Пусть глупым и плохим…
ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ
И друзья поделом упрекают:
«Все не то, все не так, дорогой,
все не те голоса увлекают,
и идешь ты не с этой, а с той…»
Мой — светофор зеленый…
Это стало уже наказаньем:
все не то, все не так, между дел.
Даже в книге стихов
«Ускользаньем»
я назвал свой заветный раздел.
Старый друг, подымив сигаретой,
не велит от друзей ускользать.
«Не ходи ты, — советует, — с этой…»
И не знает, как дальше сказать.
Может быть, поделом упрекает:
надо было не с этой, а с той.
Но не те голоса увлекают
на эстраде с ее суетой.
Там, где Мастер, в искусство влюбленный,
Маргариту не может найти.
И горит светофор мой зеленый не на том,
но на скользком пути.
АХ, КАК ЖАЛЬ!
Что за диво ржаное пиво —
Хоть с дрожжами, хоть на хмелю.
Я от пива такой счастливый —
Всех богаче и всех люблю.
Вы не пьете? Ну что за шутки?
Не приедете? Ах, как жаль…
Дед прочел, усмехнулся криво
И давай за стихи корить:
Разве счастье у вас от пива?
Ты не вздумай, пострел, варить!
Всех он любит… Язви тя в душу!
Да с тобой в лесном далеке
Не на тракторе, друг Петруша,
Нас прокатят — на «воронке».
А в окно хохочет соседка:
«Бог не выдаст — свинья не съест».
Говорю ему:
— Что ты, дедко,
Это лишь поэтический жест!
Кто ж попрет по всему Союзу
Через Обшу и Лучесу
В комариный зуд, за Вазузу,
Чтоб такую хлестать бузу?
Что тут делать — пугать медведей?
На безрыбье хлебать беды?
Ах, как жаль, что никто не едет!
Дед смеется:
— Тады лады!
ТЕПЛОЕ МЕСТЕЧКО
Я заблудился в Подмосковье,
Устал кружить в честном лесу,
Встал в удобрение коровье,
И что-то чавкнуло: «Спасу».
Шампанское — пеной! И праздничный крик!
Не кутайся, сердце. Я твой истопник.
Когда я на почте служил ямщиком,
Блукая честным Подмосковьем,
То ездил к девчонке одной прямиком,
Доверясь лепехам коровьим.
Копыто ли чавкало или нога,
Я путь находил без помехи.
Грибные места заметали снега,
Скрывались спасавшие вехи.
Дорога к девчонке уже не видна,
И холодно очень. Короче:
«Налейте, налейте скорее вина,
Рассказывать больше нет мочи…»
Но я ведь смекалистым рос пареньком,
Кумекаю: как же согреться?
Тогда и оформился истопником
Отапливать личное сердце.
Шампанское — пеной! Спокойно, народ!
Теплеют столичные ночи…
А где-то в деревне корова вздохнет —
Закрылися карие очи.
КОНКУРС
Но сколько имен на праведном свете!
И каждое имя дается случайно.
От женщин любимых
рождаются дети,
От женщин красивых рождаются тайны.
Но сколько имен в цветастой афише!
Как ходят, почти что земли не касаясь.
Я к сцене пытаюсь пробиться поближе,
Взираю на конкурс московских красавиц.
Хрупки, ослепительны, необычайны!
И нету загадки печальней на свете:
От этих красавиц рождаются тайны,
А вот от кого же рождаются дети?
СДАЧА
Он старки выпил для порядка
в подъезде на троих — и в путь…
Завидую собрату: в этот час
он гоголем шатается вдоль Мойки…
Мы пили когда-то — теперь мы посуду сдаем…
Завидую собрату: в этот миг
он хлопнул старки на троих в подъезде
и, сохраняя петербургский шик,
отправился вдоль Мойки с музой вместе.
Он гоголем шатается сейчас,
глядит, как на Исакий льется солнце,
а под Москвой безрадостно у нас,
почти приют убогого чухонца.
Так вот, скажу: не приглашаю вас,
друзья мои, —
в провинции тоскливо,
и в Павловом Посаде только квас,
а в подлые года давали пиво.
А, все равно! Случилось, что должно,
как и всегда случается, что должно.
Я тоже пил перцовку и вино,
теперь уж перестраиваться можно
и, глядя в идиллическую даль,
на Мойке ли, на Клязьме ли — повсюду —
готовить операцию «Хрусталь»,
то бишь сдаваться и сдавать посуду.
С УДОВОЛЬСТВИЕМ!
Прикоснуться щекой к тишине,
Ощутить стылой осени слякоть
И, подумав о прошлой весне,
С удовольствием громко заплакать.
Прикоснуться рукой к тишине,
К вдохновенью щекою прижаться,
В слякоть плакать о прошлой весне,
А весной о зиме сокрушаться.
Но потом, если это издать,
Ощущенья оттиснуть петитом,
С удовольствием можно рыдать
И публично страдать с аппетитом.
ГРУБЫЙ ОТВЕТ
Его дыханье к нам в окно стучится
Костяшкой пальца, как вопроса знак…
По реке вопросительных знаков…
Нет ответа, лишь юные травы,
Словно пальцы земли, шевелятся…
Что поделать! — прием одинаков,
Но метафорой этой живу:
По реке вопросительных знаков
Под окошко любимой плыву.
И, вздыхая над долею тяжкой,
Я нарушу опять тишину,
Средний палец, чтоб стукнуть костяшкой,
Вопросительным знаком согну.
Но часы ожидания длятся,
А от милой внимания нет.
Только пальцы земли шевелятся
На призывные стуки в ответ.
А особенно три ее пальца,
Чтоб извечный вопрос разрешить,
Чтоб из всех мировых комбинаций
Погрубей и понятней
сложить.
ВСПОМНИЛ!
В буфете Дома литераторов
Пьет пиво милиционер.
Пьет на обычный свой манер,
Не видя даже литераторов.
В буфете Дома литераторов
Пьет кофе молодой поэт,
Как будто рядом даже нет
Других приличных литераторов.
Они же смотрят на него:
Авангардистом он представлен,
И те, кто не концептуален,
При нем не значат ничего.
А рядом, сидя за водой,
Вздыхает постовой тоскливо:
«Ну-у, если помнит он про пиво,
То разве это молодой?…»
ЧЕМ БРАТЬ
Блаженный юг, ты снова рядом!
И плещет море у окна.
А ты стоишь престольным градом,
Который надо брать осадой,
Все ночи проводя без сна.
Блаженный юг!
Ты был блаженным,
Когда оглянешься назад,
А вот теперь над морем пенным
Придется языком военным
Воспеть любовь на новый лад.
Стоишь ты крепче баррикады
И не смыкаешь дивных глаз.
Пусть гор вздымаются громады
И стонут томные цикады,
Ты вводишь комендантский час.
А море плещет где-то рядом
В тревожном бдении ночей.
Хочу командовать парадом,
А не поддашься — брать осадом,
Уж если рифмовать точней.
РОСТОК УПОЕННЫЙ
Я этой земли упоенный росток…
Я темен и дик, сумасброд-инородец,
язычник больших городов.
Мой кореш и кум — протопоп Аввакум…
По красочным картам. Советских Союзов,
По пятнам метафор приходят на ум
Мой давешний друг — подпоручик Хунхузов,
Мой кореш и кум — протопоп Аввакум.
Я темен и дик, сумасброд-иноземец,
Но я образованней многих юнцов,
Не могущих выкинуть сложных коленец
А-ля В. Устинов и Ю. Кузнецов.
В таежных лесах
затерялся мой прииск,
Я с частью простился своей войсковой,
Оставив оружье, бахилы и примус,
Как ярый язычник, шагаю Москвой.
Дыханьем больших городов опаленный,
Среди несибирских, неласковых зим
Вовсю пробиваюсь —
росток, упоенный
Неведомо чем и собою самим.
ЧТО В МОДЕ?
Я не знаю, что сегодня в моде
И какое ценится тряпье —
С давних лет
Я подражал природе,
Красоте и скромности ее.
Я спросил у матери-природы
По-простому: