Рич был подлым и злобным. Уже в младших классах он поколачивал других ребят и отбирал у них карманные деньги. И в футбол он играл очень грязно. Прямо на глазах учителя мог сбить с ног любого, кто пытался его обвести или даже просто шёл мимо.
Роб подлым и злобным не был. Зато он был психованным. Ходит такой себе мирный и приветливый, а потом что-то у него в башке переклинит, и он становится как бешеный и бросается на первого, кто под руку попадётся. Однажды, например, он покусал одного парня, да так, что того пришлось везти в больницу делать укол от столбняка и, говорят, ещё от бешенства. Робу прописали риталин, но большого толку от этого не было.
Иметь дело с Ричем было в каком-то смысле проще, потому что всегда было понятно, что от него можно ждать. А Роб — он был как петарда, про которую думаешь, что у неё потух фитиль, подходишь заново поджечь, а она — бабах! — и отрывает тебе голову.
Третьим был высокий и очень толстый Джез Боуэн, которого все звали Джезбо. Ему уже исполнилось семнадцать, и поэтому он был у них главным. Две собаки принадлежали ему, а одна — Ричу.
У нас с Кенни собаки не было, потому что отец сказал, что мы не можем её себе позволить.
Собаки Джезбо были похожи на Джезбо, но только немножко не такие толстые. Одна была помесью питбуля с кем-то покрупнее. Скорее всего, с ротвейлером или с какой-нибудь ещё породой со слюнявой пастью и отвисшими брылями. Ненавижу собак, которые, когда кусают тебя, ещё и всего обслюнявливают, потому что это как-то уж совсем унизительно.
Этого пса, помесь питбуля с кем-то ещё, звали Сатана. Кенни как-то ошибся и назвал его Сантой, и вслед за Кенни так иногда стали называть его и другие ребята, но только когда не слышал Джезбо.
Другую свою собаку, суку питбуля, Джезбо назвал Шалавой.
Сатана и Шалава.
Это всё, что вам надо знать про Джезбо.
Собаку Рича и Роба, джек-рассел-терьера, звали Тина. Этой маленькой злобной дряни можно было не опасаться: даже если бы очень постаралась, ни до чьей задницы она бы просто не допрыгнула.
6
Не сразу, но я всё-таки разобрался, что тут было к чему.
Они все трое с собаками стояли под деревом. В птицах и животных я разбираюсь неплохо, а в деревьях — намного хуже, поэтому про это дерево могу сказать только то, что оно было очень большим и старым. Росло оно на склоне на самом краю Зарошки. Его кривые толстые корни сначала уходили под землю, а потом выпрыгивали наружу, как дельфины из морской волны.
В земле между корнями была довольно большая дыра — при желании в неё можно было просунуть голову.
Кенни хлебом не корми, дай залезть головой в какую-нибудь дыру и там застрять.
У Рича и Роба с собой были лопаты. Джезбо зачем-то вооружился молотком. Собаки, дрожа от нетерпения, нарезали круги вокруг хозяев, фыркали и гавкали.
— Джезбо, что здесь происходит? — спросил я, хотя уже и сам догадывался, что они, скорее всего, загнали в нору лису.
— Это барсучья нора, — ответил Джезбо. — Кенни, ты же хочешь поиграть с барсучками?
— Хочу! — воскликнул Кенни. У него на лице сияла широченная улыбка.
Так вот, оказывается, в чём дело. Джезбо послал Кенни за мной, чтобы я поучаствовал в их забаве.
Ну уж нет.
— Вы прекрасно обойдётесь без нас, — сказал я, стараясь не смотреть в лицо Джезбо — у него же этот чёртов молоток.
Джезбо ухмыльнулся так, что его рожа сразу запросила кирпича.
— Кенни, но тебе ведь очень хочется поиграть с барсучками, правда? — сказал он.
— Конечно! Для этого и пришёл. И брата привёл, как ты сказал, чтобы он тоже поиграл.
— Кенни, нам нужно домой, — сказал я и положил руку брату на плечо. — Идём, сделаем себе хлопьев с молоком. По-моему, в буфете осталась пачка «Фростиз».
Кенни шарахнулся от моей руки, как от раскалённого утюга.
— Ты никогда не даёшь мне играть, — заканючил он. — Я домой не пойду. Я не хочу есть. Я не люблю «Фростиз».
— Ты путаешь, «Фростиз» ты любишь, — сказал я как можно спокойнее. — Тебе не нравятся «Уитабикс». И ещё яичница.
— Вы оба останетесь, — по-хозяйски распорядился Джезбо.
— Я — нет, — ответил я. — То, что вы делаете, — плохо. Противозаконно.
Уже в следующий миг я понял, что этого говорить не стоило.
— Про-ти-во-за-кон-но, — передразнили меня Рич и Роб такими специальными козлиными голосами, чтобы показать, какой я жалкий додик, и сами же заржали, довольные своим остроумием.
— Жаль, твой папаша не вспомнил о законе, когда прятал у себя в сарае ворованные дивидишки, — сказал Рич.
Роб хохотнул, а потом они оба посмотрели на Джезбо. Ухмылка жирным слизняком ещё шире расползлась по его физиономии.
7
Тут надо объяснить про дивиди и почему при упоминании о них все так развеселились.
Мой отец находился под подпиской после того, как полиция нашла у нас в сарае целый склад видеодисков. Мик Боуэн, отец Джезбо, сказал ему, что они пиратские. По его словам, даже если диски обнаружат, предъявить моему отцу смогут только нарушение авторских прав, а за это никого ещё ни разу не посадили. Он предложил отцу двести фунтов за то, чтобы он на время оставил их у себя, и отец согласился. Деваться ему было некуда, потому что Мик Боуэн как бы заправлял всеми делами в нашем городке, и, если ты ему отказывал, это значило, что скоро тебе перебьют окна в доме и, возможно даже, хорошенько наваляют твоим детям.
Но диски оказались не пиратскими, а самой настоящей лицензионкой, украденной со склада в Бирмингеме. Поэтому отец получил обвинение в укрывательстве краденого и перспективу загреметь за решётку. Полицейские обещали, что, сдав тех, кто передал ему видеодиски, отец отделается общественными работами. Но стукачом мой отец никогда не был.
От маминого ухода он так до конца и не оправился, но до этой истории более или менее держался. У нас всегда была еда на столе, со шмотками тоже всё было в порядке. Два года он работал в магазине рыболовных принадлежностей, потом продавал разную хрень типа тряпок для посуды на рынке в Понтефракте. После этого занялся распространением флаеров и прочего рекламного мусора. Какое-то время он даже разносил газеты, но завязал с этим, когда узнал, что из-за этого над нами с Кенни смеются в школе.
После того как отца повязали с дивиди, у него опустились руки. Он целыми днями пялился в ящик, а по вечерам накачивался дешёвым баночным пивом. Ничего особо плохого он при этом не делал. Собственно говоря, он не делал вообще ничего. Как мне кажется, он просто ждал, что будет дальше. Если его посадят, нас с Кенни отдадут в приют. Он, насколько я понимаю, так сильно этого боялся, что старался о таком варианте вообще не думать.
Короче, вот над чем эти трое потешались в Зарошке и вот почему, не считая всего остального, я так ненавидел Джезбо и его отца.
Джезбо подошёл ко мне и обнял за плечи своей тяжёлой рукой. Собаки тоже подошли. В смысле собаки Джезбо. Тина, джек-рассел, тянула поводок, сгорая от нетерпения залезть в нору.
— Я тебя не задерживаю, — сказал Джезбо. — Мы же типа, как говорится, в свободной стране. Но если ты уйдёшь, бедняжка Кенни останется совсем один, без бвашика, и никто его, если что, не пвиквоегп. А барсуки, они бывают такие свирепые…
Мы оба с Кенни понимали, что Джезбо имеет в виду не барсуков.
Я пожал плечами:
— Ладно, остаюсь. И делайте что хотите, но, чур, без меня. Потому что это неправильно.
— Поступай как знаешь, маменькин сынок, — глумливо произнёс Джезбо. — Ой, я совсем забыл. Маменьки-то у тебя, по-моему, и нету?
Рич с Робом рассмеялись, и, как всегда, когда кто-нибудь смеялся, Кенни засмеялся тоже.
Потом Джезбо перестал обращать на меня внимание, и охотники принялись за дело, а я стоял и как дурак молча за ними наблюдал.
8
Ниже по склону они нашли ещё два выхода из норы и перегородили их сеткой. Причём почти всю основную работу проделал Кенни, остальные всё больше покрикивали на него и командовали, что и как делать.
Закончив, они собрались запускать в нору джек-рассела Тину.
Но я понимал, что они всё делают неправильно. Так охотятся с хорьками на кроликов. Ставят сетки на выходы из кроличьей норы и запускают под землю хорька; обделавшись от страха, кролики пулей вылетают наружу и попадают в сети. Специалистом по барсукам я себя не считал, но точно знал, что они не кролики.
— Они там убьют вашу собаку, — сказал я.
Мне не то чтобы захотелось им помочь — я просто пожалел Тину. Она, конечно, была маленькой злюкой, но не такой конченой тварью, как две другие собаки.
— Закрой рот, — огрызнулся Роб. — А то щас сам в эту вонючую дыру полезешь.
Когда все отсмеялись, Рич запустил Тину в нору. До этого, как я уже говорил, она тянула поводок и рвалась в бой. А сейчас, чуть сунувшись в нору, отрывисто тявкнула, фыркнула и выскочила наружу.
Не такая уж она, значит, и дура.
Роб грязно её обругал, схватил за шкирку и запихал обратно в нору. Тина попыталась вылезти наружу, но Роб упёрся рукой ей в задницу и всё-таки затолкал под землю. Тина исчезла из виду, только из темноты раздавался топот её маленьких лап.
— Порядочек, — сказал Джезбо. Похожая на слизня ухмылка будто приклеилась к его роже. — Быстро давайте к сеткам.
Рич и Роб встали каждый у своего выхода из норы. И у того и у другого в руках был мешок. Я так понимаю, они собирались посадить в мешок барсука, когда тот выскочит из норы и запутается в сетке. Однажды мне попался на дороге сбитый машиной барсук, он был огромный. Мне бы в голову не пришло запихивать его живого в мешок, даже если бы он попался в сеть.
9
Смех и шутки продолжались до тех пор, пока из норы не донёсся шум. Донёсся он сразу из всех трёх выходов из неё и одновременно прямо из-под земли. Сначала зарычала собака, а потом послышалось шипение, но оно было не похоже на то, как шипят кошки. Скорее такой звук мог издавать дракон или кто-то вроде. Ну то есть кто-то выдуманный, а не настоящий.