румент, благодаря которому можно получить богатство и признание. Оно помогало мне идти вперед, хоть я и не думал, что когда-нибудь действительно преклоню колени перед королями, что, однако, произошло; ведь я стоял перед пятерыми, а с одним даже имел честь сидеть за столом — когда ужинал с королем Дании»[15].
По мере того как дело Джозайи процветало, семья его росла; за тридцать четыре года у него родилось семнадцать детей. Такая плодовитость была общепринятой среди здоровых и крепких пуритан: у преподобного Сэмюэла Уилльярда, пастора Южной церкви, имелось двадцать детей; у знаменитого богослова Коттона Мэзера — пятнадцать. Дети воспринимались скорее как ресурс, а не как ноша. Они помогали по дому и в лавке, выполняя большую часть черной работы[16].
К трем детям, которых Джозайя и Анна Франклин привезли из Англии, вскоре добавились еще двое, оба они дожили до зрелости: Джозайя-младший, родившийся в 1685 году, и Анна-младшая (1687). Однако затем несчастье внезапно поразило семейство. Три смерти за восемнадцать месяцев. Джозайя трижды шел с похоронной процессией по Милк-стрит к кладбищу при Южной церкви. Первый раз в 1688 году, когда на пятый день жизни умер его новорожденный сын. Затем в 1689, следуя за гробом жены Анны, умершей спустя неделю после рождения еще одного сына. Потом — чтобы похоронить этого сына, умершего неделю спустя. (Тогда за неделю умер каждый четвертый новорожденный Бостона).
Для мужчин в колониальной Новой Англии было в порядке вещей пережить двух или трех жен. К примеру, из восемнадцати женщин, первыми приехавших в Массачусетс в 1628 году, за год умерли четырнадцать. Также не считалось зазорным, когда муж, оставшись вдовцом, быстро находил новую супругу. По сути, как и в случае Джозайи, это часто обусловливалось практической необходимостью. В возрасте тридцати одного года он остался с пятью детьми на руках, торговыми обязательствами и лавкой, которую необходимо содержать. Ему нужна была выносливая жена, и чем скорее, тем лучше.
Добродетельная женщина
Так же как и Франклины, Фолгеры (изначально Фолгьеры) были бунтарской семьей, но при этом весьма практичной. В повседневной жизни они также постоянно искали баланс между религиозной и финансовой составляющей. Будучи последователями фламандских протестантов-реформаторов, бежавших в Англию в XVI веке, Фолгеры приехали в Массачусетс с первой волной эмиграции, когда Чарльз I и Уильям Лод, архиепископ Кентербери, обрушились на пуритан. Семья Джона Фолгера, включая восемнадцатилетнего сына Питера, отплыла в Бостон в 1635 году, когда городу едва исполнилось пять лет.
Во время путешествия Питер встретил молодую служанку по имени Мери Моррилл, связанную договором на работу у одного из пуританских министров за границей. После прибытия Питер смог за 20 фунтов освободить ее от договора и женился на ней.
Обретя религиозную и личную свободу, Фолгеры неустанно трудились над тем, чтобы найти возможности финансового роста. Из Бостона они переехали в новое поселение под названием Дэдхем, расположенное вверх по реке, затем в Уотертаун и в конце концов на остров Нантакет, где Питер стал школьным учителем. Большинство жителей были индейцами, поэтому он выучил их язык, преподавал английский и пытался (с немалым успехом) обратить их в христианство. Являясь бунтарем по натуре, он и сам перешел в другую веру, став баптистом, а это означало, что все преданные ему индейцы, принявшие христианство, теперь должны были следовать за ним и пройти ритуал, необходимый для полного обретения веры.
Активное сопротивление авторитетам можно наблюдать как в семье Франклинов, так и у Фолгеров. Питер — один из бунтарей, которым суждено было изменить колониальную Америку. Будучи писарем суда в Нантакете, он оказался на грани тюремного заключения за неповиновение местному магистрату во время стычки между состоятельными акционерами острова и его растущим средним классом лавочников и ремесленников[17].
Он также написал почти подстрекательский памфлет в стихах, в котором выразил сочувствие индейцам во время так называемой войны короля Филипа в 1676 году. Война, как он объявил, стала результатом гнева Божьего из-за нетерпимости пуританских министров в Бостоне. В его произведении эмоциональность превосходила поэтический талант: «Пусть судьи и министры / посмотрят на себя, / отменят все законы / и их порвут скорбя». Позже его внук Бенджамин Франклин скажет, что поэма была «написана с мужественной откровенностью и располагающей простотой»[18].
У Питера и Мэри Фолгер родилось десять детей, самой младшей из них была девочка Авия, появившаяся на свет в 1667 году. В возрасте двадцати одного года незамужняя молодая женщина переехала в Бостон и поселилась у своей старшей сестры и ее мужа, прихожан Южной церкви. Хоть Авию и воспитывали баптисткой, она вступила в лоно этой церкви вскоре после своего прибытия. К июлю 1689 года, когда уважаемый всеми торговец сальными свечами Джозайя Франклин пришел сюда, чтобы похоронить свою жену, Авия являлась верной прихожанкой[19].
Не прошло и пяти месяцев, как они заключили брак (25 ноября 1689 года). Оба были младшими детьми в многодетных семействах. Удивительно, что оба они дожили до преклонного возраста: он — до восьмидесяти семи, она — до восьмидесяти четырех лет. Долголетие — одна из основных черт, унаследованная их знаменитым младшим сыном, который и сам дожил до восьмидесяти четырех. «Он был набожным и благоразумным человеком, она — рассудительной и добродетельной женщиной» — эти слова Бенджамин позже выгравировал на их могильном камне.
За последующие двенадцать лет Джозайя и Авия произвели на свет шестерых детей: Джона (родился в 1690 году), Питера (1692), Мэри (1694), Джеймса (1697), Сару (1699) и Эбенизера (1701). Кроме них оставались другие дети от первого брака Джозайи. Всего одиннадцать отпрысков ютились в крошечном домике на Милк-стрит, где, помимо этого, держали жир, мыло и оборудование для изготовления свечей.
Кажется невозможным уследить за каждым членом такого огромного семейства. История семьи Франклинов — лишнее тому подтверждение: увы, в возрасте шестнадцати месяцев Эбенизер утонул в ванне с мыльной водой, которую ему сделал отец. Чуть позже, в том же 1703 году, у Франклинов родился еще один сын, но и тот умер в раннем возрасте.
Бенджамин был следующим ребенком. Он провел детство в доме с десятью старшими братьями и сестрами. Возрастной разрыв с самыми младшими из них составлял семь лет. Позже родились его младшие сестры Лидия (1708) и Джейн (1712), всю жизнь смотревшие на него сверху вниз.
Лихой парень
Бенджамин Франклин был крещен в день своего рождения, в воскресенье, 17 января 1706 года{16}. К тому времени Бостону исполнилось 76 лет, он больше не являлся отдаленной пуританской провинцией — город преобразился в кипучий коммерческий центр, заполненный проповедниками, торговцами, моряками и проститутками. В нем насчитывалось более тысячи домов, тысяча кораблей была зарегистрирована в порту и семь тысяч жителей числились в городе (эта цифра увеличивалась вдвое каждые двадцать лет).
Франклин рос на реке Чарлз и, судя по его воспоминаниям, «как правило, был лидером среди сверстников». Среди излюбленных мест для встреч — солончаковое болото рядом с устьем реки, которое из-за постоянного вытаптывания превратилось в трясину. Под руководством Франклина друзья построили себе причал из камней, предназначенных для постройки дома неподалеку.
«Вечером, когда рабочие разошлись по домам, я собрал несколько своих товарищей, и мы прилежно трудились, словно муравьи, иногда перенося вдвоем или втроем один камень, пока не перетащили все, чтобы построить нашу маленькую пристань». На следующее утро его и остальных маленьких преступников поймали и наказали.
Франклин рассказывает эту историю в автобиографии для того, чтобы проиллюстрировать, как он говорит, завет своего отца, звучавший так: «Ничего из добытого нечестным путем пользы принести не может»[20]. Однако, как и во многих случаях, когда Франклин начинает иронизировать над собою, он шутит не столько для того, чтобы поведать о своих проступках, сколько для того, чтобы похвастаться качествами лидера. Всю свою жизнь он откровенно гордился способностью организовывать идейные проекты, требующие усилий многих людей.
Дни детства, проведенные Франклином на реке Чарлз, привили ему также любовь к плаванию, сохранившуюся на всю жизнь. Как только он выучился плавать сам и помог научиться друзьям, начал искать способ двигаться быстрее. Осознав, что размеры человеческой руки и стопы невелики, понял, что они не могут выталкивать большие объемы воды, и потому их сила продвижения невысока. Тогда он смастерил две овальные панели с отверстиями для больших пальцев и (как объяснил в письме к другу) «также нацепил на подошвы ног подобие сандалий». С этими лопатками и ластами у него получилось двигаться в воде быстрее.
Воздушные змеи также ему пригодились — что Бенджамин и продемонстрирует позже. Запуская один из них, он разделся и нырнул в пруд, затем, плывя на спине, катался по воде, пока змей тащил его по поверхности. «Один из мальчишек помогал мне переносить одежду, пока я плыл, — вспоминал он. — Переплывая пруд с помощью змея, который тащил меня за собой, я не чувствовал ни капли усталости и получил невероятное удовольствие»[21].
Один инцидент, не включенный в автобиографию (хотя о нем Франклин вспоминал почти семьдесят лет спустя, желая позабавить парижских друзей), приключился, когда он встретил мальчика со свистулькой. Зачарованный этим устройством, он выложил за него все монеты, найденные в карманах. Дома старшие братья и сестры высмеяли его, объявив, что брат заплатил в четыре раза дороже, чем стоила свистулька. «Я рыдал от досады, — припоминал Франклин. — Мои мысли принесли мне скорее огорчение, нежели удовольствие». Он не просто считал бережливость положительным качеством: она была ему еще и приятна. «Трудолюбие и экономия, — напишет он, формулируя тему альманаха Бедного Ричарда, — то „орудие“, благодаря которому человек может стать состоятельным, а значит, блюсти добродетель»