– Куда ты? Я тебя не съем. Хочу только прочитать твое будущее.
– Не стоит. Я знаю свою судьбу и без твоих предсказаний.
Казадио вновь попробовал сбежать, но цыганка не собиралась сдаваться и взяла его за руки.
– Дай посмотрю. Виолка никогда не ошибается.
Однако она не стала предсказывать его будущее. Цыганка лишь взглянула на ладони Джакомо, потом сжала его руки, внимательно посмотрела в глаза и заявила:
– Наконец-то ты пришел! Я столько лет тебя ждала.
Несколько месяцев спустя Виолка забеременела, и, к великому неудовольствию обеих семей, влюбленные сочетались браком.
1800
Городок с несколькими сотнями жителей, зажатый между дорогой и рекой, жил совсем небогато, зато гордо носил невероятно красивое имя – от латинского слова «звезда». Помимо названия, правда, поэтичного в Стеллате было немного: площадь с портиками, скромная церквушка XIV века, пара фонтанов да развалины древнего форта у реки. Мало кто знал о славной истории этого местечка. Начиная со Средних веков Стеллата была стратегическим оборонительным пунктом во времена попыток завоевания Венеции и Милана вследствие своего расположения: у реки По, на границе между современными регионами Венето, Ломбардия и Эмилия-Романья. Лукреция Борджиа не раз проезжала здесь, направляясь в Мантую, а еще в Стеллате жил сын легендарного Ариосто. Однако знал об этом только дон Марио, приходский священник, потому что половина жителей не умела читать, да и те, кто умел, никогда не интересовались тем фактом, что знаменитый средневековый поэт упомянул их скромную деревню в XLIII песне «Неистового Роланда»:
Вот осталась Мелара по левую,
А Сермида по правую ладонь,
Позади – Фикароло и Стеллата,
Где разбросил рукава бурливый По[2].
В поэме Ариосто также пишет, что Фикароло и Стеллата соединены деревянной переправой, и в начале XIX века она все еще существовала. Это был понтонный мост из старых лодок, связанных между собой толстыми канатами, и наверняка он не сильно отличался от того, каким его видел поэт несколькими столетиями ранее. А вот на месте старинной крепости к тому времени остались только полусгнившие балки, провалившиеся крыши и разбросанные повсюду овечьи экскременты.
Семья Казадио жила сразу за окраиной города, в местечке под названием Ла-Фосса. Прямо по их земле протекал ручей, отмечавший границу между провинциями Феррары и Мантуи. Дом представлял собой постройку, типичную для Паданской равнины: с арочным портиком, просторными комнатами и высокими потолками. Также у Казадио был сеновал, хлев, двор с утоптанной землей, свинарник и виноградник. Стены были некрашеные, с маленькими окнами, которые закрывали ставнями с мая по октябрь, чтобы не пускать в комнаты ни мух, ни жару. Туда и переехала Виолка после свадьбы с Джакомо. Свекру со свекровью было непросто привыкнуть к странным обычаям новоиспеченной невестки. Цыганка не собиралась ни под кого подстраиваться и продолжала носить разноцветные юбки и вплетать в волосы фазаньи перья. По утрам она брала старую ступку и проводила долгие часы за приготовлением отваров из трав и неизвестных корней.
Также Виолка постоянно устраивала сложные ритуалы уборки, которые должны были избавить дом от всех возможных загрязнений.
– Мы не можем спать спокойно, пока здесь маримэ, – твердила она.
– Мари… что? – растерянно переспрашивала свекровь.
Разделение на то, что является или не является маримэ, то есть «нечистым» на цыганском языке, проходило по границе между внутренними помещениями и внешним пространством. Виолка поддерживала в комнатах идеальную чистоту и порядок, в то время как забота о хлеве и животных ложилась на плечи других обитателей дома. Для цыганки дотронуться до мусора или экскрементов домашнего скота означало одну из крайних степеней «нечистоты». Она никогда не ходила работать в поле, так как для ее народа возделывание земли было настоящим табу, зато проводила много времени за готовкой еды, хотя и с учетом того, что, по ее мнению, только некоторых животных можно было употреблять в пищу или даже брать в руки. Виолка не выносила собак и кошек, потому что они вылизывают себя и от этого нечисты. Из мяса же больше всего любила дикобразов: их она относила к одним из самых чистых животных, ведь из-за колючек они точно никак не могут вылизываться.
Еще одной странной привычкой цыганки было каждый вечер оставлять миску с молоком на крыльце у входной двери.
– Что ты делаешь? – спросил Джакомо, когда в первый раз застал ее за этим занятием.
– Это для доброй змеи, – спокойно ответила Виолка.
Цыгане верили, что в фундаменте всякого дома живет добрая змея с белым брюшком и зубами без яда. Они считали, что каждую ночь рептилия проползает по спящим людям, чтобы защитить их и принести им удачу. Однако если убить такую змею, кто-нибудь из семьи обязательно умрет, а на остальных обрушатся несчастья. Вот почему Виолка всегда оставляла немного молока за порогом: так она благодарила змею и давала ей возможность подкрепиться во время ночных бдений.
– Эта цыганка ненормальная! – жаловались свекор со свекровью.
В то же время, однако, они с удовольствием отмечали перемены, которые молодая жена внесла в жизнь Джакомо. Их сын, раньше всегда печальный, теперь каждое утро пел во время бритья, а по ночам вызывал возмущение всей семьи недвусмысленными звуками, раздававшимися из спальни. Из любви к Джакомо родители постепенно смирились со странностями невестки. Более того, им пришлось признать, что таинственные снадобья Виолки действительно работали.
– Я же драбарни, а каждая драбарни умеет лечить, – уверяла их цыганка. – Меня научили помогать лошадям, но с людьми все то же самое. Если у коня заболел живот, тут нужен кто-нибудь с гибкими пальцами, видите? Чтобы указательный и мизинец касались друг друга сверху без всякого труда. Берешь солому из-под коня, вот так, и кладешь ему на спину. Потом выкидываешь, берешь еще и снова кладешь. Сделаешь так три раза, и конь выздоровеет. А чтобы лечить людей, нужна лисья голова, точнее голый череп, и из него надо пить специальный отвар. Вот, держите, – говорила она свекру. – Из этой лисьей головы и дети малые пили, и ни разу не пришлось ни к кому звать врачей. А теперь пожуйте вот это.
– Что там внутри? – спрашивал он.
– Я беру горчичный порошок и кое-какие коренья и делаю из них шарики, а вам нужно проглотить один перед сном, а другой наутро. Это погасит огонь у вас в легких. А теперь повторяйте: «Иисус страдал, евреи сели ему на грудь, Господь их прогнал. Демон сел ко мне на грудь. Белые женщины, прогоните его и придавите большим камнем!»
– Но Бога не существует! – возражал старик и бил кулаком по столу.
– Меня не волнует, верите вы или нет, главное пейте, – ничуть не смущаясь, отвечала она.
На 18-й день третьего месяца нового века родился единственный сын Джакомо и Виолки Казадио – мальчик весом четыре килограмма с иссиня-черными волосами и таким же диким взглядом, как у его матери. Еще не омытый после родов, ребенок открыл глаза и огляделся вокруг, внимательно изучая обстановку, чем изрядно напугал повитух.
– Пресвятая Дева… У него глаза как у старика! – воскликнула одна.
Младенец даже не плакал: он крутил головой направо и налево, изучая мир, полностью поглощенный новыми картинами, что внезапно открылись перед ним.
Виолка отложила кусочек пуповины и объяснила:
– Когда засохнет, я зашью ее в мешочек и повешу ему на шею. Это приносит удачу.
Как только ребенка помыли, она покормила его правой грудью – с той стороны, что символизирует правду, удачу и добро. Когда же настало время выбрать имя, цыганка заявила:
– Мы назовем его Доллар.
– Что это за имя такое? – поразился Джакомо.
– Мне сказали, что это название монеты. Если его будут звать как деньги, он никогда не узнает нужды.
Дон Марио отнесся к затее еще более скептически, хотя и не мог знать, что с этих крестин начнется вековая безуспешная война прихода против экстравагантных имен, которые Казадио будут выбирать для своих детей.
– Деньги – порождение дьявола. Никакой «Доллар» не будет окрещен в моей церкви! – возмущался падре. – Выберите имя святого, который станет покровителем и защитником младенца, иначе я отказываюсь в этом участвовать.
Он дал Джакомо и его жене книгу с именами всех святых, признанных церковью, с указанием дней, когда отмечается их праздник, и списком чудес, которые они совершили.
Супруги не продвинулись дальше первых строк. После Аббондио, Абрамо и Абрунколо Виолка остановилась на святом Акарио – покровителе людей со сложным характером, защищающем от безумия, несчастных браков и ярости. Он показался ей отличным святым, и чудеса его впечатляли, так что в итоге она дала согласие. Ребенка окрестили под именем Акарио, но на протяжении всей его долгой жизни все вокруг называли его исключительно «Доллар».
Повивальная бабка, которая извлекла сына Виолки из материнского живота, была вовсе не последней, кого он привел в замешательство. Очень скоро Казадио поняли, что от их крови мальчик взял немногое: разве что худобу, шаркающую походку и вечно задумчивый вид. В остальном ребенок унаследовал исключительно загадочные гены матери. Он научился говорить раньше, чем стоять на ногах, и сразу же принялся болтать без умолку. Слова для Доллара были не средством, а целью. По утрам, едва открыв глаза, он начинал с кем-нибудь общаться. Если же рядом никого не было, болтал сам с собой.
Сама Виолка тоже начала говорить, когда ей не исполнилось и года, а потому в таборе, где она родилась, поговаривали, что она одержима бесом, и побаивались ее. Доллара одержимым никто не называл, даже священник, который, по правде говоря, полюбил мальчика и с годами сам начал называть его нечестивым именем. Он не был одержим, но странным Доллар был вне всяких сомнений. Он умел разговаривать с животными, а еще, как и его мать, имел дар находить вещи и домашний скот, если они пропадали. Нередко кто-нибудь из соседей стучался в дверь Казадио с просьбой о помощи.