Многие верят, что эти тётки применяют в своём нехорошем занятии гипноз. А один знакомый рассказывал Жеке, что как-то под этот самый гипноз попал: заговорил с цыганкой и, что называется, поплыл, а через какое-то время обнаружил себя бредущим куда-то по тротуару без копейки в кармане. Парняга тот, вроде бы, всегда отличался рациональным взглядом на мир, работал программистом. (В том, что «программист» и «рациональный взгляд на мир» понятия далеко не всегда синонимические, Жека тоже потом убедился). Сколько увели у того знакомого, Жека не помнил, вряд ли много, тот был вечно на мели.
И эти мысли промелькнули в Жекиной голове, и толку от них тоже было немного.
Вор Велосипедов всё так же надвигался, и осмысленности в его взгляде не прибавилось. Душить Жеку и отрывать ему голову прямо здесь он, судя по всему, передумал, но бежать за великом явно не собирался. Висел над крышами узкий серп луны, застыли над заборами любопытные головы, в кустах шуршали кошки или собаки, а может, были то ежи. Где-то далеко проехали на мотоцикле. Позади — Жека оглянулся на миг посмотреть, какой-то дедок в старом пиджаке укладывал ветки в большую кучу, видимо, для костра, рядом сновали в темноте детские фигурки.
Что ещё, подумал Жека, какие соображения могли здесь помочь?
Кто такие цыгане? Потомки каких-то прикочевавших из Индии народностей. Но не это важно. А важно то, что… Жека почувствовал, что верная мысль рядом, и оттолкнул протянувшуюся лохматую руку даже в некотором как бы раздражении — да не отвлекай, мол. Идея вертелась совсем близко, но её ещё нужно было ухватить. Кто такие цыгане по своей сути? Здесь, в этих местах, как, собственно, и во всех других, они, что называется, национальное меньшинство. Селятся отдельно и репутацию имеют не самую положительную. Их не любят и побаиваются.
Их побаиваются…
Тут Жека почувствовал, что идея наконец им уловлена и осознана. Идея то была неоднозначная, жёсткая на ощупь и горьковатая на вкус. Нехорошая это была идея, некрасивая. Можно даже сказать, с душком. Но сейчас только такая и могла здесь помочь.
Они — меньшинство, но их же и побаиваются.
Надо сделать так, чтобы сегодня боялись здесь они.
Глава 14
Надо было заставить противника испугаться.
И сделать это в теперешнем Жекином положении можно было только словами.
— Тихо! — выкрикнул Жека, в который раз уворачиваясь от хватающей его руки. — Сюда придут люди.
— Чего? — приостановился Вор Велосипедов, удивлённый неожиданным поворотом их, если это можно было так назвать, разговора.
Жека отступил на полшага и уперся подошвой в большой камень. Позади шевельнулась узкая заросль бурьянов, дальше отступать было некуда. А за этими бурьянами кто-то чиркнул спичкой, и на полянке перед соседним двором затрещало, разгораясь, пламя костра. Огонь взметнулся высоко, радостно запищали дети. Ноздри тронул терпкий запах дыма. Всё вокруг осветилось красным огненным светом и стало другим.
— Если я не вернусь через полчаса, — стал объяснять Жека, — мой друг побежит домой и всё расскажет. Дядь, ты представляешь, что начнётся, когда там узнают, что вы похитили и прячете здесь ребёнка? А? Мало никому не покажется, и никакая милиция не сможет это остановить… — Жека развёл руками. — Оно вам надо? Из-за какого-то, блин, велосипеда.
Вор Велосипедов приоткрыл рот и заморгал. В глазах на секунду промелькнула осмысленность. Но реакция оказалась не совсем такой, на которую рассчитывал Жека. Вернее, совсем не такой.
— Ты меня, что ли, пугать вздумал, сопля! — вылетел изо рта цыганского человека сдавленный злой стон.
Вор Велосипедов кинулся на Жеку, хватая за плечо или за горло — и таки схватил. Жека извернулся и впился зубами во вражескую руку. На зубах захрустели волосы, ощущение было самое мерзкое. Тут же в ухе вспышкой разнеслась боль — это прилетел подзатыльник. Жека дёрнулся изо всех сил, вырвался и упал, не удержавшись, на землю.
Прикрывая руками голову, Жека откатился от противника и уткнулся во всё те же бурьяны. Кажется, его уже не хватали. Более того, по щебёнке шуршали ноги, и их было больше чем две. В общение Жеки и Вора Велосипедова вмешался кто-то третий.
И третий этот, увидел Жека, был таскавший ветки и запаливший костёр дедок в пиджаке.
— Та-ра-ра-ра-ра, — говорил он Вору Велосипедову что-то энергичное на непонятном Жеке языке.
— Та-ра-ра! Та-ра-ра! — огрызался Вор Велосипедов.
Под пиджаком у дедка белела майка, ниже были видавшие виды спортивные штаны и какие-то совсем нелепые тапки. Сейчас любой заступник был в тему, но от персонажа настолько бомжеватого слишком многого ждать не приходилось, и Жека, не успев обнадёжиться, тут же приуныл.
— Та-ра-ра… Жигули… — объяснял между тем ситуацию Вор Велосипедов, размахивая руками. — Та-ра-ра… Велосипед…
Дедок что-то коротко ответил и взглянул на Жеку, и внезапно Жека дедка узнал. Это он выглядывал к ним с Воробьём сквозь ворота из двора высокого дома и рассказывал, что «барона уехал». Теперь вот он оказался здесь.
Жека поднялся, и дедок шагнул к нему. Он всмотрелся Жеке в лицо, чуть нахмурился.
— Ты зачем машина угонял?
— Пусть велосипед вернёт, — сказал Жека, — тогда пригоню обратно.
Дедок продолжал глядеть Жеке в лицо, и вглядывался он так довольно долго. Иногда, на секунду, взгляд его перемещался Жеке за спину, на костёр. Жека тоже оборачивался и взглядывал туда. Там полыхало, потрескивало, в небо улетали гроздья искр. В общем, горело знатно.
— Хорошо горит, — сказал Жека.
Дедок на мгновение вгляделся в Жеку ещё пристальней, взгляд его как будто прошёл Жеке насквозь через глаза и шкарябнул изнутри затылочную кость черепа. Потом дедок повернулся к Вору Велосипедову и снова стал ему что-то говорить. На этот раз длинное «та-ра-ра-ра-ра» было ещё более энергичным. В этом потоке Жеке расслышались «велосипед» и ещё несколько знакомых слов, которые при детях обычно не говорят. После каждого такого слова Вор Велосипедов вздрагивал, как будто его били по лицу, и становился всё унылее.
В конце концов Вор Велосипедов буркнул себе под нос совсем короткое «та-ра-ра» и поплёлся во двор. А дедок, мельком взглянув на Жеку, отправился к костру. Он подбросил туда сухих малиновых стеблей, и огонь, пыхнув дымом, деловито захрустел ими, поплёвывая в темноту искрами. Цыганские вертлявые пацаны скакали вокруг и рисовали в воздухе хворостинами с красными тлеющими огоньками неизвестные знаки.
Скоро из своей калитки показался Вор Велосипедов. Он хмуро вёл за руль воробьёвский велик и на Жеку не смотрел. Жека тоже не смотрел на цыганского человека, он смотрел на велосипед, этот баснословный аппарат с меховой рамой, двумя багажниками, кисточками на руле и остальными прибамбасами. Господи, ну и ужас на колёсах, подумалось Жеке, и он тут же устыдился этой мысли. Потому что незачем было подходить здесь со взрослыми и тем более современными мерками. Волшебство этого велика существовало там, в детстве. Пусть же там и остаётся, как и многое другое, чем жили они тогда. И не надо перечитывать рассказы Носова, и старые фильмы про индейцев и про Робин Гуда смотреть заново тоже не нужно.
Вор Велосипедов прислонил велик к пеньку, и тот остался стоять, шерстяной и нелепый, как верблюд посреди пейзажей средней полосы.
Подошёл и дедок.
— Машина, небось, овраг кусты прятал?
Жека едва не присел на пятую точку от проницательных этих слов. Он замер в нерешительности.
— Овраг кусты, — согласился, секунду подумав, стараясь не подавать вида, что изрядно растерялся.
Дедок усмехнулся. Цыганский ли это барон или заменяющий того на время отъезда какой-то родственник, Жека решить для себя не смог, да это было и не важно.
— Садись свой лайба и ехай, — сказал тот Жеке. — Машина сами заберём.
Услышал эти слова, Вор Велосипедов тут же отправился во двор — видать, переобувать свои шлёпанцы на что-то более удобное для ходьбы по оврагам. Остановился, взглянул напоследок. Иди, иди, хрен моржовый, подумал Жека. В девяностых будет тебе, где развернуться.
Жека тоже не стал заставлять тебя ждать. Он вытащил из носка ключи от жигуля, протянул дедку. Потом взял велик, примерился — и решил, что лучше уведёт его отсюда пешком, а там, подальше, уже на него заберётся. Не было просто у него уверенности, что получится нормально поехать с первого раза, не сидел в велосипедном седле Жека лет уже, наверное, двадцать. И показывать это здесь было, конечно, ни к чему.
— Эй, — окликнул его дедок.
Жека настороженно обернулся.
— Ты откуда взялся такой отчаянный?
Тут Жеке полагалось ответить что-то остроумное, хлёсткое, выдать ударную фразу, как в кино, как в фильме, например, «Последний бойскаут» или тому подобном. И Жека застыл, глядя на невысокую сутулую фигуру в пиджаке и обвисших спортивках с пузырями на коленях. В голову, как назло, ничего не приходило.
Пауза затягивалась. И когда Жека открыл уже рот, чтобы произнести что-то банальное, «здесь недалеко» или типа того, случилось неожиданное.
Что-то зашуршало в ближних кустах, и оттуда прямо к Жеке метнулась тень, настолько быстрая, что он и испугаться толком не успел. Да пугаться было и ни к чему, потому что тень та оказалась Воробьём. Этот балбес, как теперь выяснялось, не ждал Жеку ни на какой остановке, а припёрся сюда и просидел всё время рядом в кустах.
Подбежав к Жеке, Воробей мазнул по нему блуждающим взглядом и шагнул к дедку.
— А он не просто так! — раздался звонкий голос Воробья. — Он из каратэ, из секции! Куку-Шанхай, слышали? Так что: не дай бог!.. Вам тут повезло! Повезло вам!..
Тут Жека смог, наконец, его угомонить и впихнуть на велосипедное сиденье.
Растолкав велик с пытающимся выкрикнуть что-нибудь ещё Воробьём, Жека запрыгнул на багажник и свирепо зашипел в воробейскую спину:
— Крути, блин, педали, карате Куку-Шанхай!.. Погнали отсюда быстрее!
Потом, обернувшись, Жека подуспокоился: никто не собирался за ними гоняться. Дети куда-то попрятались, Вора Велосипедова тоже не было видно.