Энтони МакгоуэнБарсук
Сердечно благодарим издательство Barrington Stoke Ltd (Эдинбург, Великобритания) за возможность издать эту книгу.
Марку Кассу, Джеффу Нэггсу и другим друзьям моих юных лет, проведённых в городке Шерберн-ин-Элмит в Западном Йоркшире
1
Старый самец ворочался во сне. Он снова и снова переживал сражения, в которых бился в те далёкие дни, когда его зубы были ещё крепкими и острыми. Это теперь они сточились до коричневых пеньков, а тогда внушали страх всему живому.
Он вспоминал, как загрыз большущего лиса, с которым не поделил дождевых червей. Потом была норка, свирепая пришелица из дальних краёв. Она явилась за его детёнышами. Драки с этой тварью он не забудет никогда — да и как тут забыть, с такими-то отметинами на горле от её зубов.
Но задолго до этих сражений, когда он был совсем ещё щенком, к их норе пришли люди с собаками и принялись убивать, убивать… Его спасла мать — вынесла в своей пасти и спрятала в безопасном месте. После она ушла за другими детёнышами и больше не вернулась. Он остался один в целом мире.
Но, как ни удивительно, выжил, еле-еле перебиваясь червями и падалицей. В первую зиму пришлось особенно туго — он мёрз и голодал, но выдержал и остался в живых.
Теперь он — старый вожак семейства. Полный сил, но всё-таки уже не тот, что прежде.
Он лежал у себя в норе и в полусне в который раз вспоминал тех людей и тех собак, когда внезапно все его чувства разом обострились.
В ноздри ударил резкий запах. А потом раздались и звуки. Он почуял, как по подземным ходам разливается страх, и понял, что пробил его час.
Он встряхнулся.
Что ж, значит, старого бойца ждёт ещё одна — последняя — драка.
2
— Просыпайся, Ники! Просыпайся!
Просыпаться мне не хотелось. Я хотел ещё поспать. А ещё больше хотел просто остаться в тёплой постели. С тех пор как взорвался отопительный котёл, каждое утро превращалось в адскую пытку. За ночь оконные стёкла изнутри покрывала такая толстая изморозь, что на ней можно было написать пальцем своё имя.
— Просыпайся, Ники! Нам пора.
Это, конечно, был Кенни. Мой брат. Его называют недалёким, и он такой и есть. Я знаю, что называть людей недалёкими в наше время считается неприличным, но Кенни это слово подходит как нельзя лучше. У него в голове нет тараканов, как у некоторых.
Он не вычисляет днями напролёт углы треугольников и не придумывает другим всякие гадости. Просто он считает, что все люди такие же добрые, как он сам, и умеет думать не больше одной мысли за раз.
Когда Кенни появлялся на свет, его мозг перенёс кислородное голодание, и от этого он теперь, как говорят взрослые, отстаёт в развитии. Но по-моему, как я уже сказал, просто называть его недалёким лучше, добрее и честнее, чем приплетать всякие «нарушения» и «ограниченности» чего-то там.
Иногда мне хочется быть таким же недалёким и счастливым, как Кенни.
— Ну давай, Ники, — не отставал Кенни.
Я приоткрыл один глаз и посмотрел на окно. На улице было темно как в могиле.
Но лучше бы я этого не делал.
— Ха! — радостно воскликнул Кенни. — Я всё видел. Ты не спишь. Вставай, и пойдём.
— Кенни, отстань, — сказал я. — Ещё жутко рано и чертовски холодно.
Но Кенни не слушал. Он силой вытащил меня из кровати, и я опомнился, только уже натягивая штаны.
— Кенни, ты что вообще устраиваешь? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал сердито. Сердито с Кенни разговаривать нельзя, потому что он от этого расстраивается.
— Идём, — ответил он. — Будет здорово.
3
— Не дай бог, оно того не стоит, — сказал я, когда мы с Кенни уже прошли половину Мургейт, главной улицы нашего городка. Воздух был такой холодный, что при вдохе ломило зубы, и поэтому приходилось держать рот закрытым и дышать только носом.
Главная улица из Мургейт — так себе. Достопримечательностей на ней раз-два и обчёлся: супермаркет «Спар» и два паба — «Масонский герб», куда ходит мой отец, и «Красный медведь», куда отец не ходит, потому что его туда не пускают. Ну ещё парикмахерская и давно закрытый городской клуб. Вот и всё.
На светофоре мы свернули на Кёрк-лейн, на которой расположены закусочная, где кормят жареной рыбой с картошкой, ещё один паб, «Лесники», и в самом конце — церковь.
Уже немного рассвело, и на фоне неба проступал силуэт церковной башни. Церковь была очень древняя и своим видом всегда наводила на меня жуть, но утром эта жуть была не такой жуткой, как по вечерам. Утром ты как бы понимал, что всякие призраки, вампиры и остальная нечисть уже попрятались обратно по своим могилам, склепам или куда там ещё им положено прятаться при свете дня.
Было бы дело тёмным вечером, мы с Кенни обязательно попугали бы друг друга — УУУУУУУУУУУУУУУУ! — притворяясь привидениями, а сейчас просто прошли мимо церковного кладбища, думая только о том, какая же стоит холодина.
На мне была парка с капюшоном, но и то я дрожал, как наркоша. У Кенни же, который вырядился в красную шапку с помпоном, дурацкий свитшот с Доктором Кто и джинсы, натурально посинели руки.
У меня было неспокойно на душе, и не только из-за самого отстойного на свете свитшота: я должен был заставить брата надеть куртку, но спросонья не сообразил.
Кенни не чувствовал холода, пока окончательно не задубевал, а как задубеет, начинал выть и стонать, и не переставал, пока не приведёшь его домой и не усадишь к газовому камину.
Тем временем мы вышли на проложенный среди полей просёлок, и я начал наконец догадываться, куда мы с Кенни направляемся.
4
Почти вся местность вокруг нашего городка плоская, как сковородка. Поэтому она сплошь засажена пшеницей и всякими другими полезными растениями типа, не знаю, свёклы. Отец говорит, что раньше между полями были живые изгороди, а на полях жили жаворонки, чибисы и прорва других птиц. Но теперь изгороди срыли, так что остались просто ровные поля, на которых попадаются только жирные голуби да тощие грачи.
Однако в одном месте среди ровных полей образовалось что-то вроде небольшой лощины. Так как тракторам и комбайнам в ней делать нечего, вырубать разросшийся в лощине низкорослый лесок никто не стал. Всего-то метров сто в длину и метров, может быть, десять в ширину, этот лесок был единственным в округе островком более-менее дикой природы. Все называли это место Зарошкой. Но я-то думаю, что у него было и другое, настоящее название, которое уже просто никто не помнил.
Иногда из тёмных глубин Зарошки доносился крик совы, а однажды я слышал, как там долбит ствол дятел. Видеть я его ни разу не видел, а жаль, потому что птиц и зверей я всегда очень любил. У меня даже был специальный блокнот, куда я записывал всех птиц, которых видел, но записей в нём накопилось всего ничего, потому что, как я уже говорил, птиц в наших местах не густо.
Очень жалко, что блокнот не сохранился. Мама подарила мне его незадолго до того, как от нас ушла. Но Кенни исчеркал в нём все страницы, и отец его выбросил.
Как-то мы с Кенни устроили себе в Зарошке логово. Тогда у нас обоих были велики, и мы на них быстро до него добирались. Но мой велик кто-то спёр, а свой Кенни решил усовершенствовать. Он разобрал его на мельчайшие детали, но потом, как в той истории с Шалтаем-Болтаем, так и не смог собрать обратно.
Отец, если б взялся, наверняка бы его починил, но… у него было полно своих проблем.
Без великов нам до Зарошки было далековато, поэтому логово мы забросили. Его на самом деле было ничуть не жалко, потому что, если честно, это была фигня, а не логово — так, несколько толстых веток, уложенных концами на упавшее дерево. К тому же оно кишело уховёртками и какими-то чёрными жуками.
— Мы, что ли, в логово идём? — спросил я.
Может, Кенни решил, что мы должны заново его отстроить?
— Ага… Не-а, — ответил он. Поди догадайся, что это значило.
Но тут до меня донёсся собачий лай. Забавно, что по лаю собаки можно сразу понять, большая она или маленькая. Хотя нет, было бы, наверно, куда забавнее, если бы, скажем, услышал ты писклявое тявканье, и тут — раз! — появился здоровенный бугай ростом с пони. Или раздаётся вдруг басовитый лай — прямо не лай, а львиный рык, — а ты видишь, что лает плюгавая шавка размером с зелёную козявку.
На этот раз лаяла, без сомнения, большая собака. И я знал, какая именно. Потом подала голос другая собака, а чуть погодя ещё одна. И уж тут не нужен был никакой чёртов Шерлок Холмс, чтобы понять, что это за собаки и кто нас поджидает.
Я схватил Кенни за руку и заставил посмотреть мне в глаза.
— Кенни, что это значит? — спросил я. — Быстро отвечай.
Но Кенни вывернулся и вприпрыжку понёсся в сторону Зарошки на собачий лай. Его длинные руки и ноги вихлялись и мотались, как стираное бельё на верёвке в ветреный день.
— Надо быстрее, пока не началось, — крикнул он и, споткнувшись, полетел на землю.
Если бы я успел к Кенни, пока он ещё лежал на земле, я бы схватил его и потащил домой. Но я нагнал его только в Зарошке. Хватать и тащить было поздно.
— Кого я вижу! — воскликнул Джезбо. — Это же Кенни Шизик и Ники Педик.
5
Их было трое. Вернее, шестеро, если считать вместе с собаками. Рич и Роб Бишопы были близнецами. Длинные рыжие локоны придавали им некоторое сходство с ангелами, но ничего ангельского в них не было и в помине.