— Дед, почему ты думаешь, что у твоей бабушки только часть архива? Ведь она была старшей, может, весь архив перешел к ней?
— Я полагаю, что нет! Во-первых, я не думаю, что после смерти отца Софья передала Елене все его бумаги. А во-вторых, после Софьи мог остаться и ее собственный архив — дневники, письма ее личные. А, Егор, как ты думаешь?
— Ну конечно, вполне, что за вопрос!
— Вот, вот, Егорушка! Вот, вот!
Дед многозначительно поднял указательный палец.
— Дело в том, что среди всего прочего, имеющегося в моей части архива, я отыскал одно очень занятное письмецо, принадлежащее Софье, неоконченное и потому, возможно, не отправленное адресату. И знаешь, поразмыслив, я подумал, что оно каким-то образом может иметь отношение к пропаже прадедовских картин. Возможно, я ошибаюсь, и в письме речь идет о другом, но как знать!
— И где это письмо? — заинтересовался Егор.
— Сейчас!
Дед, вскочив с дивана, засеменил в другую комнату.
— Вот! — сказал он, вернувшись через пару минут, и протянул Егору пожелтевший от времени свернутый вдвое листок бумаги, мелко исписанный поблекшими чернилами.
Егор развернул его и, взглянув на дату «17 июля 1899 г.», которая стояла в верхнем правом углу, принялся читать:
«На сей раз, П.А., я пишу Вам, обливаясь слезами! И гадалка моя оказалась права! Помните, как я, смеясь, говорила Вам о ее гадании? «Ты, Софья, будешь отвергнута вскоре», — наворожила она мне в самый счастливейший момент нашей с Вами любви! А я, глупая, не поверила ей тогда, будучи уверенной в Вашей порядочности!
Ах, П. А., как Вы могли! Как Вы могли! Несправедливость Ваша по отношению ко мне не имеет границ! Ведь я посвятила Вам всю себя, без остатка, ибо любовь моя, как безумный вихрь, не знающий преград, сметала все на своем неистовом безрассудном пути! Она заставила меня не только жить в вечном обмане, словно в аду, но и пойти на сделку с совестью и оправдать мое самое жестокое предательство родного человека! Предательство вопиющее, не знающее никакого прощения! А Вы — я догадалась теперь! — Вы и любили меня только ради этого, вернее, делали вид, что любите. Это низко и подло, это больно сердцу моему, и я…»
На этом письмо обрывалось. Похоже, его автору кто-то неожиданно помешал.
Егор отложил листок в сторону и вопросительно посмотрел на деда.
— О каком предательстве, ты думаешь, здесь идет речь? — спросил тот.
— О краже картин для этого самого П. А.? Кстати, кто он такой?
— Вот именно, Егорка, вот именно! Я чую, что речь как раз об этом! Помнишь, дворецкий Борис рассказывал о том, что во время ужина слуг на кухню два раза подряд заходила Софья?
Егор кивнул.
— Так вот, она могла незаметно подсыпать Борису сильнодействующее снотворное!
— Ну, в общем, могла! Конечно! Судя по этому письму, вполне могла! — согласился Егор. — Но письмо ведь наверняка читала и твоя бабушка Елена, раз оно хранилось в ее архиве! Так почему же ее не осенила такая догадка?
— Не осенила по многим причинам! — сказал дед. — Во-первых, Софья жила с отцом, и исчезновение его знаменитых картин, по расчетам бабушки Елены, никак не могло быть ей на руку. И потом, она свято верила в порядочность сестры как в свою собственную, а потому и подумать об этом не могла! Во-вторых, посмотри-ка на дату. В тысяча восемьсот девяносто девятом году Софье было двадцать пять лет. Она была замужней женщиной, а в письме открытым текстом речь идет о ее любовнике. Следовательно, прочитав письмо, бабушка Лена подумала, что преступление, о котором упоминает ее сестра, это измена Софьи мужу. Не забывай, Егорка, какие тогда были нравы! Иметь любовника в то время считалось жутчайшим преступлением, и потому Софья вполне могла говорить о своем прелюбодеянии как о преступлении, ничуть не насторожив бабушку Елену.
— Вполне вероятно! — сказал Егор и, устало откинувшись на спинку кресла, подобрал под себя ноги.
Дед, возбужденный своими открытиями, полный нетерпения, подошел к Егору и похлопал его по плечу:
— Константин Алексеевич Колесников, мой троюродный брат, живет в Петербурге. Они с семьей перебрались туда сразу после революции и Софью к себе забрали. Константин навещал меня раньше, бывая в Москве, а вот я так ни разу у него и не побывал. Однако адрес его у меня имеется, так что твоя первая поездка, Егорка, уже не за горами. Отдохни еще пару деньков после своей Америки и отправляйся в Питер! Тебе придется там отыскать архив Софьи, если таковой имеется. Да и Константина Алексеевича навестишь от моего имени, думаю, он тебе обрадуется. Только пока не говори ему ничего о картинах. Он — бывший служащий Эрмитажа, не такой шебутной, как я, но все же не будем его преждевременно беспокоить.
ГЛАВА 6
Десять дней, прошедшие после похорон, немного привели Яну в чувство. Сегодня она даже подольше поспала, и если бы не Машка, проснувшаяся, как обычно, в восемь часов, Яна, может, проспала бы и дольше.
— Ну, что ж, это хорошо, — сказала она, отметив свои новые ощущения, и отправилась в ванную принимать душ. Сегодня ей нужно было в первую очередь пройтись по магазинам, купить Маше свежих йогуртов, творожков и прочего детского питания, которое за эти дни испарилось из холодильника.
«Может, не таскать Машку с собой, а попросить посидеть с ней Егора Алексеевича? — возник вопрос. — Но она тут же отмела его прочь. — У него же теперь Егор, а при нем просить старика об одолжении неудобно».
Яна только было собралась встать под душ, как зазвонил телефон. Накинув халат, она сняла трубку:
— Алло?
И тут же услышала страшные, нелепые слова:
— Послушай, сука! Если ты не вернешь то, что припрятал твой муж, пеняй на себя! Прибьем, как котенка, и отправишься вслед за своим художником на тот свет! Так что подумай-ка хорошенько, я тебе перезвоню. И еще, если пойдешь в милицию, то и дойти до нее не успеешь!
— Что? Что он должен был припрятать? — прокричала перепугавшаяся насмерть Яна. Ответом ей были только унылые телефонные гудки.
Сердце ее заколотилось, как после пробежки, она тяжело опустилась в кресло.
— Господи! Да что же это такое!
Страшная паника охватила ее, трясущейся рукой она сняла трубку с рычага, сама еще не зная, для чего это сделала.
— Господи! Куда? Куда я собираюсь звонить? — И трубка со стуком опустилась обратно на рычаг.
«Что же он мог спрятать, что? — мучительно думала Яна и, нервничая, принялась покусывать губы. — Деньги? Если деньги, то наверняка большие! Так, значит, Володя все-таки во что-то ввязался? Господи, какая нелепость!»
Решительно встав с кресла, она подошла к гардеробу и, принявшись шарить по карманам висящих в нем вещей, торопливо перебрала белье на полках, но ничего и не обнаружила. Потом принесла с кухни стул и, взобравшись на него, стала обследовать антресоли. Спустя полчаса, так и не принесших никаких результатов, здравый смысл, прорезавшийся на миг сквозь панику, подсказал ей, что она занимается самой настоящей глупостью.
«Что я ищу? Может, это и не деньги вовсе! И потом, тот, кто убил Володю, тоже что-то искал в квартире и, как видно, не нашел! Так, может, Володя спрятал это что-то и не в квартире вовсе? И что же теперь делать? Что, собственно, искать?»
«Подумай хорошенько, а я тебе перезвоню», — вспомнила она слова звонившего, и в висках ее снова запульсировала кровь!
«Надо все же сообщить в милицию, — решила она. — Надо не бояться их и сразу звонить в милицию. Они всегда угрожают расправой в случае, если обратишься в милицию, и, пугаясь этого, жертва теряет время!» — всплыли в памяти слова из какого-то телевизионного детектива. Яна сняла трубку. Но в этот момент из детской вышла Маша с новой куклой в руках и застыла у двери, глядя на встревоженную мать. Яна, взглянув на девочку, тут же нажала на рычаг телефонного аппарата.
«А что, если они и правда убьют меня? Машка ведь останется круглой сиротой! — лихорадочно думала. — Мама с папой, конечно, вырастят ее… Господи, какие идиотские мысли! Да их даже допускать нельзя! — одернула себя, но звонить пока никуда не стала. — Нет! Надо подумать, подумать! Надо с кем-то посоветоваться! Посоветоваться. Вот! Вот хорошая мысль! С кем? Господи! Кому она может доверить такое? Да Грише же!»
И Яна, снова сняв трубку, принялась набирать номер телефона Володиного брата. Четвертый длинный гудок, безнадежно прозвучавший тоскливым отзвуком в сердце Яны, наконец прервался, и она услышала знакомый голос Вероники, Гришиной жены.
— Алло, Вероника, это Яна! Мне срочно нужен Гриша.
— Здравствуй, Яночка! А Гриши нет! Ты позвони ему на мобильный.
«Господи! Почему же я сразу до этого не додумалась?! Ведь он такой же, как Володя, дома его не застать», — с некоторым раздражением подумала Яна.
— А что случилось, Яна? — встревожилась Вероника, но Яна этого ее вопроса уже не услышала, поспешно бросив трубку.
Стремительно сорвавшись с кресла, она бросилась в спальню за мобильным телефоном. Машенька, глядя на нервное, незнакомое ей поведение мамы, готова была вот-вот расплакаться. Яна постаралась взять себя в руки и улыбнулась дочке:
— Машунь, посмотри, как мама бегает! А ну-ка догоняй маму!
Девочка мгновенно переключилась со слез на игру и, посадив куклу на стул, побежала в спальню за Яной.
Яна взяла с трюмо телефон и, набрав Гришин номер, через минуту услышала знакомый голос:
— Алло?
— Алло, Гриша, это Яна.
— Здравствуй, Януля! Как ты?
— Гриша, ты сейчас где?
— Еду на машине в центр, а что?
— У меня неприятности, мне нужно срочно тебя увидеть!
— Да что случилось, Яночка?
— Приезжай, пожалуйста, я тебя очень прошу!
— Хорошо, хорошо! Ты только не волнуйся так, — попытался успокоить ее Гриша, поняв по голосу Яны, в каком стрессовом состоянии она находится. — Я сейчас же к тебе приеду, только перезвоню клиенту и отменю встречу.
Чтобы унять все еще колотившую ее дрожь, Яна взяла на руки стоящую рядом с ней Машеньку и крепко прижала ее к себе. И тут вспомнила, что в доме не осталось не только йогуртов, но даже молока, чтобы сварить девочке кашу. Подумала, что до приезда Гриши она вполне успеет сходить в ближайший гастроном, но тут же поняла — ей страшно выйти из дома. Паника снова навалилась на нее, потребовалось немало усилий, чтобы включить здравый смысл. «Ну с какой стати им сейчас за мной следить? Ведь этот тип сказал, что перезвонит. Значит, он пока ограничится вторым звонком, рассчитывая получить какой-то определенный ответ».