— Не надо испытывать его терпение, — попросила Кейли. — На твоем месте я бы держалась подальше от этой девчонки.
— Может, я просто хочу узнать своего врага.
Уина тревожило и смущало его внезапное влечение к Эмили. Она словно заворожила его своим взглядом, своими непослушными светлыми волосами, высокими скулами, резкими чертами лица, хрупкой фигурой. Когда они обменялись рукопожатием сегодня утром, Уин не хотел отпускать ее руку. Была в ней какая-то беззащитность, какая-то нежная мягкость, скрытая за внешними острыми гранями. Он думал о ней весь день. Это не могло быть простым совпадением, что дочь Далси Шелби приехала в город в то же самое время, когда Уину уже окончательно надоело мириться с тем образом жизни, который выбрала для себя его семья. Возможно, это какой-то знак.
Да. Именно так.
Это знак свыше.
— Сегодня ночью я снова уйду из дома, — резко бросил он. — Не говори папе. И не ходи за мной.
Кейли закатила глаза.
— И чего тебе все неймется? Скажу по опыту, это не так уж и круто.
— Что именно?
— Быть таким же, как все.
— Джулия! Ты не откроешь дверь? — крикнула Стелла снизу как раз в то мгновение, когда Джулия вынимала из духовки очередную порцию печенья мадлен. Это была уже вторая попытка за вечер, и Джулии по-прежнему не нравился результат.
— Джулия! Это Савьер! — надрывалась Стелла. — Я не могу выйти. Я в ванне!
Джулия тяжко вздохнула. Она уже видела Савьера сегодня утром. На один день достаточно. Она собиралась уехать из Мэллаби целой и невредимой, а чтобы осуществить этот план, прежде всего надо меньше общаться с Савьером. А еще лучше — вообще не общаться.
Она вытерла руки о джинсы и пошла вниз по лестнице, топая как Годзилла. Специально, чтобы досадить Стелле, чья ванная располагалась прямо под лестницей. Сквозь полупрозрачную занавеску на окошке в двери виднелась фигура, стоящая на крыльце, — темный силуэт в ореоле света от наружного фонаря.
Джулия сделала глубокий вдох, распахнула дверь и… с облегчением улыбнулась, увидев, кто это.
Эмили смущенно переминалась с ноги на ногу. Она была в тех же черных шортах и черной майке-борцовке, что и утром. В желтом свете фонаря на крыльце ее непослушные светлые волосы блестели, словно медовое безе.
— Здравствуйте, Джулия, — сказала она. — Я вам не помешаю?
— Конечно, нет. — Джулия отступила в сторону, давая Эмили войти. Когда она говорила Эмили, что та может к ней обращаться в любое время, она совершенно не думала, что девочка воспользуется ее предложением так скоро. И все-таки Джулия чувствовала к ней симпатию. Трудно быть отвергнутой всеми, тем более — не по своей воле.
— У вас очень красивый дом, — сказала Эмили, оглядевшись по сторонам.
Нижний этаж, где жила Стелла, и вправду был очень красивым и очень уютным. Спасибо стеллиной маме, дизайнеру по интерьерам. Золотистый паркет, стильные цветочные композиции, подлинные работы современных художников и обтянутая полосатым шелком тахта, на которую Стелла никому не разрешала садиться.
— Это не мой дом. Это дом моей подруги Стеллы. Мои комнаты наверху.
Как по заказу, Стелла крикнула из ванной:
— Привет, Савьер. Я тут голая. Хочешь зайти посмотреть?
— Это не Савьер, — крикнула в ответ Джулия. — Ты что, будешь ждать его в ванне? Выходи, пока не превратилась в сморщенный чернослив! — Эмили удивленно уставилась на нее, и Джулия сказала: — Это Стелла. Не спрашивай ни о чем. Пойдем наверх. Покажу тебе, как я живу. — Она направилась вверх по лестнице, кивнув Эмили, чтобы та шла за ней.
На верхней площадке Джулии пришлось отступить в узенький коридор, чтобы дать Эмили войти. Потом она закрыла дверь.
— Я только выключу духовку, — сказала она и провела Эмили в спальню, переоборудованную под кухню. Там все было пропитано волшебством и взволнованным предвкушением. Искрящиеся завитки сахарной пудры и муки все еще носились в воздухе, словно хвосты летучих змеев. И еще там был запах — запах надежды. Запах, зовущий вернуться домой. Сегодня он складывался из утешительного аромата темного сливочного масла и взбудораженной свежести лимонной цедры.
Окно было распахнуто настежь. Джулия всегда открывала окна, когда пекла. Нельзя запирать запах внутри. Иначе сообщение не дойдет до адресата.
— А что вы печете? — спросила Эмили, остановившаяся на пороге.
— Прежде чем печь в ресторане, я экспериментирую дома. Сейчас пытаюсь освоить печенье мадлен, но пока что-то не получается. — Джулия взяла печенье с первого противня. — Видишь? Тут должен быть бугорок. А у меня они плоские. Наверное, я недостаточно заморозила масло. — Она взяла руку Эмили и положила печенье ей на ладонь. — Так его подают во Франции. Ракушкой вниз, как кораблик. А в Америке его принято подавать ракушкой вверх. Так красивее, — она перевернула печенье на ладони Эмили. — Попробуй.
Эмили откусила кусочек печенья и улыбнулась. Она прикрыла губы рукой и проговорила с набитым ртом:
— Очень вкусно. У вас хорошо получается.
— У меня большой опыт. Я пеку сладости с шестнадцати лет.
— Наверное, здорово иметь такой дар.
Джулия пожала плечами.
— Я тут почти ни при чем. Просто так получилось. Благодаря одному человеку. — Иногда она злилась на то, что никогда не открыла бы в себе этот дар, никогда не узнала бы, что у нее получается лучше всего, если бы ее к этому не подтолкнули. Она уговаривала себя, что неважно, как именно в ней открылся ее талант. Важно, как она его применяет и сколько любви из него исходит. Эмили, кажется, собиралась спросить, что Джулия имела в виду, поэтому Джулия быстро проговорила: — Как прошел первый день в Мэллаби?
Эмили дожевала последний кусок печенья, проглотила его и сказала:
— Я ничего не понимаю.
Джулия скрестила руки на груди и прислонилась бедром к древнему холодильнику оливково-серого цвета.
— Насчет чего?
— Насчет того, почему мама уехала. Почему оборвала все связи с Мэллаби. У нее были друзья? Какая она была, когда жила здесь?
Джулия замешкалась, не зная что говорить. Эмили предстояло многое узнать о Мэллаби, о той катастрофе, которую вызвала ее мама. Кто-то должен ей все рассказать. Но только не Джулия.
— Как я уже говорила, я ее плохо знала, — осторожно сказала она. — В школе мы были в разных социальных группах, и мне в то время хватало своих проблем. А с дедушкой ты говорила? Вот кого надо спросить.
— Не говорила. — Эмили убрала за ухо непослушную прядь волос. Она была такой хрупкой, такой искренней и открытой. — Он весь день прятался у себя в комнате. Может, она с ним поссорилась? Может, поэтому она и не хотела сюда возвращаться? Как вы думаете?
— Я думаю, нет. С Вансом никто никогда не ссорится. Пойдем сядем.
Джулия приобняла Эмили за плечи и отвела ее в гостиную. Там стояла единственная на всю квартиру красивая вещь — двухместный васильковый диванчик, выставочный образец, который мать Стеллы отдала ей из своего интерьерного магазина. Еще там был маленький телевизор, стоящий на старом журнальном столике, и расшатанный книжный шкаф, забитый сковородками и кастрюлями, не поместившимися в кухне.
Уезжая из Балтимора, Джулия оставила почти все свои вещи на тамошнем складе хранения. С собой взяла только одежду и кухонные принадлежности для готовки, так что в здешней ее квартире обстановка была весьма скудной. Облезлая старая мебель и много пустого пространства. Впрочем, Джулию это не огорчало. Она и не собиралась устраиваться здесь с удобствами — это было лишь временное жилье, и какой смысл его обустраивать? Когда они сели, Джулия проговорила:
— Могу только сказать, что твоя мама была самой красивой, самой популярной девочкой в школе. Ей это давалось без всяких усилий. Бесподобные наряды. Идеальная прическа. Несокрушимая уверенность в себе. Она входила в компанию девочек, называвших себя Розы Мэллаби. Это были крутые девчонки из богатых семей, у которых есть деньги. Я к ним не относилась.
Эмили удивленно распахнула глаза.
— Мама была популярной? У дедушки Ванса есть деньги?
В дверь постучали.
— Прошу прошения, — сказала Джулия, поднимаясь с диванчика. Она была уверена, что это Стелла, и поэтому испуганно вздрогнула, когда открыла входную дверь, почувствовала дуновение аромата свежескошенного сена и увидела Савьера, стоявшего на крошечной лестничной площадке.
— Я принес пиццу, — объявил он с лучезарной улыбкой. — Спускайся к нам.
Тут явно что-то происходило. За все полтора года, что Савьер захаживал к Стелле по четвергам, он ни разу не приглашал Джулию присоединиться к их тесной компании.
— Спасибо, но я не могу. — Она сделала шаг назад, чтобы закрыть дверь.
Савьер внимательно посмотрел на нее.
— Если бы я точно не знал, что тебя трудно смутить, я бы подумал, что ты все-таки смущена.
Это ее задело.
— С чего бы мне вдруг смущаться?
— С того, что теперь мне известно, что ты печешь торты для меня.
Джулия фыркнула.
— Я не говорила, что пеку их для тебя. Я сказала, что я их пеку из-за тебя.
— Значит, ты все-таки это сказала!
На этот раз Джулия не отвела взгляда, когда Савьер посмотрел ей в глаза. Да, она это сказала. И как бы ей ни хотелось обратного, это была чистая правда. В ту давнюю ночь, их единственную ночь, когда они лежали бок о бок на школьном футбольном поле, глядя на звездное небо — такого красивого неба Джулия не видела никогда, ни до той ночи, ни после, — он рассказал ей о том, как его мама пекла торты теплыми летними вечерами, и где бы он ни находился, он всегда это чувствовал и мчался домой со всех ног, ориентируясь по пылинкам сахарной пудры, пляшущим в воздухе, словно пыльца на ветру. Он их чувствовал. Он их видел.
Торты обладают волшебной силой. Они призывают и манят. Этому ее научил Савьер.
— На самом деле я, кажется, говорила, что пеку торты из-за таких, как ты, — сказала она. — В конце концов, ты — моя целевая аудитория.