Подойдя к забору, он подсознательно поднял один из дюжины валявшихся под ногами баллончиков и принялся за работу. В глазах – ледяная пустота, бездонная, как зимнее небо. Барс, а для немногих – Марин, имя, данное матерью, был одарён уникальным даром, взращенным на персональных уроках у лучших мастеров, оплаченных отцом. Талант этот прорезался в шесть лет, как молния на ясном небе, после трагической гибели матери в авиакатастрофе. Отец, будто в попытке залить огнём пожар, окружил единственного сына сонмом нянек и репетиторов, превратив дом в подобие закрытой школы. Но мальчик, сломленный горем, стал заложником панических атак, боялся высоты и замкнутых пространств. Психологи и психотерапевты оказались бессильны. Спасение нашёл в красках, в изучении языков – их он знал четыре, как свои пять пальцев, да ещё и древние пытался изучать, – а после… в женщинах. Но и в них не искал тепла, нежности, духовной близости. Лишь плоть и разврат, холодное потребление.
Ещё одним увлечением с детства были боевые искусства. Соревнования его не прельщали, но он оттачивал мастерство под руководством лучшего учителя, который однажды предостерёг: «Был бы ты на соревнованиях, уже давно носил чёрный пояс, а то и Даны. Только молю, не обращай искусство во зло». В ответ Марин лишь огрызнулся: – Куда девать свои способности – моё дело. А тебе отец платит с лихвой, чтобы не просить меня о том, чего я не могу обещать».
Друзья детства, такие же отпрыски золотой молодёжи, разделили его порочные пристрастия: женщин и желание подчинить город, поставить на колени малый бизнес. Они были местным рэкетом, бичом предпринимателей. Отец знал о похождениях сына от частного детектива, но не вмешивался. Любил его слепо, боясь увидеть несчастным.
Марин закончил рисунок. На холсте из бетона и краски застыл Барс: яркий, сильный, могущественный, но такой же безжалостный, как и он сам. Отбросив баллончик, парень процедил сквозь зубы: «Моя сущность. Я сожру любого, кто посмеет встать на моем пути».
Он направился к импровизированной свалке металла, что громоздилась у забора, и взобрался на неё, будто на трон. Добравшись до середины, закрыл глаза. Голова закружилась, как в водовороте. Не хватало воздуха, в висках билась бешеная пульсация. Наполнив лёгкие воздухом до отказа, проревел во всю глотку: «Какого хрена со мной происходит?!»
Барс знал, что боится высоты, но гордость, будто цепь, сковывала его волю. Он насиловал себя, заставляя подниматься сюда, пытаясь выжечь страх калёным железом. Сознание заволокло туманом. Виски пульсировали, как набат. Схватившись за голову, выругался и прыгнул вниз, приземлившись на ноги с кошачьей грацией.
Опустившись на одно колено, перевёл дух, подошёл к байку и умчался прочь.
В трехэтажном особняке он несколько часов не находил себе места, метался, как зверь в клетке, терзаемый мыслями: «Зачем отец спихнул на меня эту девку? Неужели нельзя было просто нанять ей нянек, телохранителей, в конце концов! Какое я имею к этому отношение? А если она глупа как пробка? Что мне с ней делать? А если ей вздумается ходить по музеям и библиотекам?! Я же свихнусь! А если она страшная как смертный грех? Как я вообще смогу на неё смотреть? А если наоборот, она – богиня в плоти, и я потеряю голову от одного её вида? Чёрт побери! Отец! Что за причуды?»
Уснул, развалившись на огромной кровати, уткнувшись лицом в подушку, будто прячась от надвигающейся бури.
Утром созвонился с друзьями: «Встречаемся у новой наливайки. Надо сразу показать этим выскочкам, кто в доме хозяин».
В девять утра банда Барса уже терроризировала новый бар. Хозяин, конечно, слышал о них, но наивно надеялся, что его пронесёт мимо.
– Я только открылся! Может, повремените с просьбами о помощи? – мужчина лет сорока, с испугом в глазах, попытался откупиться от рэкета. Барс, нахмурив брови цвета ночи, схватил его за голову и ударил о колено. Такого поворота событий тот явно не ожидал. Сдавленный вопль боли смешался с попыткой вырваться и дать отпор, но это лишь усугубило ситуацию. Барс вывернул ему руку и с силой приложил лицом о столешницу, прижал голову второй рукой и, глядя в глаза, полные ужаса, отдал приказ:
– Разнести здесь всё! Пока только в зале.
– Не надо!.. Я все понял. Сколько? – простонал тот, захлёбываясь кровью.
– Пять лагов.
– Почему так много?
– Потому что посмел перечить мне. И, кстати, у тебя есть дочери?
– Нет.
– Тебе повезло… или не повезло. Так бы дочь расплачивалась за твой бизнес. А так, придётся платить самому. Запомни: каждый четверг в начале месяца ты отдаёшь моим парням три лага.
Мужчина, утирая кровь из разбитого носа, безропотно расплатился.
После банда двинула на заброшенный завод, где ветер гулял сквозь проржавевшие стены, как призрак былого величия. Там они, как дикие кони, неслись по истерзанным доскам и звенящим этажам. На удивление, Барс на своём байке не испытывал страха высоты, будто внутри него горел предохранитель от падения. Почему? Он и сам не мог понять, возможно, ощущал в железном коне некую первобытную уверенность. Как разъярённый зверь, промчался по пыльной лестнице и вылетел в огромный зал, зиявший дырой вместо восточной стены. Проехал по самому краю, подобно канатоходцу над бездной, и, взревев мотором, съехал по доске, уложенной вниз, как по трамплину в новую жизнь. Остальные – за ним, тенью повторяя его безумный полёт. Покружили по двору, поднимая в воздух облака пыли, будто танцующие духи прошлого, и умчались в город. Там, как всегда, с гиканьем и свистом, рассекали тротуары, пугая прохожих, как стая бешеных псов. Заскакивали на скамейки, превращая их в подиумы для своего металлического балета, и вылетали в парк, будто выпущенные из клетки. Подъехали к караоке, где чей-то писклявый голос пытался петь о любви. Барс, как молния, метнулся к сцене, выхватил микрофон из рук оторопевшей девушки, оттолкнул, будто ненужную куклу, и заорал песню, подобно самому дьяволу, решившему дать концерт. Друзья заржали, подпевая ему, похожие на хор чертей, поддерживая своего предводителя. Продавцы сладкой ваты, кукурузы и прочей снеди напряглись, почуяв неладное, как зверь чует приближение бури. И не зря. Пацаны, подобно саранче, налетели на всё, что под руку попалось, разумеется, «абсолютно безвозмездно, то есть даром». А в ароматный попкорн и вовсе запустили голые руки в обрезанных кожаных перчатках, набирая горстями и запихивая в рот, будто в последний раз в жизни.
– Барс, что там твоя подопечная? Ещё не приехала? – жуя, процедил рыжеволосый парень, по имени Мика, с серьгой в левом ухе, как пират, только что ограбивший сундук с сокровищами.
– Нет. Да если б она уже прилетела, гулял бы я с вами без неё? Это же липучка будет, везде со мной, как тень, от которой не избавиться, – нахмурился главарь, поднимая воротник кожаной куртки, будто защищаясь от невидимой угрозы.
– Да ладно, – ухмыльнулся другой паренёк, – и даже когда дрочить будешь? Она, что, будет сидеть рядом и, как преданная собачонка, заглядывать тебе в глаза?
– Ага, и расширять глазки от восхищения, – поддержал следующий – брюнет, похожий на ворона, сошедшего со страниц готического романа.
– Хватит! – грубый тон главаря заставил всех замолчать.
Тут зазвонил его мобильник, вернее, прорычал.
– Отец звонит. Заткнитесь.
Парни молча уставились на него, как на икону, ожидая приговора.
– Сын?..
– Что? – буркнул Барс, будто нехотя отрываясь от чего-то важного.
– По нашему делу: девушка прилетает через час в Коврополь. С ней будет телохранитель, Макр его имя, он передаст её тебе и опять улетит. Встреть, как подобает. У девочки мало что будет с собой. Ситуация такова, что ей пока надо скрывать свою личность. Поэтому её отец принял решение: никаких знакомых всем вещей. И ещё у неё яркая внешность, скорее всего она будет в парике и тому подобном, как замаскированный бриллиант.
– Я что, должен стать её нянькой? – прорычал Барс, будто ему предложили съесть тарелку тухлой каши.
– Должен, сын. Ей нельзя негде оставаться одной. Это для неё опасно. Мы не знаем, не будет ли за ними уже хвоста. Я надеюсь на тебя. Её отец очень дорог мне, и ситуация нешуточная.
– Как её имя? – сухо спросил Барс.
– Вилика.
– Ок.
– Сын!
– Я понял. Не беспокойся.
– Я уверен в тебе. И прошу, будь с ней поделикатнее. Она милое дитя и пережила такой шок: мать расстреляли в упор прямо перед их домом. Её хотели похитить, но девочку спас телохранитель. Однако в данных обстоятельствах он не сможет защитить Вилику в родном городе.
– Ясно. В общем, я стану одеяльцем для этого дитя, – с сарказмом произнёс Барс.
– Марин! – предостерегающе сказал отец.
– Ладно, давай, я в аэропорт.
Барс отключил телефон и засунул за пазуху кожаной куртки, как будто пряча гранату.
– Нам ехать с тобой? – спросил рыжий.
– Поехали. Пусть эта девка сразу зарубит себе на носу: мы – байкеры, и нас шестеро. Ей придётся смириться с этим.
Он, как бешеный, помчался в аэропорт, будто за ним гнались все черти ада. Парни – за ним, как верные псы.
Вскоре они были на месте.
Барс представлял этакое богатенькое чучело и ждал в полнейшем напряжении, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.
Прилетевшие люди текли навстречу, подобно реке, несущей в своих водах самые разные судьбы. И тут его глаза выловили похожую пару. К ним подходил мужчина, по внешнему виду – явно охранник, в чёрном костюме, с бульдожьим выражением лица, будто готовый разорвать любого, кто приблизится к его подопечной. А рядом… высокая, худенькая девушка в джинсовом комбинезоне, где первое впечатление оставляли длинные стройные ноги в белоснежных кроссовках, как у газели, готовой в любой момент сорваться с места. Её можно было даже назвать изящной, с лёгкой походкой, будто она танцевала, даже когда просто шла. Волосы – белые, короткие, в виде каре, как снег, искрящийся на солнце. На глазах – большие, крупные чёрные очки, скрывающие душу. На шее – шарф, закрывающий лицо до носа, как маска, прячущая истинное «я».