– Доставай меч и готовься к смерти, – холодно произнес Мават, обнажив клинок.
– Но ведь я был прав! – возмутился Айру, взявшись за рукоять.
– Завидев ваше приближение, вербы послали человека ускорить обряд, – отозвался Мават, не повышая голос и не опуская меч. – Преуспей он, и вам противостоял бы куда более могущественный соперник. А он почти преуспел. Потерпи вы буквально пару минут, как я и наказывал, мы бы управились быстрее и безо всякого шума.
– Тебе ничего не грозило, – гнул свое Айру. – Тебя всегда оберегает Ворон.
– Он оберегает меня и сейчас.
Один из господских сыновей тронул Айру за плечо и что-то горячо зашептал ему на ухо.
– Мой повелитель, – все еще сиплым от дыма голосом окликнул ты, поравнявшись с Маватом, – убив Айру, ты лишишься поддержки северо-западных земель. Повезет, если их воины мирно разъедутся по домам, не пожелав отомстить.
– Везение тут ни при чем, – холодно парировал Мават.
– Мой повелитель, наместник Ворона, – с усилием проговорил Айру (товарищ по-прежнему стискивал его предплечье), – я допустил ошибку. Приношу… – Он запнулся и довершил сквозь зубы: – Приношу свои извинения.
– Извинения не помогут, если ты не подчиняешься приказам.
– Мне почудилось, ты подал сигнал, – соврал Айру, не разжимая челюстей. – Впредь буду внимательнее.
Ты хотел что-то добавить, но передумал. Вскоре Мават опустил меч:
– Убирайся с глаз моих!
Случилось это полтора года назад. Сейчас ты в крепости Вастаи, сидишь под дверью Мавата. К вечеру он так и не объявился, молоко, как и опасалась служанка, скисло. Но ты все равно его выпил, поразмыслив, съел хлеб с одной из колбас и снова привалился к створке.
С лестницы донесся шелест шелкового платья. Оторвавшись от созерцания колбасы, ты увидел перед собой Зизуми – высокую, статную, в сумерках ее синие одежды казались черными. От внимания Безмолвной не укрылась пустая миска из-под молока на подносе.
– Так он не весь день просидел взаперти? Ты убедил его подкрепиться?
– Нет, матушка.
Ты неуклюже поднялся и тайком вытер жирную руку о штаны.
– Выходит, ты не отлучался отсюда ни на минуту? Ты ведь его соратник? Прислушивается ли он к тебе, когда хандрит? Да и вообще, следует ли советам?
– Увы, нет.
Зизуми вздохнула, и ты поспешил добавить:
– Такого за ним отродясь не водилось. Час-другой, и хандра отступала.
– В самом деле? – искренне удивилась Зизуми. – Значит, тебе известен его нрав. Неужто не боишься попасть под горячую руку?
Настал твой черед дивиться:
– Нет, матушка.
Зизуми смерила тебя оценивающим взглядом:
– Ты очень привлекательный юноша, несмотря на крестьянский говор.
До тебя не сразу дошел потаенный смысл ее слов.
– Боюсь, в этом плане я совершенно не интересую господина Мавата.
Зизуми даже не пыталась скрыть разочарования:
– Проклятье! Я надеялась, хоть тебе удастся его угомонить. – У нее снова вырвался тяжелый вздох. – Ситуация не из приятных. Естественно, Мават зол, я предупреждала Глашатая, что это неизбежно. Такую пилюлю не подсластить. Хотя для Мавата ничего не изменилось, он по-прежнему наместник.
– Если только Глашатай не изберет на его место другого.
Мне показалось, ты на секунду замешкался, прежде чем произнести «Глашатай», словно сомневался, является ли Гибал таковым.
– Маловероятно, – отрезала Зизуми. – Где тебя поселил Мават?
– Покуда нигде.
– Само собой, – уже в который раз вздохнула Зизуми. – Но не спать же тебе у порога, как собаке. Ступай к Гизет и скажи: Зизуми велела устроить меня на ночлег – не в коридоре, разумеется, а где-нибудь поблизости, в самой крепости свободного угла не найти. У нее комнатка позади трактира. Не застанешь Гизет там, посмотри по кладовым. Заодно пускай снабдит тебя брелоками для кухни, по ним будешь получать завтрак и ужин.
– Хорошо, матушка Зизуми. Спасибо.
– Коли захочешь, возвращайся утром. В ближайшие дни Мават не появится и не откроет дверь, не удостоверившись, что в коридоре пусто. – Заметив твое недоумение, женщина нахмурилась. – Удивлен?
– Матушка Зизуми, на моем опыте он успокаивался через пару-тройку часов. А по тревоге и того быстрее. За это время хандру как рукой снимало. Ну, почти.
– По тревоге? – Зизуми не сразу сообразила, о чем речь. – А, ясно. Трудно защищать границу, сутками просиживая взаперти. Очевидно, он малость научился обуздывать свой нрав, что весьма отрадно. Но в этих стенах не зазвучит сигнал тревоги, да и слишком чудовищен был удар. Его отец… Немыслимо. Никогда бы не поверила, что Глашатай способен…
Женщина осеклась, не в силах докончить фразу. Она покачала головой:
– И бросить нас в беде. Немудрено, что Мават рвет и мечет, но мы не могли поступить иначе. Пришлось спешно утвердить нового Глашатая. – Зизуми испытующе глянула на тебя. – Не вздумай заговаривать с ним об этом, когда выйдет. Себе только хуже сделаешь. Сама управлюсь. Я ведь знаю его с младенчества. Рано или поздно он прислушается к моим словам.
– Да, матушка, – покорно отозвался ты.
Гизет ты застал в деревянной лачуге, лепившейся с торца длинного, под высокой крышей трактира. Жилище более походило на кладовую: повсюду громоздились восковые дощечки в деревянной оправе и вытесанные из древесных стволов сундуки, обитые железом. Гизет была лишь немногим моложе Зизуми, седые волосы она заплетала в толстую косу и закалывала на макушке. Под фартуком грубого сукна, надетым поверх унылых болотных юбок, гремели ключи и стилусы. Гизет с порога объявила, мол, класть тебя негде, если только на тюфяке в трактире, но, услыхав распоряжение Зизуми, ворчливо протянула тебе жетон для постоялого двора за воротами крепости. Потом, поколебавшись, выудила из сундука еще два прямоугольничка полированного дерева с медной инкрустацией; через отверстия по краям был пропущен шнурок, позволявший носить брелоки вокруг запястья или на шее.
– Первый для допуска в крепость, второй на пропитание. Всего две трапезы, две! – хмурясь, предупредила Гизет. – А не по две в каждом доме. Хозяева отчитываются передо мной о расходах. Уяснил?
– Да, госпожа, – кротко произнес ты, по опыту зная, что спорить с такими особами себе дороже.
– Будь моя воля, ты перебился бы и одним, но раз матушка Зизуми велела, я не стану перечить. Но коли приспичит, покажу ей сальдо.
Гизет протянула тебе брелоки.
– Да, госпожа, – повторил ты, принимая подношение.
В комнату вихрем ворвалась леди Тиказ и, не обращая на тебя ни малейшего внимания, ловко обогнула стопку дощечек, о которую ты чуть не споткнулся на входе.
– Тетушка, если завтра подадут угрей, прибереги немного для отца. Иначе вмиг расхватают.
С появлением Тиказ тебе надлежало смотреть под ноги или деликатно отвести взор в сторону, а не таращиться на нее во все глаза. Впрочем, она не осталась в долгу и смерила тебя оценивающим взглядом. От нее не укрылись ни болтающиеся в твоей руке кожаные шнурки, ни домотканое платье, ни единственный золотой браслет на предплечье, ни позолоченная рукоять кинжала.
– А ты кто такой?
Ты запоздало потупился:
– Эоло, леди. Прибыл вместе с господином Маватом.
– Зачем?
– Он соратник господина Мавата, – встряла Гизет, пока ты мешкал с ответом. – И слуга, да, видать, не из простых. Хозяину еды поднести или кому еще подсобить – переломится.
– Значит, ты его любовник? – фыркнула Тиказ.
Повисло неловкое молчание. Ты вздернул подбородок и, глядя на Тиказ в упор, выпалил:
– Завидуете?
– Кому? – снова фыркнула леди.
– Да хоть кому. Без разницы.
– Я сто раз отвергала Мавата и отвергну в сто первый, коли придется. А что касается тебя…
По какой-то причине тебе не хотелось, чтобы она докончила реплику.
– Матушка Зизуми повелела забрать это. – Ты воздел ладонь с жетоном и брелоками. – Я трое суток провел в дороге и очутился в чужом краю, где не знаю ни одной живой души, кроме своего господина, который нынче не в духе. Сожалею, если мое присутствие вас коробит, но оскорблений я не потерплю.
– Вот нахал! – воскликнула Гизет. – Крестьянин, а как дерзит!
– Простите, госпожа, иными речами не владею, – повинился ты. – И не я затеял свару.
– Каюсь, сэр, – помедлив, объявила Тиказ. – Сказала сгоряча. Не только Мават сейчас не в духе.
– Конечно, леди, – согласился ты. – Забудем это недоразумение.
Тиказ развернулась и в облаке алых и зеленых шелков скрылась за дверью.
– Следи за языком, юноша, – хмуро предупредила Гизет. – Особенно при леди Тиказ.
– Я с леди не ссорился, – возразил ты, как мне почудилось, старательно сдерживая гнев. – И не задел бы ее достоинство, не начни она первой.
– Я не за ее достоинство хлопочу, – еще пуще нахмурилась Гизет. – «Завидуете»! У меня чуть глаза на лоб не полезли! С леди Тиказ лучше не связываться. Ее отец возглавляет Распорядительный совет и вхож к Глашатаю. Если не поостережешься, накличешь на себя немало бед. И выгораживать тебя перед матушкой Зизуми я не стану, не надейся!
– К господину Мавату наведаюсь завтра, – сменил ты тему. – Если ему до тех пор надоест сидеть взаперти, дайте знать.
– Дадим непременно, – заверила Гизет, не переставая хмуриться. – Он хоть немного перекусил?
– Когда я уходил, поднос оставался нетронут.
– О-хо-хо, – вырвалось у женщины. – Немудрено, что он зол. Кто бы мог подумать. Такое горе.
– Еще какое, – поддакнул ты. – Никто и вообразить не мог. Он ведь восседал на скамье всю мою жизнь.
По всему было ясно, что под «ним» ты подразумевал не Гибала.
– Похоже, мой господин не очень-то поверил, – после секундной заминки добавил ты.
Гизет резко постарела, когда ее черты исказил страх.
– Никто не верит.
Тут, вероятно, тебя осенило, кто послал миску свежего молока Мавату. В городах молоко идет на масло, сыр либо на густую простоквашу. В первозданном виде его днем с огнем не сыщешь. Нетрудно было угадать, что многочисленные таблички содержали строгий учет провианта, а заведовала всем Гизет: она точно знала, какими продуктами располагает и кого ими следует накормить. И все равно не побоялась выделить деликатес, заведомо обреченный скиснуть. Для человека ее положения поступок весьма смелый.