е же ближайшее окружение…
Ближайшее окружение, надо признать, недолго составляло компанию «императору», зато моментально по освобождении затеяло кампанию в защиту безвинно томящегося узника бессовестности. Кампания и сейчас в полном разгаре. По сию пору…
А сам Гладышев по-прежнему на нарах?
На нарах.
А обесконеченный Комарин за кордоном?
За кордоном.
А Толя-Кунфу на три метра под землей?
На три метра под землей.
Получается, в данный момент и обратиться не к кому? В децентрализованном бандитском Питере? На тот случай, когда возникнет нужда получить ДОСТОВЕРНУЮ, ИСЧЕРПЫВАЮЩУЮ информацию по… частному случаю. Нет… м-м… коллектора?
Почему же нет… м-м… коллектора?! Почему же не к кому обратиться?!
Вика Мыльников наводяще задался риторическим вопросом. Только что в грудь себя не ткнул. Он, само собой, всего лишь мент в отставке. Но он и глава частной охранной структуры, способной разобраться в частном случае. Особенно если он, случай, пусть косвенно — задевает главу.
А задевает?
Да ни боже мой! Где бывший мент, бэх Мыльников, — и где исчезнувшая жена сэнсея!
А действительно — где?
Московский Бай-Баймирзоев, одно из первых лиц в известных кругах, авторитетно дал понять: не в Москве.
Питерский Мыльников — отнюдь не из первых лиц в известных кругах…
Хотя… круги эти всё сужаются и сужаются, если верить летописи бандитского Петербурга: Толя-Кунфу — Комарин — Гладышев…
Но если верить всё той же летописи, то существуют целые банды, состоящие преимущественно из милиционеров, из ста двадцати охранных обществ каждое третье действует как заправская бандитская организация.
Колчин как-то уже оповещал публично: он привык разговаривать только с первыми лицами.
Первым лицом в семье Мыльниковых для него была Галина Андреевна Лешакова-Красилина-Мыльникова. И не потому, что она верховодила на дому. Это она именно не на дому, а в гостях верховодила, то есть муж ей позволял компенсироваться, отзывался на уменьшительного Вику, величал жену мужественным «Гал» (галл!), Москва — не его город. Колчины — не его давние приятели (то есть Инна Колчина, но замужем она аж за сэнсеем!). Пусть потешится Гал (-л!), пусть восполнит острую самолюбийственную недостаточность.
Но дома, но в Питере — тень, знай своё место.
Ди-Жэнь — тень на одном склоне горы, солнце — на другом. Не так ли?
Не так. Первым лицом для Колчина была Галина. Ибо: старший друг — младший друг. В этом тандеме третий лишний. Третий — Вика Мыльников.
Инна, будучи в Питере, наверняка общалась с подругой детства. Не исключено, у нее же и останавливались. Где ж еще? Не у мамаши ведь — с ночевой: «У меня нет дочери! У меня никогда не было дочери!»
Кроме того, Инна не просто коротала время у подруги — надо ли говорить, что при встрече двух женщин беседа длится и длится, а темы… от прошлого босоногого совместного детства до грядущего пугающего возрастного будущего:
— Представляешь, мне уже тридцать!
— Вот когда тебе тридцать пять стукнет, тогда поймешь! Я тоже в тридцатник знаешь как паниковала! Детей так и нет?
— Не получается…
— И у нас. Просто я уже и не хочу.
— А я… мы…
— Да зачем! Собака лучше! Мы с Викой дога взяли. Посмотри, какая лялька! Юл! Юл, к ноге! К ноге, сказала!.. Тьфу, дурак! Он еще молодой. Зато теперь никто ко мне не сунется — ни в квартиру, ни на улице. Ну ты помнишь, я рассказывала…
— Помню…
Надо ли говорить?
Надо. Как раз надо. Ибо не только про дела давно минувших дней, не только о преимуществах щенка перед младенцем, не только о коротком бабьем веке обычно беседуют подруги… Всяко вопросы «ты завтра куда? надолго ли? и на кой тебе это?» неизбежны. И ответы — тоже.
Что же касается Вики Мыльникова и его завязок с миром криминала, то почему бы заодно и не использовать?
Пренебрегать подвернувшейся возможностью неразумно. Только возможность эту следует пользовать разумно: ни в коем случае не просить об услуге, но повернуть так, чтобы услугу тебе навязали, конфузясь, извиняясь, уверяя: всё будет сделано, а вы даже не думайте об отдельных нюансах!
Нюансов более чем достаточно. И один из них: жена сэнсея приехала в Петербург, остановилась у Мыльниковых и — в Москву не вернулась.
Вика Мыльников встретил Колчина, как и подобает встречать признанного учителя (хотя именно Мыльникова именно Колчин ничему такому не обучал), — ритуальный поклон, руки по швам, большое уважение, к столу, к столу! И ни малейшей фамильярности, типа: ну и как там в Японии? читали-чита-а-али! а вот скажи мне, Юрий Дмитрии, в Токио проститутки есть?..
Не-ет, это ты, Вика, Колчину скажи. Но не про наличие-отсутствие проституток — в Токио ли, в Питере ли.
Квартира у четы Мыльниковых была маломерная — одна комната в пятнадцать квадратов, кухня — в шесть, удобства раздельные. Тесновато для двух супругов и одного малолетнего, но многокилограммового щена.
Впрочем, у Мыльниковых — два телефонных номера в Питере.
Колчин был осведомлен — у Вики есть квартира о трех комнатах, о двух уровнях, где-то сразу за отелем «Санкт-Петербург».
Просто Галина Андреевна отстаивает свою независимость. Здесь ее вотчина. Продавать, обменивать, расширяться, объединяться — не на-адо ей. Да, первый этаж, да, блочный дом, да, маломерка. Но — своё. Муж есть муж, убежище есть убежище. Если вдруг что — она всегда может уйти. Есть куда. Не уйдет, нет. Но МОЖЕТ. Да и всегда удобно иметь запасную пустую кубатуру, где при случае уединиться. Или приедет кто-нибудь издалека… (Не Колчин. У него сняты апартаменты в «Чайке», неподалеку, пешком — три минуты. Но мало ли… Вот Инна…)
Собственно, Колчин и позвонил по номеру Галины Андреевны, а не по номеру Вики. Тем самым обозначив приоритет.
Удачно, что рождественский вечерок чета Мыльниковых порешила встретить в тесноте, но не в обиде — в маломерке на Комендантском. Иначе в «дворянском гнезде», как почему-то упорно называл свою квартиру Вика, пришлось бы дольше тратиться на всякого рода предварительности, — все же хозяин там Мыльников, а навестить Колчин желает прежде всего Мыльникову, в «Метрополь» зазвать на ужин, про «младшего друга» порасспрошать…
— Как Инна? — ритуально спросила Галина после церемонии вручения цветов-«Мисти»-поводка. Спросила и подмигнула, мол, отвечай ничего не значаще, отвечай нейтрально.
— А как Инна? — встречно спросил Колчин, на мгновение потерявшись, однако через мгновение сообразив: подмигивание — не знак тайный, но последствие той давней душевной травмы.
— То есть? — неуверенно улыбнулась Мыльникова.
— Потом… — вполголоса бросил Колчин.
К столу, к столу!
Было фондю. Стеклянная кастрюля без крышки. С кипящим маслом. Под ней — спиртовка. Специальные двузубые вилки на длинных ручках. Сырое мясо тонкими ломтями. Сам подцепляешь, держишь в масле до устраивающей тебя степени готовности, ешь. Экзотика.
(Экзотика? Вот в Роппонги была экзотика!
Пристрастие японцев к свежей пище временами излишне изощрено.
Дорогой подвальный ресторанчик, где подавали креветок. Несчастных тварей живьем швыряли на жаровню, по которой они суетливо сновали, постепенно меняя цвет. И в момент, когда креветка испускает дух, шеф обдает ее соусом и накрывает железным колпаком, чтоб впитала. Готово! Пять минут агонии — зато вкус специфический!
Вкус — да. Однако после Роппонги Колчин, кажется, навсегда пресытился креветками. Ну их!)
Из ритуальной вежливости Колчин попробовал один ломтик («Вы попробуйте, попробуйте!») — кусок в горло не шел, ассоциации с тварями, заживо испеченными в Роппонги.
Зато Мыльников перемалывал фондю живьем, если можно так выразиться. Он лишь символически окунал ломтик в кипящее масло и отправлял в рот, сыроед! (Не от сыра, а от сыро-!) Хрящеватые, «пельменные» уши главы охранного предприятия двигались, будто в фильме ужасов.
Аппетита участникам застолья хруст то ли ушей, то ли фондю не прибавил.
Единственный жратик, помимо Вики, — годовалый пятнистый Юл. Щен был на редкость невоспитанным — бодался в колени, гулко ронял башку на край стола, выпрашивая подачку, тявкал нутряным просительным фальцетом, если пауза между подачками затягивалась.
— Юл! Место! — строжала Мыльникова. — Место! Кому сказала! Место!
Щен-Юл переключался на обиженный баритональный рык и даже имитировал движение от стола: место так место… Но тут же возвращался: вот оно, мое место.
Мыльникова подмигивала всё чаще. То ли нервы разгуливались, то ли сигнализировала гостю. О чем? К еде она даже не притронулась. Мусолила очищенный банан, покусывая сантиметрами. И «поцелуйчиками» всасывала желто-белый «Мисти» — из бокала. Задумчиво-отрешенный вид: ах, когда вы наконец уйдете!
Все?
Нет, не все, но некоторые.
Из них двоих — Колчина и Мыльникова — некоторым был Вика.
Она бы и ему, Вике, с удовольствием сказала: «Место! Кому сказала! Место!»
То-то и оно: кому сказала.
Щену-Юлу могла. Вике — опасалась.
Место Вики Мыльникова — в трехкомнатной двухуровневой квартире за отелем «Санкт-Петербург». Здесь — она. К ней из Москвы приехали! И, кстати, радостный тон Галины в трубке, когда Колчин набрал номер с телефона Ревмиры Аркадьевны, тем и объясним: «Хоть кто-нибудь! Лишь бы не с глазу на глаз в пустой комнате с мужем!» За накрытым столом…
Стол был накрыт условно. То есть вроде бы богато-изобильно-разнообразно. Но — никак.
Сервировка почти полностью отсутствовала, вот что!
Будто пришел мужчина с добычей, вывалил всё — остальное должна организовать женщина.
А ей не хочется организовывать — ушел бы поскорей!
Куда?
Куда угодно! За новой добычей. Не куда, но отсюда.
Гроздья бананов, пластиковая корзинка с киви, ананасы. Десерт. Заранее нарезанные копчености в полиэтилене-фольге от «Самсона», располовиненная сырная голова «Эдам», парочка сухих вин в литровых пакетах, водка «Сильвер-Смирнов», нераспечатанная баночка икры. Блок «Мальборо-лайт». Всё.