«О Гаспар! Твоя вера победила! Будь благословен! С двумя другими, пришедшими из отдаленных частей земли, ты увидишь Его и будешь свидетелем Его. Утром встань и иди им навстречу, и верь в Дух, который поведет тебя».
Утром я встал с Духом, который был во мне, как свет ярче солнечного, снял отшельническое одеяние и оделся по-прежнему. Я достал из тайника принесенное из города сокровище. Мимо проходил корабль. Я позвал, был принят на борт и высажен в Антиохе. Там я купил верблюда и снаряжение. Через сады Оронто я направился в Емесу, Дамаск, Бостру и Филадельфию, а затем — сюда. И вот, братья, вся моя история. Теперь я слушаю вас.
ГЛАВА IVГоворит индус — любовь
Египтянин и индус взглянули друг на друга, первый поднял руку, второй поклонился и начал:
— Имя мое Мельхиор. Я говорю с вами на языке, который если и не был первым на земле, то, во всяком случае, первый получил буквы — это индийский санскрит. Мой народ первым отправился в долины знания, первый разделил их и первый украсил. Что бы ни случилось в будущем, четыре Веды останутся жить, ибо это первые источники религии и полезных знаний. Упоминаю об этом не из гордости, как вы поймете, когда я скажу, что Шастры учат о Верховном Боге, именуемом Брахм, а также о том, что Пураны или священные поэмы упанг рассказывают о Добродетели и Праведных Трудах, и о Душе. Стало быть, если брат мой позволит сказать это, — говорящий почтительно поклонился греку, — за века до того, как стал известен его народ, две великие идеи: Бог и Душа — привлекли к себе все силы индийского ума. В этих священных книгах Брахм представлялся триадой: Брахма, Вишну и Шива. Из них Брахма был создателем нашей расы, которая при сотворении была разделена. Он подготовил землю для духов, а затем из его рта произошла каста брахманов, ближайшая к нему и более всех ему подобная, самая высокая и благородная, единственные учителя Вед, которые вышли из его губ готовыми и наполненными всяческой мудростью. Из его рук появились кшатрии, или воины, из груди — вместилища жизни — вайшьи, или производители: пастухи, земледельцы, купцы; из ног же его произошли шудры, или рабы, обреченные служить остальным кастам: слуги, работники и ремесленники. Заметьте также, что вместе с ними родился закон, запрещающий человеку одной касты становиться членом другой; брахман не может спуститься в низший класс — если он нарушает законы своей касты, то становится отверженным, потерянным для всех, кроме таких же отверженных.
Грек немедленно представил все последствия для отверженного и воскликнул:
— В таком состоянии, братья, сколь необходим любящий Бог!
— Да, — добавил египтянин, — любящий Бог, такой, как наш.
Брови индуса болезненно сдвинулись, и лишь когда охватившее его чувство прошло, он продолжал тише:
— Я был рожден брахманом. Часть жизни брахмана, называемая его первым классом, это студенческая жизнь. Когда я был готов вступить во второй класс, то есть жениться и стать хозяином дома, я подверг вопросам все, даже Брахма и — стал еретиком. Разглядев из глубины колодца свет наверху, я захотел выбраться, и увидеть, что он освещает. Наконец — скольких лет труда это потребовало! — я нашел принцип жизни, первооснову религии, связь между душой и Богом — Любовь!
Счастье любви в деянии, и я не мог предаваться покою. Я сжимал челюсти, чтобы не дать ей говорить, ибо единственное слово против Брахма, Триады или Шастр решило бы мою судьбу; одно движение милосердия к отверженным брахманам, которые плелись мимо, чтобы умереть в раскаленных песках — ободряющее слово или чашка воды — и я стану одним из них, потерянным для семьи, страны, касты. Любовь победила! Я заговорил, и во всей Индии не стало места, где я мог бы чувствовать себя в безопасности — даже среди отверженных, ибо при всем своем падении они все-таки верили в Брахма. Я стал искать одиночества, чтобы укрыться от всего, кроме Бога. Я поднялся к истокам Ганга высоко в Гималаях. На Гурдваре, где река течет в своей первозданной чистоте, я молился за свою расу, считая себя потерянным для нее навсегда. Пробираясь по скалам и ледникам мимо вершин, достигающих звезд, я направлял свой путь к Ланг Цо, невыразимо прекрасному озеру, спящему у подножий Тайз Гангри, Гурлы и Кайлас Парбот, гигантов, вечно вздымающих к солнцу свои снежные короны. Там, в центре земли, откуда растекаются своими путями Инд, Ганг и Брахмапутра, где человечество зародилось, а потом разделилось, чтобы населить мир, оставив вечным свидетелем Балк, мать городов; куда Природа, остающаяся в первобытном состоянии, влечет мудреца и отшельника, обещая безопасность одному и одиночество другому, — там я поселился наедине с Богом, молясь, постясь и ожидая смерти.
Снова упал голос, и сжались костлявые руки.
— Однажды ночью я бродил по берегу озера и говорил с тишиной. «Когда Бог придет и объявит Себя? Неужели не будет спасения?» Вдруг из воды появился мерцающий свет, звезда взошла, двинулась ко мне и встала над головой. Сияние ее ослепило меня. Я упал на землю и услышал бесконечно благий голос, говоривший: «Твоя любовь победила! Будь благословен, сын Индии! Спасение близко. С двумя другими из отдаленных частей земли ты увидишь Спасителя и будешь свидетелем его прихода. Утром встань и иди им навстречу, и положись на Дух, который поведет тебя».
И с того времени свет пребывает во мне, и я знаю, что это присутствие Духа. Утром я отправился к миру тем путем, каким уходил от него. В расселине скалы я нашел камень огромной ценности и продал его в Гурдваре. Через Лахор, Кабул, Джезд я прибыл в Исфаган. Там купил верблюда и был ведом в Багдад, не ожидая караванов. Я путешествовал один, но не знал страха, ибо Дух был со мной, как он со мной сейчас. Какая слава ждет нас, братья! Нам суждено увидеть Спасителя, поклониться Ему! Я закончил!
ГЛАВА VГоворит египтянин — праведные труды
Темпераментный грек рассыпался в выражениях удовольствия, после чего египтянин с характерной для него серьезностью сказал:
— Приветствую тебя, брат мой. Ты много страдал, и я радуюсь твоему триумфу. Если вам обоим угодно слушать меня, я расскажу теперь о себе и о том, как был призван. Подождите немного.
Он вышел и, позаботившись о верблюдах, вернулся на свое место.
— Ваши слова, братья, были о Духе, и Дух дал мне понять их. Каждый из вас говорил о своей стране, и в этом есть цель, которую я объясню, но чтобы толкование было полным, позвольте также сначала рассказать о себе и своем народе. Я Балтазар, египтянин.
Последние слова были произнесены тихо, но с таким достоинством, что оба слушателя поклонились говорящему.
— Моя раса может гордиться многим, но я отмечу только одно. История началась с нас. Мы были первыми, кто начал увековечивать события в записях. Поэтому у нас нет легенд и вместо поэзии мы предлагаем точность. На фасадах дворцов и храмов, на обелисках, на внутренних стенах гробниц мы писали имена наших царей и их деяния; тонкому папирусу мы доверили мудрость философов и секреты нашей религии — все кроме одного, о котором я сейчас буду говорить. Старше, чем Веды Брахма или упанги Вьясы, о Мельхиор; старше, чем песни Гомера или метафизика Платона, о Гаспар; старше, чем священные книги царей Китая или книги Сиддхартхи, сына прекрасной Майи, старше, чем Книга Бытия еврея Моисея — старше всех человеческих записей писания Менеса, нашего первого царя. — Замолчав на мгновение, он остановил ласковый взгляд своих больших глаз на греке и сказал: — В юности Эллады, кто, о Гаспар, был учителями ее учителей?
Грек поклонился, улыбаясь.
— Из этих записей мы знаем, что когда отцы наши пришли с востока, из области, где рождаются три священные реки, из центра земли — древнего Ирана, о котором говорил ты, о Мельхиор — принесли они историю мира до потопа и самого потопа, как она была дана арийцам сынами Ноя; они учили Богу-Творцу, Началу и Душе, бессмертной, как Бог. Когда обязанность, призвавшая нас, будет благополучно выполнена, вы можете, если пожелаете, отправиться со мной, и я покажу вам священную библиотеку наших жрецов; среди прочих там есть Книга Мертвых, в которой описан ритуал, который должна выполнить после смерти душа, отправляясь в путешествие, чтобы предстать перед судом. Эти идеи — Бог и Бессмертная Душа — были перенесены Мизраиму в пустыню, а им — на берега Нила. Они были тогда в своей чистоте просты для понимания, как все, что создает Бог для нашего счастья; таким же было и первое поклонение — песня и молитва, естественные для радующейся души, надеющейся и любящей своего Творца.
Грек воздел руки и воскликнул:
— Свет растет во мне!
— И во мне! — воскликнул индус с таким же жаром.
Египтянин благожелательно выслушал их слова и продолжал:
— Религия — это просто закон, который связывает человека с Творцом, и в чистоте своей она содержит только такие элементы: Бог, Душа и их Взаимное познание; из них происходят Поклонение, Любовь и Награда. Этот закон, как и все, имеющие божественное происхождение, — как тот, например, что связывает Землю и Солнце, — был с самого начала создан совершенным. Такой, братья мои, была религия первой семьи, такой была религия нашего отца Мизраима, который не мог быть слеп к формуле творения, нигде не бывшей столь явственной, как в первой вере и самом раннем ритуале. Совершенство есть Бог, простота есть совершенство. Проклятие из проклятий в том, что люди не могут оставить в чистоте такие истины.
Он остановился, будто обдумывая, как продолжать.
— Многие народы любили сладкие воды Нила, — сказал он затем, — эфиопы, пали-путра, евреи, ассирийцы, персы, македонцы, римляне — которым все они, за исключением евреев, в свое время владели. Такое множество сменившихся народов извратило старую Мизраимову веру. Долина Пальм стала Долиной Богов. Верховная Сущность была разделена на восемь, каждая из которых олицетворяла один из творческих принципов природы, и во главе встал Аммон-Ра. Затем были изобретелы Исида, Осирис и их круг, представляющий воду, огонь, воздух и другие силы. Но умножение продолжалось, появился другой класс, описывающий человеческие качества, такие, как сила, знание, любовь и тому подобные.