— Но в таком случае, что мне делать?
— Как-то мой дед говорил: «Желанная встреча случится, коли заяц применит вовремя остановиться.» Я думаю, они найдут способ, чтобы связаться с тобой. Им гибкости ума не занимать.
— А что с Амелией? И с повелителем хаоса?
— Перед смертью… — у женщины от волнения пересохло в горле. Она налила себе немного вина и сделала пару глотков. — Мы, маги… Перед тем, как умереть, можем использовать максимальные возможности всех своих сил. Но такое могут делать не все, а только те, кто изучал переход использованной энергии из тёмной материи в материю активную, то есть материю настоящего времени. Грубо говоря, Амелия возродила в одном моменте все свои некогда созданные заклинания, начиная с самого первого. Такому уже мало кто обучается, так как это слишком сложно, и многие считают это бесполезным, ибо зачем использовать колдовство перед самой своей кончиной.
— Она могла выжить? — Конрад поднялся, и директриса услышала, как голос его дрогнул.
Леди Эрлин закусила нижнюю губу, раздумывая.
— Ты сказал, что осколок звезды у Узгулуна. И у него также имеются некоторые артефакты. Никто не знает конкретно, сколько их всего, но по нашим не таким уж трудным подсчётам можно ответить, что точно два у него есть. Выходит: никакая ведьма в одиночку его не уничтожит. Это невозможно. Скорее всего, Амелия применила всю свою мощь и перенеслась вместе с ним в другое измерение. И там… — она опустила голову и налила себе ещё вина. — Он её там убьёт. Никаких шансов у неё быть не может, — директриса опустошила небольшой серебряный кубок за один глоток. — И вскоре повелитель хаоса найдёт лазейку, чтобы возвратиться обратно. Вопрос лишь состоит в том, когда это случится. Сколько же у нас у всех времени? — леди Эрлин глубоко вздохнула, оперевшись ладонями о свои колени.
Конрад увидел, как женщина задумалась, и не стал её больше отвлекать. Он тихо вышел и побрёл за своим конём.
Наёмник не знал, куда ему себя девать. Он въехал на окраину города и оставил жеребца на ночь у конюха при таверне, отдав тому почти последние гроши. Конрад мог продать скакунов своих мёртвых друзей и выручить за них хорошую сумму, но сейчас ему было не до этого.
Мужчина завалился внутрь харчевни. Там людно, но тихо. Шлюхи, как прежде, громко не смеялись, сидя на коленях у раскрасневшихся служак в отгуле. Лица у всех были угрюмые. Оно и ясно. Кому же было до веселья нынче, когда вокруг столько мужей, не вернувшихся живыми. За какими-то столами обсуждали повелителя хаоса и то, как гномы сражались с ним. Быстро слухи добираются. Заметив Конрада, на него стали бросать любопытные взоры. Каждому хотелось с ним лично поговорить, так как он тоже участвовал в той битве. Но по виду наёмника сразу было понятно, что он явился сюда не лясы точить. Не нашлось храбрецов, которые бы отважились к нему подойти. Конрад слышал, как о нём шептались. До ушей доносились неясные фразы о том, что король не желает его больше видеть, но наëмника это нисколько не волновало. Он не собирался вести с правителем больше никаких дел, когда узнал об его указе относительно подруги. «Пусть подавится своим золотом! — думал он про Розгальда. — Мне уже всё равно.»
Наëмник уселся в дальнем углу и забил трубку остатками табака. Заказал себе самого дешёвого горького пива из одного ячменя.
— Ну и пойло! Свиней только потчевать, — сказал он вслух, отпив из большой кружки.
Но ни на что другое монет не хватало. Поэтому он продолжал пить то, что есть. Голова шла кругом от глубоких затяжек дымом. Но так ему было лучше… Он не хотел больше ни о чем думать. Мысли уже истерзали напрочь всю душу.
Глава 5
Тем временем на пустующих руинах крепости Килн множились смертельные толпы грызунов. Зверьки доедали рассыпанные повсюду съедобные припасы. А их кровью лакомились ненасытные блохи. Обездоленные и отчаянные люди растаскивали также всё, что можно было прибрать к рукам. И блохи набрасывались и на них. Ни для кого из жителей блохи не были удивительными. Этим созданиям легко добраться до оголенной и тонкой кожи в поисках свежей крови. Народ привык постоянно чесаться от их укусов в своих сырых лачугах. Заражённые блохи не могли остановиться. Они испытывали самую настоящую дикую жажду, как король Дормана. Ибо зобы их забивали чумные комки из бактерий, и пища не пробивалась в маленькие желудки. Отчего насекомые зверели и изнывали от голода. Твари в отчаянном приступе впивались в человеческую плоть в надежде хоть что-то проглотить. Но ничего не выходило… Блохи лишь срыгивали кровь вместе с чумными бактериями в раны своих жертв. Это стало началом новых бед.
Восточный Манкольм являлся эпицентром заражения. В близлежащих деревнях возле крепости увеличивалось число крестьян, которых одолевала ломота во всём теле. Мужчины и женщины метались в своих грубых постелях, впадая то в жар, то в озноб. Их простыни покрывались липким потом. На теле выступали багровые бубоны. Те вскрывались, и кожа облачались в уродливые струпья. А кто-то и вовсе подвергался одышке и тяжёлому кашлю с мокротой. После чего бедолаг ждало предсмертное кровохарканье. Блохи же неслись огромной ордой из жилища в жилище. Но и сами люди переносили заразу, извергая её из своих лёгких на ближних. Однако народ не ведал истинной причины и сути столь ужасной болезни.
Доктора надевали страшные маски на лица, дабы отпугнуть неугомонную смерть. Они устилали благовонными и знакомыми им лечебными травами все отверстия и пространства головных уборов. И всë же сами умудрялись подхватить чуму. Так как блохи рано или поздно добирались и до них. Никто не подозревал столь незаметных и привычных всем насекомых.
Знатные дамы и лорды не особо боялись за свои жизни в самом начале, думая, что бедняки и прочие выходцы из низших слоёв гибнут из-за своих грехов и пороков. Они считали, что каждый оборванец — отступник богов. Что те заслужили кары. Им казалось: крестьяне виноваты только одни во всём. Ведь все болезни от нищеты и грязного образа жизни. Как же богачи ошибались… Именитый и великий род не делал святым и не спасал от гибели.
В городах зажиточные торговцы, дворяне и бароны тоже свалились с ног. Несчастные доктора, надевая на себя длинные плотные плащи и вытянутые маски, напоминающие чем-то и крокодильи головы или клювы птиц, так как всё зависело от того, как и у кого получится их сделать из подручных средств, бегали денно и нощно по домам больных. Они назначали им отвары, то поднимающие температуру тела, то, наоборот, понижающие. Пускали заражённым кровь, уповая, что вытечет загрязнённая хворью жидкость. Лекари вскрывали сами бубоны и прижигали их. А лучше всë не становилось.
И без того уменьшившееся в своём количестве из-за постоянных битв население и вовсе стремилось к исчезновению. У большинства женщин мужья, братья и отцы не вернулись со сражений. Им приходилось самим вести хозяйство и заниматься мужским трудом. Если некоторое время назад старики могли сидеть дома с малыми детьми, коих в каждой семье было полно, то сейчас все умирали от рук чумы.
Королю Дормана необходимо было собирать армию на случай неожиданного возвращения Узгулуна. Но созывать её было не из кого. Эльфы тем временем никого не пускали на свои земли ни под каким предлогом. Прочие народы и расы также охраняли границы, чтобы не распространять заразу.
Вассалы, теряя работников, не могли больше выплачивать сеньорам налоги. Долги росли вместе с ценами на продукцию. Практически некому было трудиться в мастерских и в полях. Запасы зерна не успевали заготавливать. Оно просто-напросто гнило.
Люди боялись затаившегося за углом голода. Пока Смерть занималась любимым делом в поте лица. И пока подруга её Чума ловила всех подряд своими покрытыми язвами руками. Коварный Голод в предвкушении прятался за кулисами, чтобы затем ворваться на сцену и показать тем двоим, на что способен он. Уж кто, как не он, умел раскрывать в живых самые худшие стороны. Голод умел манипулировать почище каждого. Одного его выразительного взгляда хватало, дабы люди валились перед ним на колени толпами. Он настоящий мастер своего дела. Роль его всегда исполняется так, что каждый зритель теряет голову от переполняющих чувств. Человек больше не различает добра и зла. Он трясущимися руками тянет в свой рот всё, что найдёт. Пусть то гнилые коренья, протухшее мясо убитых зверей или серые крысы. Его Величество Голод может вынудить любого рыть голыми руками могилы соплеменников и набрасываться на их трупы.
Не осталось на земле беззаботных жуиров, что являлись рыцарями веселья и носили знамя, на котором изображалось вино и арфа. Удовольствие могли найти только самые богатые в своих погребах, однако не наслаждались им воистину, ибо и тех одолевал страх.
Так как на Барнаре было три времени года. А именно… Цветник длился четыре месяца и являлся самым благоприятным для посевов и сбора урожаев, также для того, чтобы пасти скот. В этот период солнце дарило тепло жителям, и каждый куст в округе цвел и благоухал. После него следовала фурия, которая занимала собой тоже четыре месяца. И это были самые переменчивые дни в году. Тепло могло резко смениться холодом. В период фурии вы могли выйти утром и увидеть зелень всюду, а уже вечером землю устилал слой снега. Но на следующее утро опять всё менялось. В такое время года народ тоже мог собирать урожай, потому что на Барнаре есть множество культур, приспособившихся к здешним условиям погоды. Нигде во Вселенной вы больше не встретите такое явление, чтобы вялая и замёрзшая трава быстро пускала новые стебли. Такое возможно только в её отдалённом крае, как этот. Планета не двигалась по равномерной орбите. В одном из участков она сильно искривлена, и Барнар бросало по ней в период фурии, как мячик по зигзагообразной линии, да ещё и на повышенной скорости. Обусловливало это явление само внутреннее строение солнца на окраине Вселенной, что представляло собой гигантскую неровную звезду. Ядро этой звезды с одной стороны имело огромные скопления магнетического вещества. Но распределено оно хаотично. И Барнару каждый год приходится проделывать безумный путь, следуя условиям солнца. После фурии шёл никс. Никс также включал в себя четыре месяца, ка