верзилы в джинсах.
Она прошла две трети зала, когда кто-то потянул ее за руку. Она обернулась, увидела еще одно нетрезвое, мягко выражаясь, лицо.
— Sorry! — прощебетала она, высвободила руку , пошла дальше.
Успешно преодолена вторая дверь — точная копия первой. Пустой круглый холл с сиреневыми сто нами и двумя группами кресел возле темных столиков, заваленных какими-то журналами. Сквозь стекло видна улица.
— Мэм, я могу быть чем-нибудь полезен? Железные пальцы на локте. Со стороны вроде бы вежливо, даже почтительно поддерживает, но как больно! Ухмыляющееся черное лицо, ниже — белоснежная манишка, еще ниже — черный смокинг.
— Спасибо, Джулиан, я… я просто захотела подышать свежим воздухом.
— Увы, мэм, это в настоящее время невозможно. Рекомендую возвратиться в вашу комнату.
— Я бы охотно, но… но в моей комнате дохляк. Хватка мгновенно ослабла.
— Что?
— Мертвый труп покойника.
— Остановка сердца?
— Естественно. В результате неудачного падени Бедняга разбил башку и свернул шею. Не повезло.
— Так. — Джулиан вновь сжал ее локоть, повел противоположный конец холла, открыл почти незаметную дверку, по цвету сливающуюся со стенами. Поднимайся в свою комнату, запрись, сиди тих света не зажигай, никому не открывай. Когда эта шушера угомонится, я приду к тебе.
— Как я узнаю, что это ты?
— Никак. У меня универсальный ключ. — Он по толкнул ее к дверке.
Три часа Таня просидела в полной темноте, даже курила, заслонившись ладошкой от окна. По коридору ходили, переговаривались, но ее никто не беспокоил. Потом все стихло, однако Джулиан появился не сразу. Вошел по-хозяйски, сразу направился к окну, задвинул портьеру, только потом включил свет в ванной, и Таня увидела, что одет он в практичный серый комбинезон и такого же свойства куртку, а обут в высокие армейские сапоги. Джулиан присел на корточки возле мертвеца, посветил тоненьким фонариком в злобный голубой глаз.
— Старый знакомый, — ровным тоном сказал он. — Бешеный Эдди, экс-чемпион флота ее Величества во втором полусреднем. Все в Бэттерси ошивался, в боксерском клубе, но оттуда его вышибли за пьяную драку. Из боксерского клуба — за драку, сильно?
— А сюда его каким ветром занесло? — спросила Таня.
— Подзаработать пришел. Вот и заработал.
— В каком смысле, подзаработать? Ограбить, что ли?
Джулиан выпрямился, внимательно посмотрел на Таню и медленно произнес:
— Есть такая профессия — ходить по кошатникам и новеньких обламывать. И удовольствие, и продовольствие.
Словечко «cathouse» Тане прежде не встречалось, но смысл его был однозначен. В общем-то, она едва ли сразу догадалась, в какого рода пансиончик попала, но лишь после визита мистера О'Брайана поняла, в каком качестве.
Наверное, надо было утречком собрать все самое ценное, а потом, в городе, сбежать как-нибудь от Дарлинга и рвануть на поиски Сони Миллер, помощи просить… А может, и не надо. Еще не вечер…
— Сейчас мы его спустим, — сказал Джулиан. — Машину я уже подогнал. Потащим под руки, будто пьяного, чтобы никто ничего не заподозрил, если увидит.
Они с кряхтеньем подняли тяжеленного Эдди и поволокли к пожарной лестнице, остановившись лишь, чтобы запереть дверь в комнату. Никто им не встретился, в доме было тихо, хотя из-под некоторых дверей пробивался свет, а в одной комнате что-то негромко пели. Выйдя на улицу, они затолкали Эдди на заднее сиденье потрепанной серой «тойоты» и прикрыли чехлом. Джулиан завел мотор, Таня села рядом, закутавшись в черный плащ.
Несколько минут Таня молчала, давая телу и сознанию передышку. Ни слова не говорил и Джулиан, только напевал под нос что-то заунывное и крутил баранку, петляя по пустынным ночным улицам.
— А ты в курсе, что я — вполне официальная жена Аполло Дарлинга? — наконец подала голос Таня.
— А ты в курсе, что у него кроме тебя еще четыре вполне официальные жены? — в тон ей отозвался Джулиан.
— Как это?
— А так. Путешествует наш красавчик по разным неблагополучным странам, пудрит мозги местным дурочкам, денежки с них за деловой брак снимает, привозит сюда и сдает тете своей по сто двадцать за штуку.
— По сто двадцать чего? — не поняла Таня.
— Ну, не рублей, конечно. Фунтиков. Таня скривила губы. Дешевка!
— Ну и что эти… предшественницы мои? Покорно это дело проглотили?
— А что остается? Законы здесь мутные, запутанные. Такие браки вроде бы и признаются, а вроде бы и нет. Захочет британский супруг нужные телодвижения сделать — будет и брак законный, и гражданство, не захочет — будешь ты никто, вроде как нелегальный иммигрант.
— И ничего нельзя сделать?
— Не советую. Дорого, скандально и очень ненадежно. Высосут кучу денег — и все равно депортируют.
— Понятно… А внесудебным порядком с ним никто разобраться не пытался?
— Было, — после паузы ответил Джулиан. — Перуаночка одна с ним посчиталась.
Напоила в лежку, яйца леской перетянула и две ночи с него не слезала. Лечился потом, ампутации избежал, но и мужиком быть перестал. А перуаночка, кстати, исчезла, будто ее и не было никогда.
— Сбежала?
— Сомневаюсь. Есть у него дружки крутые… Тане сразу пришел на ум Иван Ужасный. Проехав по виадуку, под которым гирляндами огней высвечивались железнодорожные пути, «тойота» остановилась возле бесконечного дощатого забора, серого и кривого. Очень русским показался Тане этот забор — для полноты картины не хватало только надписей типа «Спартак чемпион!» или «Минты-казлы!».
Джулиан вылез из машины, огляделся, подошел к забору, отодвинул две доски.
— Порядок! — сказал он. — Вытаскивать давай!
— Что там? — спросила Таня, схватившись за холодную руку Эдди.
— Литейка «Арсенала». Каждые два часа в яму горячий шлак вываливают.
— Толково.
Они напряглись, рванули. Эдди вылетел из машины и шумно плюхнулся на тротуар.
Когда протащили труп через дырку, стало полегче: теперь до ямы только вниз.
Эдди скользил по склону почти самостоятельно. Немного поднапрячься пришлось только возле земляного барьера на самом краю отвала. Кое-как закатили туда, качнули на раз-два-три — и полетел Эдвард О'Брайан в теплую мглу.
К забору Таня поднялась первой. Отогнула досочку, выглянула на улицу, тут же отпрянула, прижалась к забору спиной.
— Что там? — спросил не успевший отдышаться Джулиан.
— Тише! — Таня прижала палец к губам. — Там фонарик вроде велосипедного. И, похоже, сюда приближается.
— Мильтоны, так их!
Таня поняла, но ушам своим не поверила, потому переспросила шепотом:
— Кто?
— Полицейские патрульные. Ну, гниды мусорные, только подойдите мне к машине, завалю, честное слово!
Он полез в карман, вытащил пустую руку, растерянно посмотрел на нее и принялся лихорадочно обхлопывать себя.
— Эй! — позвала Таня. — Это не ты обронил? В руке ее блеснул, отражая лунный свет, небольшой плоский пистолетик. Джулиан протянул руку прошипел сквозь зубы:
— Отдай.
— Обойдешься. У меня целей будет. А впрямь пальбу затеешь.
— Отдай, сука!
— Интересно, у вас тут вешают или расстреливают? — Таня заткнула пистолет за пояс. — Замри!
Джулиан тихо-тихо присел на пыльную землю. Таня тоже сползла по забору вниз.
— Эй, Джек, погляди-ка, вот где старый Эмири тачку свою прячет! — донесся с той стороны веселый грубоватый голос.
— Да точно ли его это?
— Точно. Он мне сам говорил, серая «тойота», кореш из автомастерской по дешевке уступил.
— А что, место подходящее. До хибары его пол квартала всего, и парковка бесплатная.
— А давай мы ему тикет липовый выпишем или там колесо снимем? Для прикола, а?
— Увянь…
— Слышь, Джек, ну давай… Ого, у него и дверца открыта. Может, покатаемся?
Или вот что — спорим, У него в бардачке бутыль гнилого заныкана, на опохмелку.
Давай винище выльем, а в емкость нассым? Представляешь, приползет он завтра, откупорит, приложится… Во смеху!.. Ну-ка посвети мне… Holy shit, он что, букмекера грабанул?
— А чего?
— Гляди, пинта «Баккарди»!
— Да ну, самопал…
— Не, все четко — медали вон нарисованы, оплетка, крышка не свинчена…
Слышь, Джек, может, не надо выливать, лучше сами стрескаем, а?
— Ты что, орехов нажрался? Как на сержанта дыхнем…
— Нам еще три часа гулять, выветрится. А если что, бабл-гамом зажуем. У меня клевый, с корицей…
Чпок! Буль-буль! Хэк! Хр-р! Кхе-кхе-кхе…
— Хор-рошо пошла, зараза!
— У-ф-ф! Я — все. А то на велик не влезу.
— Ну, чуть-чуть еще? Капельку?
— Давай с собой прихватим.
— Мы ж поссать туда хотели…
Зажурчала жидкость. Потом другая жидкость.
— Гондоны! — зашипел в землю Джулиан.
— Менты везде менты, — прошептала в ответ Таня.
За забором громко загоготали. Хлопнула автомобильная дверца. Прошуршали велосипедные шины. Тишина. И тут же над ямой поднялось тусклое зарево: из литейного ссыпали очередную порцию шлака. Остались от козлика рожки да ножки. И то вряд ли. Джулиан и Таня, не сговариваясь, достали платки и вытерли лбы.
Выждав для верности еще две минуты, выбрались к машине. По привычке Таня села слева, на водительское место, и, не увидев перед собой руля испытала секундное замешательство. О, добрая старая Англия, все не как у людей… Джулиан остановился у дверцы, требовательно протянул руку.
— Пушку! — Таня покорно вложила пистолет в его ладонь. — Так, говоришь, обронил?
— Ну, не совсем, конечно…
Она скромно опустила глаза. Джулиан хмыкнул, спрятал пистолет в нагрудный карман комбинезона застегнул молнию, обошел «тойоту» спереди и плюхнулся в кресло.
— You mean mother, I love your cool!
— Up yours, paleface!
Обменявшись любезностями, оба рассмеялись. «Тойота» тихо съехала с места.
В дороге останавливались дважды. Один раз — у симпатичного красного в белую полоску домика, где, как пояснил Джулиан, размещается полицейский участок. Там задерживаться не стали, только выгрузили на ступеньки бутылочку с ментовской мочой: жрите, мол, сами. Потом долго ехали по ярко освещенной, но пустой улице и встали возле высоченной аркады шоппинг-молла, а по-нашему говоря, торгового центра. Джулиан велел Тане подождать, сам же взбежал на галерею и исчез в ее глубине. Отсутствовал он минут пять и вернулся чрезвычайно довольный.