После тех безумных лет — Владимир Борисович ушёл на опционы, а я — разместил капитал, купил кое-какую недвижку и здесь и за границей и начал искать работу. Работу я нашёл — скучную и нелюбимую. Любимым было хобби — поигрывал немного на фондовом рынке, на охоту, на стрельбище ездил. До того ночного звонка…
Нас было очень немного — восемь человек. Все — из той, первой команды. Все — стали успешными людьми.
Но отказались помочь только двое. Шестеро — согласились. В том числе и я.
Дело не в патриотизме — о патриотизме можно много говорить, бить себя в грудь, клясться святым… но это ничего не даст. Дело в том, что мы — взрослые уже люди, много повидавшие, в семи водах проварившиеся. В нас уж нет той наивности, какой были больны многих в девяностых годах. Ведь тогда многие верили в то, что война, которая идёт между Россией и Западом уже пятьсот лет — закончилась.
А вот хрен…
Я — приведу два примера — меня и моего друга и однокашника Михаила. Михаил — в нулевые годы вывел из страны немалые капиталы и начал искать возможности, где их вложить. Нашёл — в бывшей Югославии. Дело в том, что в бывшей Югославии как и у нас — в девяностые годы были грубо разорваны связи по промышленной кооперации. При Тито — Югославия многое производила сама, старалась. В девяностые — её подбили на взлёте, сейчас очень неплохая промышленно развитая страна могла бы быть, конечно, не уровня Германии, но Испании и Италии — точно. Вместо этого началась война. Страну порвали на несколько кусков и заставили народ поверить, что оторванный от картины кусок — красивее целой картины. В общем — покуражились всласть.
Мой друг — нашёл компаньонов местных, договорился, привлёк деньги российских олигархов и начал восстанавливать кооперационные связи в югославской металлургии и производстве метизов. Предприятия стоили дёшево, они же стояли. Он скупал их — задёшево. Приходилось давать на лапу — не без этого. Но дело то было стоящее — нет? Он ведь давал на лапу не для того, чтобы разместить свалку отходов или травить людей некачественной продукцией — он хотел, чтобы целая отрасль югославской экономики возродилась и начала развиваться. И когда ему удалось запустить цепочку, когда пошла работа — у него этот бизнес начали отжимать. Грубо. Так грубо и нагло, как у нас отжимали в девяностые, причём у нас это считалось «по беспределу». Пара местных компаньонов — стакнулась с властями одной бывшей югославской республики — там находился самый лакомый актив, крупный и до сих пор довольно современный металлургический комбинат. Его тупо ограбили, даже не заморачиваясь с судами, скупки акций у работников и прочей рейдерской ерунды — завод тупо переписали в местном реестре юридических лиц на нового собственника — юридическое лицо, в котором контрольный пакет был у брата президента. И подняли в газетах шумиху о деньгах русской мафии.
Сказать, что Михаил от этого о…л — это ничего не сказать. Это же не девяностые, и это не Россия — это Европейский союз! Дальше — больше. Того компаньона, который отказался предать русских — расстреляли в машине, а в газетах вышла статья, что это сделала русская мафия. Это уже был не грабёж — это был разбой средь бела дня! Михаил кинулся по судам, по европейским судам — по некоторым соглашениям, местом для судебных разбирательств был назначен Магистратский суд Лондона. Он был уверен в успехе — потому что наглость и бесхитростность действий рейдеров поражала. И тем сильнее был его шок, когда он проиграл дело, когда суд узаконил откровенный грабёж, а ему в неофициальной беседе сказали: мы все понимаем, но мы не можем позволить того, чтобы русские скупали собственность на территории бывшей Югославии. А вдруг вы там хозяевами станете? Вдруг вы решите восстановить Югославию?
Предприятия, отжатые у Михаила — президентская семейка долго держать не стала, перепродала индусам. А Михаил… нет, он не запил. Он просто понял кое-какие обязательные вещи. Что все — относительно. Что нет никакого универсального права, универсального правосудия, универсальных человеческих ценностей и так далее. А все просто — есть место, где закон твой, и есть место, где закон — чужой. Твоя страна — хороша уже тем, что она твоя страна, и чужая — лучше своей быть не может. И искать правосудия в чужой стране — все равно, что в стогу иголку. А лучший способ войти в Европу — это как в сорок пятом.
На танках…
Что касается меня — то у меня таких драматических историй не было. Но — тоже могу порассказать кое-что. С 2008 года — у нас так и не было нормального роста фондового рынка. Запад в нас больше не вкладывал. Я интересовался, почему — поверьте, у меня была такая возможность поинтересоваться, причём у людей, которые профессионально занимаются такого рода вложениями. Я задавал им вопросы, какие в политике никто не задаёт — например, почему Россия, у которой госдолг менее 10 % ВВП не имеет инвестиционного рейтинга, а Япония, у которой долг в 200 % ВВП — имеет? И мне назвали два принципиальных момента. Первый — война 08/08/08 в Грузии. Второй — личный конфликт Путина и Обамы. Нет, официального запрета вкладывать нет. Но — в США нет нормального писанного права, романо-германской правовой системы, в котором центральным элементом является закон. В США — многое держится на понятиях «справедливости», «добросовестности» и прочей хрени, а Министерство юстиции и иные контролирующие органы — имеют такие полномочия, какие нам и не снилось. Поэтому — если в отношении России негласно принято решение, его будут выполнять. И горе тем, кто его не выполнит.
Вот по этой причине — вышел на тропу войны я.
Это — продолжение того разговора. Разговора с президентом — случившегося сразу после того, как сбили Боинг, и был введён третий санкционный пакет. Это — тоже своего рода Рубикон. В этой истории — не просто дыры, провалы. Концы с концами не сходятся ни в чем, и главное — никто так толком и не объяснил: какой у России или ополченцев мотив сбивать чужой пассажирский самолёт, да ещё — аккурат перед большим голосованием в ЕС по третьему пакету санкций, по которому аж девять стран намеревались проголосовать против. Элементарно — расследование преступления начинают с мотивов, верно? Но никто даже не попытался разобраться — все просто обвинили Россию. Если бы мы были слабее — нас бы уже запинали. Вот в тот самый момент — тайная политика России изменилась на сто восемьдесят градусов. Вместо постепенной интеграции в западные институты, в западный миропорядок — мы должны были расшатать и подорвать его. Чтобы на его месте — построили новый, более приемлемый для нас. Потому что в те самые летние месяцы, всего один русский человек, которого выбрали главой государства, понял и уяснил для себя: нет. Запад никогда не признает нас равными. Для него не имеют значение ни коммерческая выгода, ни правда, ни справедливость, ни банальный здравый рассудок. Для коллективного Запада Россия и русские — это те, кого надо поставить на место. Точка.
И единственный ответ, который нам остался — подорвать систему. Целиком. Но так как открытые действия исключены, они в разы сильнее нас — остаются действия тайные. Выполняемые одиночками, юридически никак не связанными с российским правительством — но при этом достаточно сильными, чтобы действовать в одиночку…
Думаю, до сих пор очень недооценённым событием в новейшей российской истории — стал Евромайдан-2014 и последовавшие события на востоке Украины. Эти события трудно переоценить, они — этапные и сравнимы с нашей эпопеей в Чечне. События в Чечне показали, что у нас нет армии, и мы можем потерять Россию, если не начнём меняться и действовать. События на Украине показали, что у нас нет внешней политики. Совсем.
Потому — нас призвали на службу, и мы теперь — одни из тех, кто делает внешнюю политику России. Не публично, кропотливо и методично, вне глаз телекамер. Но именно от нас — будет зависеть геостратегическое положение России через двадцать лет. Потеряем ли мы Беларусь, откуда до Москвы — четыре часа ходу по хорошей дороге. Потеряем ли мы Казахстан, где на территории в четыре Франции — вся таблица Менделеева, население в двадцать миллионов и под боком — Китай? Потеряем ли мы Узбекистан — ключевую страну Средней Азии, что там будет через двадцать лет — государство с европейскими чертами, наподобие Испании или Греции — или второй Афганистан с перспективой прорыва моджахедов на Урал или в Поволжье?
Все это зависит не только от дипломатов. Не только от разведчиков…
Украина — заставила начать переосмысление фундаментальных вещей. Пройти назад, по следам, в девяносто первый год, чтобы понять — что же всё-таки произошло в тот год, как удалось вот так вот просто взять — и упразднить сверхдержаву? Почему СНГ стал не геополитическим преемником СССР — а посмешищем? Начать переосмысление роли народа, общества, элит в игре на постсоветском пространстве, чтобы понять — где нам ждать новых Украин, кто ещё — испытывает непреодолимое желание начать «отсроченную войну за независимость».
Украина, Украина…
В утвердившейся в народных, да и начальственных мозгах концепции девяносто первого года — говорилось о том, что три злодея, Ельцин, Кравчук и Шушкевич — собрались близ польской границы, да и подмахнули, то ли спьяну, то ли по трезвому и холодному расчёту — приговор Родине — матушке. Мы, такие-то такие-то, сознавая невозможность… так как то?
Только почему то при этом все забывают, что второго декабря — в Украине (или на Украине, это кому как по вкусу) прошёл референдум. И на нем — подавляющее большинство украинцев высказалось за независимость. В том числе 58 % жителей Крыма и 82 % жителей Донбасса. Это как — имеет какое-то объяснение? Особенно в свете того, что ещё несколько месяцев назад — те же самые люди дружно голосовали за сохранение СССР на всесоюзном референдуме 17 марта — а через двадцать три года те же самые дончане будут стоять насмерть на Саур-могиле, обороняя свою землю от наступающих украинских танков.
Как то до этого — никто не пытался хоть немного выяснить, а что это за зверь такой — украинский народ? Вроде как считалось, что там есть западники и восточники, западники — п…ры, восточники — за нас, те же русские. А в целом — вообще на народ внимания обращать не надо, зачем народ, если есть лучшие его представители? Как там Кучма то сказал: газ — бизнес президентов? Только вот этот самый народ — дважды поднялся и снёс всю заботливо выстраиваемую систему. Причём систему не худшую для него самого — две тысячи тринадцатый, доллар по восемь, отпуск уже не в Турции, а на Мальдивах, квартира в ипотеку — все это поменяли на благотворительные кухни для нищих, безработицу, похоронки с фронта и потрясающие по цинизму спектакли в Верховной раде и на Банковой. Но при этом — на Майдан, почему-то же сбежались, а когда начали платёжки за ЖКХ приходить по две с половиной тысяче гривен в среднем при пенсии в тысячу двести — почему то же не взорвались, не взбунтовались?