ом и недоумением.
– Маленькая моя!
Карлос взглянул в огромные тревожные глаза женщины, синие, как небо в середине лета.
– С вашей малышкой все в порядке. Не двигайтесь. «Скорая» уже едет...
– Мне нельзя в больницу... у меня Долли... – пролепетала Кэрри, завороженная глубоким сильным голосом смуглого незнакомца – голосом, которому легкий акцент придавал какую-то особую певучесть.
Когда же мужчина присел и положил ей на плечо руку, не позволяя встать, у нее вдруг пересохло во рту. Расширенными глазами Кэрри следила, как незнакомец поворачивается к ней в профиль, открывая взору смелые, гордые линии высоких скул, орлиного носа и упрямого подбородка, и обращается к кому-то, кого она не видит:
– Полицию вызвали?
– Пожалуйста... не надо полиции! – дрожащим голосом взмолилась Кэрри. – Это вы... вы были в машине?
Он молча кивнул, обернувшись к ней и пронзив взглядом темных глаз, сияющих золотыми искрами.
Глаза, один взгляд которых способен и святую ввергнуть в грех...
Пораженная этой неожиданной и неуместной мыслью, Кэрри торопливо заговорила:
– Не надо ни «скорой помощи», ни полиции. Со мной все в порядке. Я ударилась головой и на секунду потеряла сознание, вот и все.
– У вас есть семья?
Кэрри молчала.
– Может быть, друг? – продолжал допытываться Карлос. – Кто-нибудь, кому можно позвонить, чтобы он отвез вас домой и присмотрел за вами?
Кэрри покачала головой, и затылок отозвался новой вспышкой боли.
– У меня никого нет.
– Ну кто-то же должен быть! Подруги, родные – хоть кто-нибудь? – настаивал он.
– Никого, – повторила она, чувствуя, как дрожит голос.
Карлос всмотрелся в нее с некоторым недоумением. Ясно, что она приезжая. У нее провинциальный выговор – кажется, что-то похожее он слышал в американских фильмах, хотя и не смог бы определить по произношению, из какого она штата. Однако ни коренные ньюйоркцы, ни люди, прожившие в этом городе хоть несколько лет, так не говорят. Ладно, сказал себе Карлос, сейчас не это самое главное.
– Сколько вам лет?
– Двадцать. Пожалуйста, прошу вас... не надо полиции!
Страх придал Кэрри сил: она попыталась сесть, хоть тошнота и головокружение едва снова не свалили ее на землю. Если ее уложат в больницу, Долли отдадут на попечение социальных служб и скорее всего она окажется в приюте!
Она пошатнулась, и Карлос поддержал ее, положив ладонь на хрупкую спину.
– Вас должен осмотреть врач. Обещаю, никто не разлучит вас с дочерью.
– Как?.. Как вы можете обещать?.. – простонала она.
В этот миг в визге сирен и сверкании мигалок подлетела мащина «скорой помощи», и Карлос отступил, давая место медикам.
– Долли! – в ужасе вскрикнула Кэрри, когда ее подняли и начали укладывать на каталку.
Карлос шагнул вперед.
– Я поеду в больницу следом за вами. Вместе с Долли.
Только сейчас Кэрри поняла, что должна доверить этому незнакомцу дочь.
– Но я вас не знаю...
– Зато мы его знаем! – ответил один из санитаров и почему-то усмехнулся. – Не беспокойся, девочка, с этим джентльменом твоя малышка будет в безопасности, как у мамы под крылышком.
Измученная усталостью, волнением и болью, Кэрри закрыла глаза и бессильно откинулась на подушку.
Едва «скорая» скрылась за поворотом, Дженнаро, протягивая хозяину пиджак, сказал:
– Надо съездить в полицию, сделать заявление.
– Ради всего святого!.. – раздраженно отозвался Карлос.
Удивляясь тому, с какой легкостью дал обещание позаботиться о малышке, Карлос склонился над коляской. Малышка была укутана так, что наружу торчал лишь кончик носа-пуговки да таращились на мир огромные, как у матери, испуганные синие глазенки.
– Дженнаро, займись полицией сам. А я отвезу нашу... робкую Долли в больницу к маме.
– Может быть, лучше мне ее отвезти? – предложил телохранитель. – Вы ведь и часу не проспали с тех пор, как вылетели из Буэнос-Айреса.
Этой ночью я спать не собирался! – мрачно подумал Карлос, вдруг сообразив, что происшествие на дороге заставило его на несколько минут позабыть о «сюрпризе», преподнесенном Лоттой. Но после невинного замечания телохранителя невыносимые воспоминания обрушились на него с новой силой.
Стремясь отвлечься от собственной боли, Карлос осторожно извлек из коляски малышку, завернутую в несколько одеял. Долли застыла, синие глазенки раскрылись еще шире.
– Не бойся. Я не ем маленьких девочек... особенно таких перепуганных.
Карлос сел в лимузин и проследил, чтобы телохранители погрузили туда же немудреные пожитки малышки и ее матери – коляску и сумку. Из сумки выпала пустая бутылочка.
Долли захныкала.
– Да ты, я смотрю, проголодалась? Сейчас, сейчас...
Порывшись в сумках, Карлос обнаружил там пакет детских сухариков. Долли не привередничала: она впилась в сухарик крохотными младенческими зубками, но разгрызть не смогла и снова завопила.
По дороге в больницу Карлосу скучать не пришлось. Теперь-то он понял, что качать на руках ребенка друзей под бдительным надзором матери – это одно, а нянчить чужого младенца самому – совсем другое, В конце концов ему удалось утолить жажду Долли с помощью бутылки минеральной воды из встроенного бара. Само собой, к концу этой операции и Долли, и Карлос, и сиденье были мокрыми – хоть выжимай. Неудивительно, что, выйдя из лимузина у больницы, Карлос Виэйра не смотрелся неотразимым красавцем. Какая уж тут неотразимость, когда ты залит минеральной водой и засыпан крошками от сухарей, а руки тебе оттягивает хнычущий ребенок!
Дженнаро хотел освободить босса от ноши, но Долли, как видно, успела проникнуться к своему неожиданному «опекуну» горячей симпатией: она завопила как резаная....
– Дети любят, когда им улыбаются, – устало вздохнув, изрек Карлос и прижал сразу затихшую малышку к плечу. – Чертовски нервная девчонка.
В приемной Карлоса приветствовали, словно особу королевской крови. Но он, не тратя времени на любезности, поспешил в кабинет главного врача – своего давнего друга. Вскоре за Долли пришла медсестра.
– Ее нужно покормить... и, кажется, сменить пеленки, – поморщившись, предупредил Карлос.
Долли, почувствовав, что ее хотят разлучить с защитником, подняла крик. В пронзительном голоске ее звучали нотки панического страха; хоть Карлос и знал, что девочке ничто не угрожает, ему было тяжело слушать отчаянный плач перепуганного и беззащитного ребенка.
Около часа спустя Флетчер Хьюз рассказывал Карлосу о состоянии поступившей пациентки.
– Ну что тебе сказать, Карлос? – начал он по обыкновению бодро и энергично. – Сегодня ты спас жизнь двоим. Эта юная мамаша страдает от переохлаждения: если бы ей не пришла счастливая мысль броситься под колеса твоей машины, к утру и она, и ребенок скорее всего были бы мертвы...
– Я заметил, что на ней не было пальто – но, думаю, она успела бы добраться домой, – с показным равнодушием проронил Карлос.
– Нет, она собиралась бродить по улицам до утра... она бездомная, разве ты не понял?
Карлос удивленно нахмурился.
– Надо позвонить в социальную службу, хоть мне это и не слишком приятно, – признался Хьюз. – Она страшно боится, что малышку отнимут у нее и отдадут в приют. Хоть я и доказывал, что сейчас так не делают, что социальные работники стараются не разлучать детей с матерями, но, кажется, не убедил ее.
– Как они?
– Малышка совершенно здорова. А вот мать – другое дело: кожа до кости, такое впечатление, что несколько месяцев недоедала. Но никаких признаков алкоголизма или наркомании, что говорит в ее пользу. Судя по выговору, она из Техаса, – с улыбкой добавил он.
– Из Техаса?
– Вестерны смотрел? – усмехнулся доктор. – Впрочем, нет... пожалуй, не совсем Техас. Монтана, может быть...
– Я не смотрел никаких фильмов о Монтане, – твердо ответил Карлос.
Флетчер Хьюз вздохнул.
– Так или иначе, Кэрри приехала в Нью-Йорк из какой-то деревушки на Диком Западе. В большом городе она – как младенец в джунглях.
– Кэрри? Так ее зовут? Можно мне ее навестить?
– Это твоя больница.
– Она принадлежит «Фонду Виэйра», а не мне лично, – сухо поправил Карлос.
Кэрри лежала на уютной кровати и с изумлением оглядывала палату. Все происшедшее казалось ей каким-то сном. Рядом в детской кроватке посапывала Долли. Добрая медсестра накормила ее детским питанием, сменила ползунки и уложила спать. Теперь она сыта, спокойна, в тепле и в безопасности... На глазах у Кэрри снова выступили слезы – слезы слабости и стыда. Почему она сама не смогла обеспечить своей дочери безопасность, тепло и уют?
Решение ее проблем лежало на поверхности, но до сих пор Кэрри предпочитала прятать голову в песок. Теперь же она горько корила себя за эгоизм и малодушие. Что она за мать – вытащила ребенка среди ночи на улицу, где оба могли погибнуть от холода или стать жертвами бандитов, только потому, что не желала с ним расстаться? Настоящая мать думала бы прежде всего не о своих чувствах, а о безопасности малыша. Кэрри двадцать лет – давно уже не ребенок. Может быть, она и не окончила школу, но она не дура и умеет отличать хорошее от дурного. Только теперь она поняла правоту своей матери...
– Если ты отдашь ребенка на усыновление, то сможешь вернуться домой, – говорила мать, глядя на нее покрасневшими от горьких слез глазами. – Но если решишь оставить малыша при себе, впереди тебя ждет только горе. Ты совершила большую ошибку, Кэрри, ты поступила не так, как следовало, и теперь за это расплачиваешься.
Тогда эти слова показались Кэрри невыносимо жестокими, но прошедшие месяцы убедили ее в правоте матери. Она бросилась в Нью-Йорк, полная наивных надежд, что Грэм обрадуется ребенку, примет их обоих с распростертыми объятиями и женится на ней, как обещал. Но, узнав, что Кэрри дала жизнь нежеланной дочери, Грэм пришел в ярость. Он не хотел с ней жить и, разумеется, не имел ни малейшего желания на ней жениться.
Теперь, хоть сердце ее разрывалось при одной мысли об этом, Кэрри не могла не признать: в приемной семье Долли будет лучше.