— Откуда?!!!
— Значит, без светской беседы не обойдется, — ухмыльнулся Штопор. — Пойдем и посчитаем. Кстати, налей чего-нибудь гостю, у меня это очень способствует арифметическим занятиям.
— Я тебя кину за борт без всяких разговоров!
— И что? — угроза нисколько не задела мерзавца, он смеялся. — Желаешь подраться? Давай, отойдем в море, я наколю твою крошку, как саранчу на прутик!
Это он может. На Побережье про "Дятла" говорят: "Таран есть, пушек не надо!" А у него и пушки есть.
— Пират! — обиженно взвыл Витёк.
— От кого слышу? — удивился Жора. — По-моему, я почтенный служащий легальной организации, защитницы народных интересов, а вы как раз пираты!
— Шел бы ты… — проворчал Марко и прикусил язык. После наших приключений боцман остерегался посылать кого-либо к морской ведьме и из-за этого испытывал постоянные трудности в формулировке мыслей.
— Пойдем в каюту, Белый, не позорься. Кого возьмешь на совет? Этих дикарей? — незваный гость пренебрежительно оттопырил витой мизинец в сторону моих помощников. Вместо правого мизинца у него торчал штопор, который и наградил Жору новым прозвищем.
Несколько лет назад Жора Мезенцев начинал на нормальных торговых судах, сначала старшим матросом, позже боцманом и его страшно бесило прозвище Мизинец. Как насмешка судьбы, в абордажной рубке пиратская сабля пришлась ему точно по правому мизинцу, и боцман не успел его поймать, чтобы потом пришить — палец улетел в воду, на корм акулам.
Другой бы так и стался с четырьмя пальцами, но Жора поставил себе пижонский протез — штопор. Как мы смеялись, на крюк места не хватило и неудобно, за всё цепляешься! Действительно, была у бывшего боцмана привычка в напряжении оттопыривать мизинцы, на манер жеманной барышни. Палец заменила стальная острая спираль, но привычка осталась.
Что удивительно, с тех пор карьера Жоры пошла в гору. Меньше чем за год он построил своего "Дятла" и стал капитаном Штопором. Злые языки болтали, что бросив за борт отрубленную конечность, Мезенцев заключил какой-то кровный договор. Только вот неизвестно, с кем и о чем.
Зато его договор с биржей хорошо известен. Скорее всего, если без мистики, "Синий дятел" построили в кредит, заранее продав его на службу налоговикам-пиратам.
Я согласился пойти в каюту и на совет собрал всю команду, включая вахтенных. "Синий дятел" так старался отрезать нам путь и не дать сойти с места, вот пусть сам нас и охраняет!
Все мы заранее знали, что прояснить долговые претензии к нам невозможно, поскольку они законны ровно настолько же, насколько поддается контролю шторм или женская логика.
Свободные торговцы, как мы, считают "почтенных служащих" пиратами и рэкетирами, а самоорганизовавшиеся налоговики преследуют как пиратов нас.
Морской рынок в порту Атоллы назвали "черным", то есть "народным", когда он захватил монопольный контроль над грузовым портом и всей таможней. Кроме чудовищно разросшейся сети купли-продажи и кредитов на всё, что только можно взять в залог, включая долговое рабство, совет учредителей создал полную перепись рабочих мест, создав Черную биржу. Им с потолка упало, что без выданной ими лицензии с печатью ни одна сделка не действительна. Тех, кто веками обходился без посредничества, старались хитростью выгнать с торговых площадок или напрямик вымогали процент за "крышу".
Если внутри Атоллы с тем, что владельцы порта и рынка слились и устанавливают свои правила ещё можно мириться, то их претензии на всё Побережье и даже в морские рейсы более чем сомнительны. Но капитал позволил Черной бирже снарядить нехилый флот и, где могли, они доказывали своё право сильного. Так же как мы, где могли, отстаивали свободу своей торговли.
До сих пор я ни разу не платил налог, теперь счет пришел оптом.
— Ты спрашивал, Серёга, за что такая сумма? — когда мы сели за столом в кают-компании, представитель Черной биржи любовно разгладил свиток с печатью. — Давай считать. Ты сколько ходишь капитаном? Уже три года?.. "Милую бестию" купил у прежнего хозяина тоже без отчислений в народный фонд, но это мелочь. Главное, что я сам присматривался к ней и знаю, сколько эта крошка может принести с рейса. Берем средний процент с трех годовых оборотов, и получаем триста шестьдесят золотых, всего-то! Это без всяких штрафов за просроченные платежи и за все твои гонки между рифами.
Ты заплатить не можешь, нечем, это я понимаю и благородно даю отсрочку. Тут мы накидываем до четырехсот, и тяни с возвратом сколько угодно. Разве плохие условия? Но…
Я сжимал челюсти, изо всех сил стараясь хладнокровно и достойно выслушать претензии, на которые не могу возразить. Но то, что Жора сказал дальше…
— Учитывая, что капитан Белый уже много раз пытался сбежать от справедливого преследования, совет решил не верить тебе на слово, а самим взяться за возврат долга. "Милая бестия" будет моей заложницей, пока не отработает четыреста золотых. Радуйся, что вас прижал именно я, другой мог бы плохо обращаться с твоей крошкой, гонять ее как сидорову козу, а я обязуюсь ее лелеять и беречь, и вернуть в целости и сохранности!
— Если ты думаешь, что я… — очень хотелось вцепиться Жоре в горло, забыв о последствиях.
— Не думаю, — безмятежно перебил Штопор. — Конечно, ты не захочешь бегать у меня на поводке, ты всё же капитан! Гордый свободный торговец. Но если мы не договоримся, я вызову подмогу, ты все равно лишишься корабля, и твою команду на берегу так и так ждет Черная биржа. Если договоримся полюбовно, ты уйдешь, но я оставлю всю команду и гарантирую им работу и еду. Никто чужой не ступит на палубу твоей красотки как хозяин. Я сейчас сгоняю на ней в пробный рейс, чтоб оценить, как вы вели дела. На обратном пути я буду в Атолле, заходи, если интересуешься новостями. Возможно, потребуется перерасчет.
— Что делать, капитан? — приглушенно спросил Марко, заранее согласный с любым моим решением.
Я смотрел в потолок, чувствуя отчего-то странное спокойствие.
— Мерзавец прав, мне очень тяжело отдавать крошку в чужие руки. Но если вы за ней присмотрите… А если я тоже захочу остаться?
— Это не обсуждается, — встрял Штопор. — Ты приговорен к разлуке с "Милой бестией" до полной выплаты долга. Иначе снова сбежишь, я тебя знаю.
— Тогда мы уйдем вместе с капитаном, — раздалось несколько голосов, но я остановил их, сказав, что должен хоть так заботиться о судне и команде. Чем лучше они будут работать, тем быстрее мы встретимся.
— А если они накрутят всякие добавки к долгу и крошка никогда к нам не вернется? — уныло спросил Витёк.
— Командование отдаю вам, боцман, — я обратился к Марко. — И постараюсь подписать такой залог, который оставляет наименьшее пространство для жульничества. Документ будет у вас. Если четыреста золотых заплачены, а эти морские дятлы требуют что-то сверху, советую вам просто срываться с цепи и уходить. Любой суд признает ваше право, даже суд Черной биржи.
— Я так и сделаю! — грозно пообещал Марко.
— Чем лучше они будут работать, — шепнул мне на ухо Витёк, — тем выше годовую налоговую ставку Жора запишет при перерасчете!
— Знаю, — процедил я. — Обсудим. — И громко обратился к Штопору: — Мы можем попрощаться?
— В моем присутствии, — сухо ответил Мезенцев. — Пиши закладную и собирай вещи. Желаешь остаться ждать попутку здесь, на Луриске?
— Какие варианты?
— Пойдешь со мной и пересядешь на первый встречный биржевик, идущий к Побережью.
— Согласен. Так быстрее.
Мезенцев внимательно посмотрел на меня со смесью недоверия и уважения. Видно, не мог представить, как я решусь предстать перед его командой уже не капитаном, а… даже непонятно кем. Насмешек и подколов будет множество.
— Чего уставился? — я как мог сохранял нахальство. — В плену у пиратов есть свой интерес. Будет о чем рассказать внукам!
Я написал закладную на отработку долга моей командой под началом капитана Штопора с условиями, которые всячески ограничивали его власть над крошкой.
Поставили три подписи: боцман свою, как остающийся, Жора свою, как принимающая сторона, ну и я, дождавшись, пока Витёк отвернется, кольнул палец ножом и поставил метку кровью. Претензию с печатью я так и не признал и не подписывал. В случае суда такой залог считается вымогательством. Жаль только до суда нам не дойти. Если хочу вернуть корабль, лучше помалкивать и поддержать правила игры.
Мне позволялось забрать один комплект одежды и бытовые мелочи. Ничего на продажу, ни гроша денег. Поскольку все материальные ценности в моей каюте и в общем бюджете судна считались отныне частями долга Черной бирже.
На палубе скорбно выстроилась вся команда. Я успел сказать боцману, что в пробном рейсе нужно не слишком стараться. Он отдал мне свой фирменный нож, мол, с ним я точно не пропаду. Заложники отводили глаза и кратко бормотали слова прощания, понимая, что они остаются дома, ухожу я. Моя "свобода" хуже их рабства.
— Я пойду с капитаном! — внезапно вызвался Витёк. — А что? Имею право! — он ощетинено смотрел по сторонам, словно готовился покусать любого, кто возразит.
— Присмотри за ним, — Марко раскрыл ему объятья.
— А вы за крошкой! — ВиктОр всегда страдал сентиментальностью, но тут даже боцман прослезился.
— Как трогательно! — высказался Штопор. — Карета ждет!
Я махнул рукой своим, и мы спустились в шлюпку. На "Синем дятле" нас встретили, как ожидалось, насмешками, но я не слушал. До встречи с налоговиками, которых Жора очень ждал, чтобы скорей похвастаться своей удачей, я ещё мог видеть крошку, идущую за нами на расстоянии не больше кабельтова, как на поводке.
До Побережья мы с Витьком почти трое суток просидели в каюте, не желая лишний раз никого видеть. И рано утром ступили на причал Атоллы. Поскольку денег нет, а умножать долги "народной" мафии не в наших интересах, мы ушли из большого города в пляжную одиссею.
*****
— Дела-а! — протянул Череп. — Влип ты, мужик. Даже не думай, что это все твои несчастья. Спуск с горки только начинается.