Круг был показательный. Михаил вел уверенно, почти не трогая тормоз — только играя газом и рулём. Машина проходила повороты в лёгком скольжении, идеально укладываясь в траекторию.
После первой демонстрации был сделан жест рукой: твой выход. Пересадка за руль «Нивы», в голове полный разбор увиденного. Машина тронулась уверенно, подвеска сглаживала мелкие ухабы, а мотор отзывался чётко. На первом повороте зад слегка повело, но педалью газа удалось поймать линию дрифта.
На финише Михаил хлопнул по плечу:
— Ну что, Константин… Будем говорить прямо. С машиной ты сросся. Почти как с рукой или с сердцем. Вижу это по манере вождения. У таких пилотов — будущее. Даже если не в спорте, то в жизни точно. Руки у тебя золотые, голова варит. Не потеряй это.
Рядом стоящий Исаак Маркович одобрительно кивнул и добавил:
— Говорил тебе, что не прогадал. Теперь и мастер признал.
После короткой беседы перешли в технический ангар, чтобы обсудить возможные доработки. Михаил выложил пару свежих идей по доработке развесовки, антикоррозийной обработке и усилению заднего стабилизатора.
Покидая автодром, в памяти уже крутился каждый поворот, каждая реакция машины. Опыт, который не пропадает даром.
Глава 3
Обратная дорога из Подмосковья в Минск началась на следующее утро в полном молчании. В салоне, кроме легкого шума обогревателя и тихого гула мотора, слышны были только редкие фразы. За окном мелькали снежные леса, просёлки и редкие фуры, спешащие в сторону обеих столиц.
Исаак, сидя на пассажирском сиденье, молча поглядывал на приборную панель. Через пару десятков километров тишина закончилась — начался разговор, тот самый, что давно витал в воздухе.
— Константин Витальевич, — начал Маркович, поправив шарф и закурив сигарету. — Не думай, что у меня проблемы с благодарностью. Машину твою посмотрел — остался под сильным впечатлением. А уж после трасс на Обчаке и в Подмосковье, когда ребята из команды так засуетились… в общем, понял, с кем связался.
Взгляд мой скользнул в его сторону, но ответа не последовало. Дальше продолжал он сам.
— Вопрос теперь не в том, насколько ты талантлив. Это ясно даже барану. Вопрос в том, как из этого сделать гешефт. Понимаешь? Не просто игрушку для себя, а промышленную вещь, которую можно толкнуть на рынок. Ты ж видел — эти актуаторы, шнорхели, электроника на впрыске, даже развесовка кузова. Сейчас уже это всё — не фантазии, это то с чего можно поиметь. Причём в этом сегменте рынок голодный, и не только у нас в Союзе.
Пауза повисла не меньше чем на минуту, прежде чем он добавил:
— Мой цех способен на многое. Уже сейчас ребята ваяют копии тех твоих штук, что на первой «Ниве». Прямо сейчас они собирают первый десяток комплектов для шноркеля и систему автоматического подкачивания шин. Про инжектор даже говорить не буду — все электрики облизываются.
Вопрос последовал спокойным тоном:
— А как ты видишь схему распределения? Кто в чём?
Маркович выпустил струю дыма, покосился в сторону и заговорил уже тише:
— Работа твоя. Идеи — твои. Руки у тебя — как у хирурга. Но всё остальное — организация, производство, сбыт, крыша, в конце концов — моё. Потому и делить будем честно, по партнёрски. Шестидесять процентов мне, сорок тебе. Всё — налом, раз в месяц. Без промедлений. Без левых схем. Хочешь — сведу с нужными людьми, будешь под защитой.
Ответ прозвучал сдержанно:
— Честно? Такой расклад устраивает. Но при одном условии — на первом месте всегда будет качество. Если кто-то начнёт халтурить — или ради скорости, или ради прибыли — влетаем оба. И если хоть одна деталь подведёт на трассе или в жизни — разрываем контракт.
Маркович засмеялся:
— Наш человек! Договорились. С завтрашнего дня запускаем всё в производство. И… у меня на примете есть пара гонщиков, которые мечтают получить «Ниву» твоей сборки. За отдельную плату, конечно. Так что — пора продавать будущее.
Вечернее солнце опускалось за горизонт, Минск приближался. Снег искрил под фарами, и в отражениях приборной панели мелькало нечто похожее на будущее, по факту выкованное своими руками. И, возможно, куда более важное, чем казалось пару месяцев назад.
Вечер в Минске опускался мягко, с лёгким туманом и пухлыми снежинками, что кружились под фонарями. Дверь в квартиру на Пушкина открылась стремительно — запах жареной картошки с грибами ударил в нос почти физически. Инна, как только увидела меня, стремительно обняла с силой, в которой смешались все: и радость, и скука, и желание.
— Ну наконец-то ненаглядный! — голос её несмотря на шепот звенел. — Ещё бы час — и начала бы думать, что тебя чья то черная душа очаровала и куда-то увезла.
Спортивная сумка с вещами полетела в угол. Обувь — под вешалку ноги поставили сами. Губы наши встретились посреди коридора.
— Мама… Душа моя… — Потом — снова и снова горячие поцелуи…
— Ее забрали в гости до воскресенья… — Разговор откладывался сам собой.
— О-ох… не зря я старался…
— А-ага… — Даже ужин остыл.
Ночь была жаркой, плотной и горячей, как воздух в парилке, в которой постоянно плещут на каменку.
Под утро, когда окна побелели от инея, и за стеной в соседней квартире кто-то уже гремел посудой, Инна, лежа на спине, сказала негромко:
— Слушай, если всё правда, если ты согласен на Варшаву… тогда надо решать всё серьёзно…
— Свадьба?
Она кивнула в ответ на мои слова, предварительно повернувшись ко мне, намеренно не поправляя простыню, которая от этого движения, выполненного расчетливо, обнажила то, что я умиляясь от красоты, называл «мои дыньки»…
Нежно коснувшись языком соска, решительно заявил, показывая что дурачусь:
— Если сейчас ты поклянешься что на протяжении всей нашей совместной жизни, что у тебя не будет «болеть голова», что «устала»… То…
— К-клянусь! — она подхватила мою шутку.
— Т-тогда я-я с-согласен!
Ее глаза засияли торжеством, как у полководца выигравшего сражение. Хотя… примерно так и было на самом деле.
— После ЗАГСа у нас будут необходимые документы. Я не хочу, чтобы нас потом выдёргивали из-за какой-нибудь формальности.
— Говорил мне дзедуля… Предупреждал!!!
— О чем милый?
— Что все бабы себе на уме! А от себя добавлю — крайне меркантильные особы! Что бы съездить в Польшу, выходят замуж… Как нас мужчин легко обмануть… Мы такие доверчивые…
Ответ последовал не сразу, но уверенно:
— Полковник прав. Не женатых не выпускают. Тем более — не военных. И если мы уже вместе, то зачем это откладывать?
Инна поднялась на локте, глядя в глаза:
— Значит, в понедельник подаём заявление. Пока дойдут документы, пока зал, платье, кольца… — Она замолчала, потом добавила с иронией: — Только, пожалуйста, без сюрпризов под марш Мендельсона.
Усмехнувшись, я погладил её по спине.
— Всё будет скромно. Только зал, стол, родные и друзья. Ничего такого.
Инна рассмеялась, но сразу стала серьёзной:
— Кстати, ты уже подумал, где будем жить в Варшаве? Я знаю, что для военных могут выделить место, но что с учёбой?
Ответ был точным:
— Мединститут — в шаговой доступности от госпиталя. По линии Министерства образования тебе могут выделить целевой набор. Пройдёшь собеседование, сдашь пару экзаменов — и вуаля, ты снова студентка. Уже почти врач.
— Значит, до свадьбы всё решаем, — подвела черту Инна. — А после свадьбы — Варшава. Новая жизнь, новый ритм.
— Скромно добавлю — в новом статусе. И еще один момент — язык! Его до начала занятий необходимо выучить…
— Ой! А я об этом не подумала! Что же делать Костя?
— Утро вечера мудренее… Давай-ка я массажик релаксирующий тебе забабахаю?
— Согласна, мне всегда от него так хорош-ш-ш-о…
Плотные шторы мягко отгородили комнату от зимнего утра за окном. В квартире стояла приятная тишина — тёплая, расслабляющая, как домашнее одеяло после долгой дороги. На прикроватной тумбочке тихо булькала баночка с ароматическим маслом. Света из-за штор было ровно столько, чтобы кожа Инны сверкала под пальцами, а мои глаза отдыхали.
Инна устроилась на боку, откинула волосы со лба и выдохнула:
— А ведь после свадьбы придётся вспомнить анатомию. Всю эту латынь, биохимию, фармакологию. Порой кажется, что мозг встанет на дыбы…
Пальцы скользнули вдоль шеи, к плечам, потом ниже — к точкам, где обычно скапливается усталость. Массаж был делом привычным, но в этот раз он стал только поводом. Под расслабляющие движения активировалась передача — незаметная но крайне важная для нас обоих. Между импульсами от «Друга» и рецепторами Инны шла ювелирная настройка. Организм воспринимал сигнал как приятную вибрацию от массажа.
— Понимаешь, — голос мой прозвучал как можно ниже, — никто не рождается гением.
А про себя добавил — но если немного помочь… настроить восприятие… сделать запоминание структурным, то даже латынь покажется тебе любимая красивым, родным языком.
Инна ответила сквозь полусон:
— Такое необычное ощущение сейчас…
— Какое?
— Как будто кто-то убрал ржавчину изнутри головы. Мой мозг стал чище… легче… Ты что, колдун?
Пальцы продолжали двигаться по нужной траектории, последовательно, в строго определенном порядке активируя нужные точки сначала на затылке, после вдоль позвоночника, а дальше через межлопаточную зону. «Друг» одновременно закачивал в нервную ткань блоки нейролингвистической адаптации, аккуратно оборачивая их в безопасные белки, чтобы организм принял их как свои. Резонанс с речевыми центрами уже шёл — тихо, мягко, точно по границам допустимого.
— Через пару дней попробуй прочитать что-то на английском, — прозвучал совет. — И посмотри, что будет.
— Что — будет? Усну, зевну, или начну поправлять препода с кафедры иностранных языков?
— Увидишь и удивишься…
Инна чуть повернула голову, в ее глазах зажглась искорка:
— Секретная методика изучения иностранного языка, методом нейролингвистического погружения!