– Анджелика…
Она залилась краской, а потом подхватила платок и выбежала из кельи.
Акилле не стал пытаться ее соблазнить. Несмотря на свою красоту, Анджелика оставалась монастырской послушницей – девушкой, решившей посвятить свою жизнь молитвам и Господу. Акилле никогда особенно не задумывался о том, верит ли он в Бога, однако, испытывая влечение к Анджелике, чувствовал себя неловко. Когда ему случалось представить ее обнаженной, юноше становилось стыдно. Думать о ней в таком ключе было сродни осквернению святыни.
В течение нескольких дней Анджелика оставляла поднос с едой под дверью, а входила в келью только тогда, когда точно знала, что Акилле гуляет в саду. И даже когда все вроде бы снова стало как раньше, девушка больше не могла смотреть ему в глаза. Ей не удавалось забыть тот взгляд, что был у него, когда с ее волос соскользнул платок. То, как он посмотрел на нее в тот момент, все изменило, и вернуться обратно не представлялось возможным.
Сам Акилле тоже изменился. Теперь, оказавшись наедине с Анджеликой, он опускал глаза и чувствовал в груди новое, непонятное волнение. Молодые люди стали ограничиваться приветствиями и ничего не значащими фразами, после чего каждый возвращался в свой мир.
Октябрь подошел к концу, и Акилле окончательно выздоровел. Однажды Анджелика пришла поменять ему постельное белье, но он остановил ее:
– Не нужно, завтра я уйду.
– Но куда?
– Двоюродный брат моего отца живет на холме недалеко от Болоньи. Я попрошу, чтобы он разрешил мне пожить у него.
Девушка ничего не ответила, но мысль о том, что они больше не увидятся, сделалась невыносимой. Она уже давно изо всех сил пыталась выкинуть его из головы, проводила долгие часы в раскаянии и молитвах. Анджелика ничего не рассказывала об Акилле на исповеди только потому, что боялась, что тогда его выгонят из монастыря. А теперь он сам решил уйти.
Девушка застыла на месте, прижав чистые простыни к груди.
– Возьмите меня с собой, – сказала она наконец.
– Что вы такое говорите?
– Я теперь не смогу принять обет.
– В таком случае вам стоит вернуться домой.
– Я не хочу возвращаться домой… Я… Я хочу быть с вами.
– Анджелика… Посмотрите на меня: я безрукий калека, беглец, преступник, которому суждено вечно жить в страхе. И я не люблю вас.
– Это не страшно.
– Вы поняли, что я сказал? Я не чувствую…
Акилле не смог закончить фразу, потому что девушка подошла и поцеловала его. Этот поцелуй, поначалу скромный, неумелый, длился и длился и в мгновение ока стер все мысли о Боге, матери настоятельнице и страхе оказаться в преисподней.
Потом они долго разговаривали, держась за руки, так искренне, как никогда раньше.
– Подумай хорошо, прежде чем уходить из монастыря. Не ломай себе жизнь.
– Я сломаю себе жизнь, если останусь.
– Ты не боишься Бога?
Анджелика погладила его по щеке.
– Твое лицо так похоже на лик Господа…
Когда Анджелика уходила, Акилле не дал ей никаких обещаний, и она ни о чем не просила. Однако девушке удалось узнать название деревни, куда он собирался отправиться. Оставалось только надеяться, что у родственника его отца такая же фамилия.
Акилле в монашеской рясе появился на пороге дома Альфонсо, кузена отца, невысокого крепкого мужчины лет сорока. Коренастое телосложение тот унаследовал от матери, но светлая кожа и голубые глаза безошибочно выдавали родство с семьей Казадио. Поначалу Альфонсо никак не мог поверить, что стоящий перед ним монах – сын Доллара, несколько месяцев тому назад похороненный на кладбище Стеллаты. История со свиньей и вовсе показалась ему глупой выдумкой. Конечно, определенное сходство налицо, но как удостовериться, что все сказанное – правда? Последний раз, когда они виделись, Акилле было двенадцать лет.
– Назови мне имена отца и матери Доллара, – сказал хозяин дома.
– Джакомо Казадио – отец, а Виолка Тоска – мать.
– И чем сейчас занимается Джакомо? – пришла на подмогу Ада, жена Альфонсо.
– Он повесился, когда отец был еще маленьким.
Супруги переглянулись.
– Сколько будет 2345 на 18? – спросил тогда хозяин.
Через несколько мгновений юноша уверенно произнес:
– 42 210.
Альфонсо взял бумагу и ручку и стал считать. Наконец он поднял глаза:
– Акилле, черт меня раздери! Это и правда ты!
Альфонсо и Ада жили с тремя детьми на ферме неподалеку от Болоньи. Как и многие крестьяне в тех краях, они совмещали работу в поле с разведением шелковичных червей. Целый гектар земли вокруг дома был засажен тутовником, листьями которого питались личинки. Поскольку у Акилле осталась всего одна рука, да и показываться на люди лишний раз ему не стоило, решили, что он займется шелковичными червями. Радуясь возможности скинуть с себя эту обузу, Ада отвела его на чердак и показала, что нужно делать.
Просторное помещение было заставлено деревянными стеллажами, в них одна над другой располагалось множество решеток из прутьев, покрытых листьями тутовника, по которым ползали личинки.
– Тутовые шелкопряды стоят дороже золота, нужно заботиться о них как следует. Прежде всего, не забывай регулярно протирать пол и инструменты водой с серой. Гусеницы легко подхватывают разные инфекции, так что чистота очень важна. Кроме того, следи, чтобы чердак хорошо проветривался и чтобы здесь не было ни слишком жарко, ни слишком холодно. Через некоторое время нужно будет топить печку. Мы занимаемся личинками до момента свивания коконов, а потом отвозим их в Болонью и продаем на площади Дель Павальоне.
Шелковичные черви располагались на решетках, сплетенных из тростника. Благодаря такой системе на поддонах под решетками собирались яйца. По мере того как гусеницы вылуплялись из яиц и росли, их нужно было перемещать на верхние полки, следя, чтобы у них все время было достаточно листьев для еды. Постепенно они начинали забираться в пучки вереска, заблаговременно подготовленные Адой, и создавать шелковую нить, при помощи которой плели свои коконы. Лучшие коконы шли на продажу, из остальных вылуплялись бабочки, которые спаривались между собой и откладывали яйца, давая начало новому циклу.
Для работы с личинками шелкопряда требовались ответственность и аккуратность – качества, которых Акилле было не занимать. Так что, когда ему предложили взять это дело на себя, он с радостью согласился.
Через два дня после появления юноши Альфонсо отправился в Стеллату, чтобы известить семью двоюродного брата о том, что Акилле жив. Он сообщил новость Доллару очень осторожно, опасаясь, как бы от подобного сюрприза счастливый отец не лишился чувств. Тот же, напротив, ничуть не удивился.
– Я так и знал, – ответил Доллар и со смехом рассказал родственнику, как они с семьей, чтобы не вызвать подозрение соседей, регулярно носят цветы… на могилу свиньи.
В ожидании окончания войны Доллар и Доменика решили, что будут ездить навещать сына хотя бы раз в месяц.
Прошла пара недель, Акилле работал на чердаке и как раз было собрался разложить для гусениц свежие листья тутовника, как раздался звон колокольчика подъезжающей повозки. Через пару минут Ада позвала племянника вниз.
– Акилле, иди сюда! Тебя девушка ищет.
Он выглянул из окна: посреди двора, в двуколке, зажав вожжи в руке, сидела Анджелика, очень нарядная: в красном платье, накидке и шляпке, завязанной бантиком под подбородком.
Девушка рассказала, что после его отъезда ушла из монастыря, но дядя и тетя – единственные родные, что остались у нее после смерти родителей, – изо всех сил пытаются уговорить ее вернуться в послушницы.
– Они не хотят меня содержать, хотя, откровенно говоря, деньги у них есть, и немалые. Но в тот монастырь я больше не вернусь, – заявила она.
– Ты можешь пойти в какой-нибудь другой.
– Я больше не хочу становиться монахиней, я хочу быть с тобой.
– Анджелика, черт возьми, но я-то не собираюсь жениться. Я тебе когда-нибудь признавался в любви?
– Еще успеешь.
– Залезай обратно в свою повозку и возвращайся в Болонью.
– Я не сдамся, Акилле. Я вернусь через неделю, и потом снова, и так, пока ты не передумаешь.
Акилле окончательно растерялся. Упорство Анджелики грозило нарушить спокойствие и порядок, которые он наконец-то обрел в доме дяди. Юноша не знал, как реагировать на подобную настойчивость, хотя, если подумать, решимость была одним из качеств, которые так нравились ему в Аните Гарибальди. Но Анита была недостижимой мечтой, а вот Анджелика явилась перед ним во плоти и совершенно сбила его с толку.
– Ты сумасшедшая! – крикнул он в отчаянии.
– Сумасшедшая или нет, но я люблю тебя и буду приезжать сюда, пока ты не ответишь на мои чувства.
Акилле решил было, что она шутит, но девушка и в самом деле сдержала свое слово. С того дня каждое утро четверга Анджелика приезжала на ферму Альфонсо.
Поначалу Акилле даже не утруждал себя спускаться вниз. Едва заслышав звон колокольчика, он запирался на чердаке и не выходил оттуда, пока девушка не уезжала восвояси. Но постепенно визиты Анджелики стали чем-то настолько привычным, что он смирился с ними. В конце концов они начали обедать вместе со всей семьей, правда попытки девушки завести с возлюбленным разговор по-прежнему оставались безуспешными. После еды Анджелика поднималась на чердак, устраивалась у печки и наблюдала, как Акилле ухаживает за личинками шелкопряда. Ближе к вечеру она возвращалась в Болонью, но перед отъездом всегда вручала ему письмо. Акилле нехотя открывал послание несколько дней спустя, да и то не всегда. Все письма содержали признания в любви.
Альфонсо и Аде было очень жаль девушку – такую хрупкую и при этом такую упорную.
– А твои дядя и тетя знают, куда ты ездишь по четвергам? – спросили они как-то.
– Конечно, нет. Я говорю им, что езжу в госпиталь по соседству, чтобы помогать больным и проверять, не вернется ли мое призвание. Они надеются, что рано или поздно я снова уйду в монастырь.