фланге.
Бауцен
Вслед за этим, 8 (20) мая, Наполеон с основными силами — всего у него было около 140 тысяч человек — форсировал в нескольких местах реку Шпрее.
У союзников в районе Бауцена имелось лишь «96 000 человек, в том числе 68 000 русских и 28 000 пруссаков» [100. С. 195].
Как видим, Наполеон превосходил союзников в численности войск на 44 тысячи человек. При таком превосходстве противника войска графа Витгенштейна, оставив Бауцен, начали отходить за реку Лёбау. Вскоре выяснилось, что направленных в обход правого фланга сил французов гораздо больше, чем думали сначала. А это значило, что угроза обхода правого крыла союзников все еще оставалась. Сообразно этому последовали перемещения в расположении войск, в результате чего Барклай-де-Толли тоже стал отходить вслед за главными силами.
Михаил Богданович переместил свои войска за реку Блезауер, а потом двинулся к реке Лёбау. В это время главная армия, перестраиваясь, растянулась почти на 12 километров и, таким образом пытаясь уйти от угрозы охвата с фланга, выстроилась в боевой порядок, который мог быть прорван практически в любом месте.
При отступлении из-под Бауцена русско-прусская армия шла тремя колоннами, и Барютай-де-Толли командовал одной из них. Теперь его войска служили арьергардом, прикрывавшим общее отступление. В ходе этого отступления, именно благодаря образцовым действиям арьергарда, союзники не потеряли ни одного орудия и повозки.
Среди свидетельств участников битвы под Бауценом особый интерес представляют «Записки» подполковника квар-тирмейстерской части штаба 3-й армии П. И. Фаленберга, исполнявшего обязанности адъютанта Барклая-де-Толли.
«После сражения под Люценом, — пишет П. И. Фаленберг, — наши армии отступали до Бауцена, где Барклай и Блюхер стояли в крепкой позиции, чтобы дать генеральное сражение, которого, как кажется, Наполеон жаждал. При присоединении к нам главной армии боевая позиция 3-й армии растянулась с промежутками в пять верст; неприятель расположился почти параллельно к нам на такое же протяжение на расстоянии более пушечного выстрела.
Бауцен, никем не занятый, остался на нейтральном пространстве между двух армий.
Сначала Наполеон атаковал наш левый фланг; все его атаки были мужественно отражены… Наполеон хотел непременно сломить наш фланг.
Прусский генерал фон Клейст, стоявший ближе к центру и водивший свои войска несколько раз в огонь, сильно пострадал. Два дня продолжалась упорная битва левого фланга и центра; канонада продолжалась до поздней ночи без умолку; только правый фланг наш стоял, не трогаясь с места» [8. С. 462–463].
В это время Фаленберг был отправлен к казачьему генералу Б. А. Грекову 3-му, стоявшему с несколькими полками за рекой Шпрее, чтобы зарисовать позицию левого фланга неприятеля. Устроившись в кустах на вершине холма, подполковник заметил вдалеке густые клубы пыли — это в тыл Барклаю-де-Толли шли корпуса Лористона и Мармона. Однако до назначенной цели им оставалось пройти еще немало.
Поняв ситуацию, Фаленберг помчался к генералу Грекову, и тот немедленно отправил донесение к начальнику штаба армии. Барклай-де-Толли был вовремя предупрежден, что спасло его армию от поражения. Однако как раз в это время к Барклаю-де-Толли прибыл от императора один из его генерал-адъютантов с требованием отправить подкрепление на противоположный фланг.
С невозмутимым спокойствием Михаил Богданович отказался выполнить этот приказ, заверив посланника императора, что не пройдет и двух часов, как его позиция будет атакована.
Так и случилось.
«Часу в одиннадцатом обнаружилось настоящее намерение неприятеля, он начал обходить правое крыло наше под командой Барклая. <…> Барклай сражался мужественно и делал самые благоразумные распоряжения; превосходство сил неприятельских ни на одну минуту не поколебало его» [98. С. 343–344].
Войска Барклая-де-Толли стояли твердо, не отступив с позиции ни на шаг.
«Сражение продолжалось упорно целый день с переменными успехами, наконец, к вечеру армия наша отступила» [155. С. 84].
«Бауцен стал местом двухдневного крайне ожесточенного сражения, где удача переходила то на одну, то на другую сторону. Если союзников было намного меньше, чем французов, зато они хорошо укрепились, имели перед собой реку, тогда как у Наполеона большинство соединений состояло из плохих солдат — и измотанных, и неопытных» [147. С. 542].
Каждая сторона потеряла под Бауценом примерно по 20 тысяч человек, и преследование со стороны Наполеона было «относительно медленным и малоэффективным» [147. С. 545]. Русские и прусские войска отошли в полнейшем порядке. Когда отступил и Барклай-де-Толли, император Александр похвалил его за ослушание, спасшее армию, обнял и приказал командовать арьергардом, прикрывая общее отступление.
У А. И. Михайловского-Данилевского читаем:
«Русские и пруссаки не одержали победы, но не были и разбиты, стяжав славу мужественного сопротивления. Ни один из наших батальонов и эскадронов не был расстроен. <…> Наполеон не взял ни пушки, ни знамени, ни повозки у армии, двое суток с ним боровшейся, и, наконец, отступившей среди прекрасного майского дня, когда сам он потерял два орудия, отбитые русскими конными партиями на левом крыле. Данный Наполеону под Бауценом отпор и беспрепятственное отступление, совершившееся без малейшей потери, были неоспоримыми доказательствами нравственного превосходства союзных войск в сравнении с наполеоновыми, новым благодетельным плодом нашей Отечественной войны, поглотившей старые полки завоевателя» [100. С. 214].
Бауценское сражение изменило положение Барклая-де-Толли в армии. В тяжелом бою он показал себя очень хорошо, «долго оспаривал у неприятеля место сражения» и «нарушил все предположения Наполеона, который, поручая начальство своим левым флангом маршалу Нею, приказал ему обойти наше правое крыло» [11. С. 363].
А вот граф Витгенштейн «с ролью Главнокомандующего не справился — это был не его уровень» [24. С. 327].
Вскоре после сражения он представил императору Александру следующее донесение:
«Теперь прибыл к армии генерал Барклай-де-Толли, который гораздо меня старее и у которого я всегда находился в команде, и ныне я почту за удовольствие быть под его начальством. При соединении армии необходимо быть одному начальнику; я до сих пор всем распоряжал именем Вашего Императорского Величества, находясь при Вашей квартире, а посему не мог никто и обижаться тем. Но как теперь, по случаю ретирады, я не могу быть всегда при Вашем Величестве, то считаю сие уже неудобным, не сделав кому-либо через то оскорбления, ибо в армии многих я моложе» [100. С. 228].
На основании этого донесения Барклай-де-Толли «получил повеление явиться к государю для личных объяснений» [100. С. 224].
Причиной этого приглашения оказалось намерение императора вверить Михаилу Богдановичу начальство над всеми союзными русско-прусскими войсками вместо графа Витгенштейна. Соответствующий приказ последовал 17 (29) мая. Почти одновременно с этим прусский король пожаловал Михаилу Богдановичу орден Черного Орла.
Во главе русско-прусской армии
Итак, Михаил Богданович встал во главе объединенной русско-прусской армии, которая насчитывала 140 батальонов, 182 эскадрона, 29 казачьих полков и 340 орудий [106. С. 236].
Произошло это как раз накануне перемирия с Наполеоном. Сначала оно было заключено на 36 часов, затем его продлили до 20 июня, а потом — еще на три недели. Делалось это для того, чтобы «дать Австрии время закончить свою тайную мобилизацию. Наполеон, также желавший завершить свою подготовку, не возражал, хотя у него не было иллюзий насчет будущего исхода» [147. С. 547].
29 июля (10 августа) Австрия объявила войну Франции.
«После заключения перемирия союзные и французские войска пошли за демаркационные черты и расположились на пространных квартирах. Авангарды наши оставлены были на биваках с приказанием: соблюдать строго военные предосторожности для избежания внезапного нападения, и не допускать жителей иметь сообщение с нейтральной полосой и краем, занятым неприятелями» [100. С. 259].
В это время Барклай-де-Толли занимался устройством своей армии. Например, «несколько дней он не мог узнать истинного счета оной, сначала полагали ее… во сто тысяч, потом в семьдесят, а на поверку вышло, что она состояла из девяноста тысяч. Сие происходило оттого, что полки были перемешаны, что некоторые дивизии и бригады имели полки, вовсе к ним не принадлежавшие, другие же полки примыкали к чужим дивизиям, не зная, где отыскать настоящих своих начальников» [98. С. 347].
После окончания перемирия армия Барклая-де-Толли вошла в состав Богемской армии союзников под командованием австрийского генерал-фельдмаршала Шварценберга, еще совсем недавно воевавшего против России.
Князь Шварценберг, главнокомандующий австрийской армией, попросил Барклая-де-Толли сообщить ему план военных действий. Не удовлетворить его желание было нельзя, однако между русским и австрийским дворами тогда еще не существовало должного союза, а посему «надлежало в сем случае поступить с некоторой осмотрительностью» [96. С. 195].
Барклай-де-Толли отправил к австрийскому фельдмаршалу К. Ф. Толя, которому поручил объяснить предположения Александра I, касающиеся действий после перемирия. При этом генерал-майору Толю было дано наставление, чтобы он «в особенности дал почувствовать князю Шварценбергу, с каким тщанием мы старались сохранять наши силы, доколе приготовления австрийцев к войне не были еще окончены» [96. С. 196]. Он должен был объяснить, что именно поэтому союзники, чтобы выиграть время, только и делали, что отходили назад.
«Может быть, — сказал Михаил Богданович генералу Толю, — князь Шварценберг составил другой план, отличающийся от нашего? В этом случае, чрезвычайно важно не оскорблять самолюбия австрийских генералов, и показать им с нашей стороны особенное уважение, а посему вам надлежит соблюсти всю осторожность и приличия, необходимые в столь щекотливом деле, касающемся, сверх того, личностей» [96. С. 196].
Согласно составленному плану, все силы союзных монархов были разделены на три армии. Первая — Главная или Богемская — под командованием князя Шварценберга, включала в себя «237 777 русских, пруссаков и австрийцев при 698 орудиях» [96. С. 202]. Русско-прусскими войсками этой армии командовал Барклай-де-Толли: они состояли из русского корпуса графа Витгенштейна, прусского корпуса генерала Фридриха фон Клейста и резерва цесаревича Константина Павловича.
Союзные монархи решили находиться при Богемской армии.
Силезская армия под командованием прусского генерала Блюхера состояла из трех русских корпусов — Остен-Сакена, Ланжерона и Сен-При, и прусского корпуса генерала Йорка. Всего эта армия насчитывала «95 322 человека и 356 орудиий» [96. С. 203].
Наконец, Северная армия, состоявшая под начальством шведского наследного принца Карла-Юхана, он же бывший маршал Бернадот, включала в себя русские, шведские и прусские войска — всего «155 112 человек при 387 орудиях» [96. С. 203].
Всего в союзных армиях насчитывалось «488 211 человек и 1441 орудие» [96. С. 203].
Тем временем Наполеон сумел набрать «559 батальонов, почти 400 эскадронов и 1284 пушки, то есть, вероятно, он имел 400 000 пехоты и почти 40 000 кавалерии» [147. С. 548].
В период перемирия Барклай-де-Толли энергично проводил устройство своих войск. Оружие было исправлено, запасы пополнены, люди и лошади отдохнули, полки были усилены прибывшими к ним резервами и выздоровевшими, так что на смотрах, произведенных императором в конце июля, войска оказались в самом удовлетворительном, а частью и в отличном состоянии. «Парад был блестящий; войска успели укомплектоваться, обшиться и обучиться» [119. С. 168].
Перемирие окончилось 27 июля (8 августа) 1813 года, но еще оставалось шесть дней, в которые, по условию, нельзя было начать военных действий, и обе воевавшие стороны старались употребить этот кратковременный срок с наибольшей для себя пользой и расположить свои войска выгоднейшим образом для начинавшегося нового похода.
После окончания перемирия, как пишет в своих «Походных записках» подполковник-артиллерист И. Т. Радожицкий, «генерал Барклай-де-Толли отдал по армиям строгий приказ о военном порядке в биваках, на марше и в сражениях. Он обещал нам важнейшие события, если только употребим последние усилия для сокрушения общего врага Европы» [119. С. 183].
Сражение под Дрезденом
13 (25) августа 1813 года Богемская армия фельдмаршала Шварценберга подошла к Дрездену в четырех колоннах, и после этого началась сильная артиллерийская перестрелка.
«В девять утра 14 (26) августа Наполеон вошел в Дрезден. К 17 часам у Наполеона в Дрездене было уже около 70 000 солдат. Союзники к тому времени имели под городом более 110 000 человек, но императора не смущал их численный перевес» [80. С. 640].
При этом союзники не спешили атаковать город, так как никто не хотел брать ответственность на себя. Русские и пруссаки обвиняли в нерешительности австрийцев, австрийцы — Барклая-де-Толли. По словам генерала М. И. Богдановича, «осторожный Барклай действительно не решался штурмовать укрепленный город, находясь по непростительной небрежности главнокомандующего (князя Шварценберга. — С. Н.). в совершенном неведении насчет средств, которыми располагает неприятель» [23. С. 129].
Как бы то ни было, «из-за несогласованных действий союзников взять укрепленный город с ходу не удалось» [24. С. 328].
А между тем, «пока союзники теряли время, Наполеон принимал меры для отражения их от Дрездена» [23. С. 132]. Что же касается боевых действий, то имела место лишь сильная канонада, конец которой положила темнота.
15 (27) августа стрельба возобновилась с новой силой. К этому времени «Наполеон располагал уже 120-тысячной армией против почти 150 000 австрийцев, русских и пруссаков, имевшихся тогда у Шварценберга» [80. С. 641].
По состоянию на август 1813 года русско-прусская армия, находившаяся под командованием Барклая-де-Толли, имела следующий состав [106. С. 236–237]:
Русский корпус (генерал от кавалерии граф П. X. Витгенштейн)
1-й пехотный корпус (генерал-лейтенант князь А. И. Горчаков 2-й)
5-я пехотная дивизия (генерал-майор Б. П. Мезенцев)
14-я пехотная дивизия (генерал-майор Б. Б. Гельфрейх)
2-й пехотный корпус (генерал-лейтенант принц Евгений Вюртембергский)
3-я пехотная дивизия (генерал-майор князь И. Л. Шаховской)
4-я пехотная дивизия (генерал-майор Д. И. Пышницкий)
Олонецкое и Вологодское ополчение (генерал-майор И. М. Аклечеев)
Кавалерийский корпус (генерал-лейтенант граф П. П. Пален 3-й)
1-я гусарская дивизия (генерал-майор Ф. В. Ридигер)
3-я уланская дивизия (генерал-майор барон Е. И. Меллер-Закомельский)
2-й прусский корпус (генерал-лейтенант Ф. Г. Клейст)
9-я пехотная бригада (генерал-майор Клюке)
10-я пехотная бригада (генерал-майор Г. Д. Пирх 1-й)
11-я пехотная бригада (генерал-майор Г. Э. Цитен)
12-я пехотная бригада (генерал-лейтенант принц Август Прусский)
Резервная кавалерия (генерал-майор Ф. Э. Рёдер)
Резервная артиллерия (полковник Браун)
Российско-прусский резерв (цесаревич Константин Павлович)
3-й гренадерский корпус (генерал-лейтенант Н. Н. Раевский)
1-я гренадерская дивизия (генерал-майор Н. С. Сулима)
2-я гренадерская дивизия (генерал-майор П. Н. Чоглоков)
5-й гвардейский корпус (генерал-лейтенант А. П. Ермолов)
1-я гвардейская пехотная дивизия (генерал-майор барон Г В. Розен)
2-я гвардейская пехотная дивизия (генерал-майор И. Ф. Удом 1-й)
Гвардейская легкая кавалерийская дивизия (генерал-майор И. Г. Шевич)
Прусская гвардейская бригада (полковник Э. Л. Типпельскирх)
Кирасирский корпус (генерал-лейтенант князь Д. В. Голицын 2-й)
1-я кирасирская дивизия (генерал-лейтенант Н. И. Депрерадович)
2-я кирасирская дивизия (генерал-майор Н. В. Кретов)
3-я кирасирская дивизия (генерал-лейтенант барон И. М. Дука)
Резервная артиллерия (генерал-майор Я. Е. Гине)
Казачий корпус (генерал от кавалерии граф М. И. Платов)
Армия Барклая-де-Толли входила в состав Богемской армии князя Шварценберга и насчитывала 140 батальонов, 182 эскадрона и 29 казачьих полков при 340 орудиях [106. С. 236].
Согласно диспозиции, Барклай-де-Толли, находившийся на правом фланге союзной армии, должен был спуститься от Лёйбница к Зёйдницу. Войска же, которые должны были атаковать французов с фронта, ожидали для начала нападения, пока Барклай-де-Толли спустится с гор вниз.
Но еще ночью начался сильный дождь, который сильно ухудшил видимость и создал неимоверную грязь на дорогах. Он был настолько сильным, что пехота практически не могла стрелять из ружей. По этой причине Михаил Богданович прислал адъютанта, который «по причине мглы и ненастья долго отыскивал государя. Он был прислан доложить Его Величеству, что Барклай-де-Толли не решается спуститься с гор для нападения на Мортье, опасаясь лишиться всей артиллерии, ибо, в случае неудачи, при тогдашней грязи невозможно будет взвести орудия обратно на горы» [100. С. 334].
Впрочем, передвигаться было сложно не только по горам. Генерал Богданович пишет, что «от сильного дождя местность растворилась до такой степени, что всякое передвижение войск сделалось весьма затруднительным» [23. С. 180]. К тому же примерно в это время привезли донесение о поражении австрийских войск, находившихся на левом фланге у Плауэна. И хотя эта неудача, ставшая «следствием ошибочных распоряжений Шварценберга» [23. С. 183], не могла иметь решающего влияния на ход сражения, но так как известие о ней пришло одновременно с тем, как Барклай-де-Толли заявил, что опасается оставлять выгодную позицию и спускаться с гор по скользкой грязи на топкую равнину, союзные монархи приняли решение отказаться от дальнейших покушений на Дрезден. Князь Шварценберг также признал продолжение сражения невозможным.
Общие потери союзников под Дрезденом оцениваются разными источниками в 20 000—28 000 человек. Из 12 000—15 000 пленных большую часть составили австрийцы. Русских выбыло из строя около 1300 человек. По данным Анри Лашука, потери союзников составили 26 000—27 000 человек, французов — не более 10 тысяч человек [80. С. 647]. По информации Дэвида Чандлера, союзники потеряли около 38 тысяч человек. «Казалось, что легенда о непобедимости французов снова ожила» [147. С. 554].
После поражения союзных армии при Дрездене их расстроенные войска стали отступать тремя колоннами на юг через долины рудных гор в сторону Богемии. Целью князя Шварценберга, естественно, было прикрытие направления на Вену. Барклаю-де-Толли со всеми бывшими у него войсками было предписано отступить к Теплицу, и сделать это нужно было по гористым, совершенно испорченным от дождя дорогам.
Михаил Богданович решил идти на Теплиц через Диппольдисвальде и Альтенберг. В его арьергарде отходил корпус графа Витгенштейна. При этом Барклай-де-Толли со свойственной ему проницательностью и верностью военного взгляда, сравнивая данную диспозицию с расположением противника, предугадал, что если ее исполнить, то корпус французского генерала Вандамма успеет его опередить занятием теснин при Гисгюбеле и Пётерсвальде. Это означало, что пришлось бы пробиваться, а тем временем Наполеон получил бы возможность атаковать русских и пруссаков с тыла.
И в самом деле, еще 15 (27) августа Наполеон, чтобы перерезать путь отступления союзникам через горные долины, послал обходным маневром слева на Теплиц корпус генерала Вандамма, поддержать которого должны были корпуса маршалов Сен-Сира и Мармона.
На пути корпуса Вандамма, у которого было 32 000—35 000 человек, близ местечка Кульм, что в 40 километрах к югу от Дрездена, оказался 10-тысячный отряд под командованием графа Остермана-Толстого.
При успешном выполнении Вандаммом поставленной перед ним задачи для союзных войск могла сложиться крайне опасная и даже критическая ситуация. Ведь в случае выхода корпуса Вандамма к Теплицу он мог бы перекрыть узкий проход через Рудные горы, и тогда Богемской армии — а при ней находились император Александр и король Пруссии — грозило бы окружение и полный разгром. К тому же после неудачи под Дрезденом Австрия уже была готова выйти из коалиции, и в случае еще одного крупного поражения эта очередная анти-французская коалиция могла бы развалиться.
Понимая все это, Барклай-де-Толли, вопреки диспозиции, велел графу Остерману-Толстому идти на Пётерсвальде. В отряд графа входили корпус принца Евгения Вюртембергского и 1-я гвардейская дивизия А. П. Ермолова.
Сражение под Кульмом
Таким образом, Михаил Богданович вновь нарушил диспозицию и вечером 17 (29) августа подошел к Кульму, где принял личное начальство над войсками. При этом австрийские корпуса генералов Бьянки и Коллоредо получили повеление следовать к Теплицу.
Барклай-де-Толли велел своим войскам готовиться к бою. Одновременно он послал к генералу фон Клейсту предписание повернуть на Ноллендорф, чтобы зайти в тыл французам, и пригласил генералов Коллоредо и Бьянки поспешить со своим прибытием для содействия предполагаемой атаке.
Следует отметить, что Барклай-де-Толли не раз выражал неудовольствие медлительностью австрийцев. Так, он писал Александру I из Ноллендорфа:
«Движение австрийцев на правый берег Эльбы есть самое лучшее предприятие, которое сделать можно. Но удивляюсь, зачем сие движение не выполняется нашими войсками: мы тут более были бы в связи с Блюхером и Беннигсеном, а теперь мы вовсе от них отделены. Ежели бы с самого начала сделана была сия диверсия, то последствия были бы блистательнее, нежели экспедиция наша на Дрезден.
В главном основании предпринимаемый маневр хорош. Но, судя по тому, как князь Шварценберг выполнить его предполагает, выходит, что он будет действовать по кордонной системе, то есть слишком растянется, и нигде не будет иметь резервов. Ради Бога, государь, не допустите, чтобы Блюхер потянулся вправо, а Беннигсен встал между нами и австрийцами. Надобно себе только представить линию от Мекленбурга до Мариенбурга, чтобы ужаснуться, как мы разобщены. Я думаю, что когда неприятель отрядит значительные силы против шведского принца, то ослабит себя против Блюхера, и тут надобно атаковать и опрокинуть все то, что против шведского принца находиться будет; войска эти взяты будут в тыл, а Беннигсен должен составить резерв на случай неудачи.
Полагаю взять у Блюхера казаков; у него без того остается теперь только десять полков казацких. Те отряды, которые посланы в левый фланг неприятеля, достаточны, ежели они будут действовать с быстротой. Князь Шварценберг хочет совершенно раздробить армию вашу и раскинется во все стороны. Ежели случится несчастие, то нам собраться не можно будет и подкрепить себя некем. Против Наполеона надобно действовать массами, а не растянуто» [4. С. 467].
Отметим также, что если бы план Барклая-де-Толли не удался, вся тяжкая полнота ответственности пала бы на него — ведь он уклонился от исполнения официальной диспозиции, но граф Остерман-Толстой «решительностью своею стяжал бессмертие» [100. С. 361]. Неожиданно помог ему и генерал фон Клейст, который, пытаясь спастись от преследовавшего его маршала Сен-Сира, наткнулся на войска Вандамма в самый острый момент его боя с русскими. Оказавшись таким образом у Вандамма в тылу, он «увеличил замешательство» [11. С. 365] и отрезал французам пути отступления к Ноллендорфу.
В результате 18 (30) августа корпус Вандамма был совершенно разбит. Примерно 12 000—13 000 человек было взято в плен, в том числе пять генералов и сам Вандамм, и с ними «84 орудия, несколько знамен, 200 зарядных ящиков и весь обоз» [100. С. 371].
«В лагере союзников ликовали» [147. С. 555].
У Михайловского-Данилевского читаем:
«Кульмское сражение решительно положило предел успехам Наполеона. С того времени почти все военные предприятия его были неудачны. Известие о Кульмской победе распространило повсюду тем большую радость, что никто не ожидал успехов через три дня после неудачи нашей под Дрезденом. В общности событий чрезвычайно важны были следствия обеих битв под Кульмом, 17-го и 18-го августа, ибо они имели существенное влияние на участь войны и самого Наполеона, а для России останутся навсегда драгоценным листком в ее победном венке. 17-го числа почти никаких войск, кроме русских, не было в огне, а 18-го составляли они многочисленнейшую часть союзной армии. Собственно победа принадлежала императору Александру, потому, что повеление Барклаю-де-Толли атаковать Вандамма и Клейсту ударить в тыл его, дано было непосредственно Его Величеством, и в то время, когда главнокомандующий и доверенные его генералы предавались безнадежности, помышляя только о безопасном отступлении за Эгер. Светлая мысль царя была достойно выполнена русскими и союзными войсками. Блистательный успех, одержанный под Кульмом, возымел самое животворное влияние на союзников наших. Победа всегда возвышает дух солдат, но ничто сильнее победы не скрепляет братского дружества между разнонародными армиями, сражающимися под одними знаменами. <…> Потеря убитыми и ранеными простиралась в оба дня с нашей стороны до 7000; у пруссаков выбыло из строя 1500, у австрийцев около 800 человек» [100. С. 372–373].
Победа принадлежала императору Александру? Иного мнения от официального придворного историка ждать и не приходится. А вот, например, участник сражения подполковник И. Т. Радожицкий утверждает, что эта победа была обязана «особенно отличной твердости российской гвардии под начальством графа Остермана-Толстого и благоразумным распоряжениям главнокомандующего Барклая-де-Толли» [119. С. 226].
Собственно, даже сама «инициатива Кульмского сражения целиком исходила от Барклая-де-Толли» [84. С. 195], и это подтверждается тем, что за эту победу он был удостоен высшей полководческой награды — ордена Святого Георгия 1-й степени, а также — высшего ордена Австрийской империи — командорского креста Марии-Терезии.
Теперь, как и М. И. Кутузов, «Барклай имел тоже все четыре степени ордена Георгия» [8. С. 477]. Факт этот весьма примечателен, ибо так получилось, что столь знаменитые полководцы, как генералиссимус А. В. Суворов и генерал-фельдмаршал Г. А. Потемкин-Таврический, имели лишь три первые степени ордена Святого Георгия: до 1838 года генералов, а порой и полковников, награждали сразу же Георгием 3-го класса. Таким образом, хотя ордена Святого Георгия 1-й степени были удостоены 25 человек, но полными кавалерами ордена стали только четверо, и Михаил Богданович оказался вторым из них.
Кроме того, «король прусский, личный великодушный свидетель сражения 17-го августа, наградил орденом Железного креста — в России он получил название “Кульмский крест” — всех генералов, офицеров и нижних чинов гвардии, бывших в сражении. При раздаче крестов граф М. А. Милорадович отдал приказ, в котором между прочим было сказано: “Да умножат сии новые знаки отличия на груди вашей число тех, которые трудами и кровью приобрели вы в битвах за спасение отечества, за славу имени русского и свободу Европы”» [100. С. 364].
«Битва народов»
Силы союзников стягивались под Лейпциг по частям. Первыми подошли Силезская армия генерал-фельдмаршала Блюхера и Богемская армия князя Шварценберга. В ходе сражения подтянулись Северная армия Бернадота, а также немалое количество иных войск. Всего союзная армия насчитывала более 300 тысяч человек, из которых 127 тысяч составляли русские, 89 тысяч — австрийцы, 72 тысячи — пруссаки и 18 тысяч — шведы.
По информации Дэвида Чандлера, под Лейпцигом у союзников было: в Богемской армии князя Шварценберга — 203 тысячи человек, в Силезской армии Блюхера — 54 тысячи человек, а в Северной армии Бернадота — 85 тысяч человек [147. С. 560].
По данным Анри Лашука, численность союзной армии была еще больше и превышала 361 тысячу человек [80. С. 661].
Главнокомандующим союзными войсками считался австрийский фельдмаршал князь Шварценберг.
У Наполеона под Лейпцигом было девять пехотных корпусов — более 120 тысяч человек; императорская гвардия — три пехотных корпуса, кавалерийский корпус и артиллерийский резерв, всего до 42 тысяч человек; пять кавалерийских корпусов — до 24 тысяч человек и гарнизон города Лейпцига — около четырех тысяч человек. Итого, около 190 тысяч человек.
По данным Дэвида Чандлера, под Лейпцигом Наполеон имел 177 тысяч человек, и еще 18 тысяч человек должны были вот-вот подойти [147. С. 560].
По количеству орудий Наполеон также существенно уступал союзникам: у него имелось в наличии 717, а у союзников — 893 пушки.
Если посмотреть на карту, можно увидеть, что «Лейпциг лежит на обширной плодородной равнине, изрезанной многими реками и речками, текущими в неглубоких долинах. Вообще вся эта местность хотя и волнообразна, однако же не представляет значительных высот. Пространство кругом Лейпцига открыто на значительном расстоянии, и только в двенадцати верстах к юго-востоку от города находится довольно обширный лес. Множество селений с каменными строениями, прочными оградами и с церквями, лежащими на отдельных незастроенных площадях, способствуют оборонительным действиям; главными же преградами для движения войск служат текучие воды, пересекающие местность во многих направлениях. Важнейшее из них есть перепутанное множеством каналов и рукавов течение Эльстера и Плейссе, образующее обширную низину из лугов и болот, местами покрытых кустарником, изрезанных рвами и соединенных между собою плотинами и мостиками. <…> Другую важную преграду образует река Парта, впадающая к северу от Лейпцига» [23. С. 434].
Вот на этой-то местности и состоялось одно из величайших сражений эпохи наполеоновских войн, вошедшее в историю под названием «Битва народов».
3 (15) октября 1813 года Наполеон разместил войска вокруг Лейпцига, при этом большую часть своей армии (примерно 110 тысяч человек) он поставил южнее города — возле реки Плейссе, от Конневица до Хольцхаузена. Корпус генерала Бертрана (около 12 тысяч человек) расположился на западе от города у Линденау, а на севере находились войска маршалов Нея и Мармона (около 50 тысяч человек).
Союзники к этому моменту имели в наличии примерно 200 тысяч человек, так как австрийский корпус графа Коллоредо и русская Польская армия генерала Беннигсена лишь только подтягивались к месту битвы, равно как и бывший наполеоновский маршал Бернадот, возглавлявший Северную армию.
Согласно плану фельдмаршала Шварценберга, основная часть войск союзников должна была преодолеть сопротивление противника возле Конневица, чтобы обойти правый фланг французов. При этом около 20 тысяч человек под командованием графа Гиулая должны были атаковать Линденау, а Гебхарду фон Блюхеру следовало наступать на Лейпциг с севера.
«Генерал Толь, со своей стороны, считая диспозицию, составленную в штабе фельдмаршала, в высшей степени несоответственною обстоятельствам, старался убедить в том как самого князя Шварценберга, так и его советников. По его мнению, переправа при Конневице, под картечью и огнем стрелков, была невозможна, да ежели бы и удалось там перейти через болота и реку, то не иначе как в узкой колонне, которая потребовала бы для построения к бою продолжительное время, что способствовало бы неприятелю атаковать превосходными силами и уничтожить головные войска прежде, нежели прочие могли дебушировать из теснины и подоспеть им в помощь. На основании этих доводов генерал Толь полагал, что следовало направить главные силы армии по правой стороне Плейссе и обойти неприятельскую позицию с левого фланга. Как все усилия его отклонить австрийских стратегов от их намерения не имели успеха, то он просил князя Шварценберга не рассылать диспозиции корпусным командирам, пока император Александр не изъявит на то свое согласие, а сам тотчас же отправился к государю и доложил ему о предположениях главнокомандующего. Не трудно было Толю отстаивать свои убеждения, разделяемые генералами Барклаем-де-Толли и Дибичем. Государь приказал пригласить к себе князя Шварценберга» [23. С. 438].
Естественно, князь Шварценберг принялся упорно защищать свой план действий, но в конечном итоге было принято решение о том, что австрийский корпус графа фон Кленау, русские войска генерала графа Витгенштейна и прусский корпус генерала фон Клейста под общим командованием Барклая-де Толли будут атаковать французов в лоб с юго-востока. Таким образом, Богемская армия оказалась разделенной на три части: на западе находились австрийцы Гиулая, другая часть австрийской армии должна была действовать на юге между реками Эльстер и Плейссе, а остальная часть Богемской армии под начальством Барклая-де-Толли — на юго-востоке, между Дрёзеном и Хольцхаузеном.
Таким образом, под общим командованием Михаила Богдановича оказалось примерно 84 тысячи человек с 404 орудиями, и эти войска встали в две линии [23. С. 441–442].
4 (16) октября, еще до рассвета, войска Барклая-де-Толли начали выдвижение, и около восьми утра по французам был открыт сильный артиллерийский огонь. Авангардные колонны атаковали позиции противника.
Примерно в 9.30 войска генерала фон Клейста захватили деревню Маркклееберг. Затем была взята деревня Вахау, однако из-за наносящего большой урон огня французской артиллерии к полудню она была оставлена.
Упорнейшие бои шли за любую деревню на юго-востоке от Лейпцига. При этом обе стороны несли тяжелые потери.
На юге наступление австрийцев против Конневица не имело успеха, и после полудня князь Шварценберг направил один австрийский корпус на помощь Барклаю-де-Толли.
В районе трех часов Наполеон решил перейти в контрнаступление, направив кавалерию маршала Мюрата — порядка 10 тысяч сабель — на прорыв центра союзников у Вахау. Но это действие не имело успеха, равно как неудачей закончилась и попытка наступления корпуса генерала Лористона.
В это время на западе генералом Бертраном было отбито наступление войск графа Гиулая на Линденау. Зато на севере большого успеха добилась Силезская армия Блюхера. Не дожидаясь подхода Северной армии, прусский фельдмаршал отдал приказ присоединиться к общему наступлению на Лейпциг через Мёккерн, который защищали войска маршала Мармона. Но, в итоге, корпус последнего был смят и фронт французских войск севернее Лейпцига оказался прорван. Это отвлекло Наполеона от сражения в районе Вахау, и он «не смог прорвать фронт Богемской армии» [80. С. 677].
С наступлением ночи боевые действия прекратились. Несмотря на огромные потери, день завершился без особого преимущества для какой-либо из сторон.
В воскресенье 5 (17) октября к союзникам подошло подкрепление, и положение Наполеона стало очень тяжелым. Через взятого в плен австрийского генерала Максимилиана фон Мерфельдта он передал свои условия перемирия, однако командование союзников даже не удостоило императора ответом.
В целом же день этот прошел относительно спокойно, лишь на севере от Лейпцига пруссаки Блюхера, взяв деревни Ойтрицш и Голиц, вплотную подступили к городу.
А в два часа дня в деревне Зестевит собрался военный совет союзников. На этом совете генерал Беннигсен, совсем недавно прибывший со своей армией, заявил, что его солдаты слишком устали от долгого перехода и не могут немедленно включиться в сражение. Поэтому было принято решение возобновить общее наступление утром следующего дня.
Ночью Наполеон оставил свои старые позиции, защищать которые из-за недостатка войск ему было практически невозможно, и отступил к Лейпцигу. К этому времени у императора оставалось примерно 150 тысяч человек, тогда как силы союзников составляли около 300 тысяч человек. Несмотря на это, бои, начавшиеся 6(18) октября, были крайне ожесточенными и далеко не на всех участках удачными для союзников.
В 7 часов утра князь Шварценберг отдал приказ о наступлении.
На левом фланге австрийцы под командованием наследного принца Гессен-Гомбургского атаковали позиции французов под Дёлицем и Дёзеном. К 10 часам оба этих населенных пункта были взяты, но сам принц был тяжело ранен, и его заменил граф Коллоредо.
Потом французские войска были оттеснены до Конневица, однако Наполеон вовремя прислал две дивизии под командованием маршала Удино, и австрийцы были отброшены за Дрёзен. Повторно взять Конневиц им уже не удалось.
Одновременно с этим под Пробстхейде Барклай-де-Толли столкнулся с маршалом Виктором.
Как пишет Анри Лашук, «колонна Барклая-де-Толли около 8 часов утра выступила с исходной позиции. <…> Заняв Вахау и Либертвольквиц, она приблизилась к Пробстхейде — главному опорному пункту корпуса Виктора — и остановилась на дистанции пушечного выстрела от этой сильно укрепленной деревни» [80. С. 680].
Примерно в 14 часов войска Барклая-де-Толли начали штурм Пробстхейде, «однако артиллерия союзников не смогла проделать бреши в стенах укрепленного селения» [80. С. 682]. Понимая всю важность позиции при Пробстхейде, Наполеон лично отправился туда, а потом приказал бросить туда свою гвардию и гвардейскую артиллерию — около 150 орудий.
Подполковник И. Т. Радожицкий пишет:
«Большая союзная армия наступала на центр наполеоновой позиции, утвердившейся в Пробстхейде. Она успела только взять д. Хольцхаузен и Цукельхаузен, но не могла сбить французов с линии. В 2 часа пополудни пруссаки и австрийцы подступили к Пробстхейде, но были два раза отражены гвардией Наполеона при сильном огне с батарей. Тогда князь Шварценберг, видя, что невозможно поколебать твердый центр наполеоновой позиции, и щадя войска, выставил несметное число артиллерии, которая, охватив дугой верст на пять пространства, истребляла храбрейшие войска Наполеона. Его батареи хотя также были сильны, но из центра не могли отвечать с равным истреблением сосредоточенным на них выстрелам наших батарей. Наполеонова гвардия показала и здесь удивительный пример твердости: она даже покушалась идти на батареи, но гибельная картечь тогда еще опустошительнее смывала ряды храбрых. <…> Этот убийственный огонь артиллерии продолжался до ночи» [119. С. 274–275].
В Лейпцигском сражении Барклай-де-Толли подвергался большой опасности, но, несмотря на это, он, как всегда в боевой обстановке, отличался необычайным хладнокровием, о котором солдаты говорили друг другу: «Погляди на Барклая, и страх не берет» [41. С. 52].
Он всегда находился там, где это было нужно.
Что же касается генерала Беннигсена, то его армия перешла в наступление с большим опозданием, но сумела захватить Паунсдорф. В это же время войска Бернадота и фон Бюлова также продвинулись вперед, а на севере от Лейпцига союзникам удалось захватить Голиц.
В этот момент сражения саксонская дивизия, сражавшаяся в рядах наполеоновских войск, перешла на сторону союзников, а чуть позже то же самое совершили вюртембергские и баденские части.
Барон Марбо в своих «Мемуарах» написал по этому поводу:
«Подобное предательство со стороны наших союзников привело к образованию ужасной пустоты в самом центре французской армии» [87. С. 672].
«Никому ни слова об этой низости! — приказал император своему адъютанту Флао, принесшему ему новость об измене» [80. С. 683]. А что еще ему оставалось делать?
К вечеру на севере и востоке союзники уже были на расстоянии 15-минутного марша от Лейпцига. Лишь темнота прекратила боевые действия, и противники стали готовиться к возобновлению сражения на следующее утро.
Так как при планировании битвы Наполеон рассчитывал только на победу, то меры по подготовке отступления были приняты явно недостаточные. В распоряжении всех колонн оказалась только одна дорога на Вайсенфельс.
Диспозиция союзников на 7 (19) октября была составлена с расчетом на продолжение сражения. Предложения Александра I о форсировании Плейссе и Блюхера о выделении 20-тысячной кавалерии для преследования неприятеля были отклонены.
Вскоре после того, как утренний туман рассеялся, король Саксонии Фридрих-Август прислал офицера с предложением сдать город без боя — если французским войскам будут гарантированы четыре часа на отступление. Александр I отклонил это предложение и послал своих адъютантов к колоннам с приказом о наступлении в 10 часов утра.
«Некоторые приближенные советовали Наполеону сжечь предместья Лейпцига и обороняться за городскими стенами» [180. С. 686]. Но император предпочел отступить.
В то время как французская армия в толчее протискивалась через западные Рандштадтские ворота и сам Наполеон лишь с трудом смог выбраться из города, русские войска под командованием генералов Ланжерона и Сакена захватили восточный пригород Халлес, пруссаки под командованием Бюлова — пригород Гриммас, а южные ворота Лейпцига, Петерстор, были взяты войсками Беннигсена. Войска Барклая-де-Толли вышли к заставе Ветряной мельницы и воротам Сандтор.
Паника среди оставшихся защитников города достигла апогея, когда вдруг был взорван каменный мост через Эльстер, перед Рандштадтскими воротами. Между тем внутри города оставалось еще около 30 тысяч французов, в том числе маршалы Макдональд и Понятовский, генералы Рейнье и Лористон.
Что это было? Предательство? Вовсе нет… Как пишет Анри Лашук, «просто один капрал инженерных войск потерял голову» [80. С. 687].
Дело заключалось в том, что Наполеон возложил ответственность за подготовку моста к уничтожению «на ненадежного человека — гвардейского генерала Дюлолуа. Тот, в свою очередь, перепоручил эту задачу некоему полковнику Монфору, который вскоре решил, что мушкетные пули свистят очень уж близко, и покинул свой пост, оставив какого-то жалкого капрала в одиночестве со всеми подрывными зарядами. Это несчастное существо почему-то ударилось в панику в час дня и без малейшей нужды взорвало мост, несмотря на то, что он был запружен французскими войсками. Эта преступная ошибка превратила успешную операцию отхода в стихийное бедствие» [147. С. 569].
Как свидетельствует барон Марбо, «катастрофа была полной и ужасной! <…> После взрыва моста многие французы, отрезанные от пути к отступлению, бросились в Эльстер, чтобы его переплыть. Многим это удалось. Среди них был и маршал Макдональд. Но огромное количество наших солдат и офицеров, в том числе и князь Понятовский, погибли, потому что, переплыв через реку, они не смогли взобраться на крутой берег реки, к тому же с противоположного берега в них стреляли вражеские пехотинцы» [87. С. 682].
«Порождающее смятение и панику известие об уничтожении переправы быстро распространилось среди войск, отступавших к реке и еще продолжавших оборонять Лейпциг. Ветераны вспоминали о Березине…» [80. С. 687].
К часу дня Лейпциг был полностью взят союзными войсками.
Французская армия, по разным оценкам, потеряла под Лейпцигом от 60 тысяч до 70 тысяч человек. В частности, по мнению Дэвида Чандлера, потери составили 38 000 человек, и 7 (19) октября «в руки союзников попало еще 30 000» [147. С. 569]. Было убито четыре генерала, ранено два маршала и «великое число генералов», в плен взяты король Саксонский, два корпусных начальника Рейнье и Лористон, 20 дивизионных и бригадных генералов.
Как уже отмечалось, среди погибших оказался и Юзеф Понятовский, получивший свой маршальский жезл лишь за два дня до этого рокового дня. Кроме того, союзникам достались в качестве трофеев 325 орудий, 960 зарядных ящиков, большая часть обоза и транспорта [147. С. 569].
Потери союзников, по данным Дэвида Чандлера, равнялись 54 тысячам человек [147. С. 569].
Войска Барклая-де-Толли в штурме Лейпцига 7 (19) октября участия не принимали. «Сам Михаил Богданович стоял у дороги в Гриммау вместе с союзными монархами и ждал донесения о падении Лейпцига, но донесения все не было. И тогда оба императора и король решили въехать в город, где все еще шли бои» [8. С. 483].
Михаил Богданович въехал в Лейпциг вместе с императором Александром, и в этом сражении он был одним «из главнейших виновников победы» [11. С. 371]. Эти его новые заслуги были достойно награждены — возведением в графское достоинство Российской империи.
Находившийся при Барклае-де-Толли Арсентий Андреевич Закревский, получивший чин генерал-майора всего за три недели до Лейпцигского сражения, на следующий день стал генерал-адъютантом.