“Бедная девочка… бедная моя девочка”, – чуть было не выдал Глер, но прикусил язык.
– Как иначе? – она перешла на сиплый шёпот, и стало ясно, что сидение в холодной барке не прошло даром.
– Сядьте.
Глер потянул Эмму к кушетке, усадил напротив себя и стал греть её ледяные руки.
– Вытяните ноги к огню и сбросьте ботинки. Они мокрые?
Эмма кивнула, и по её щекам полились новые слёзы, а Глер не сдержался, потянулся к ней и вытер бирюзовые капли со щёк.
Он смотрел на хорошенькое лицо, на слипшиеся от слёз чёрные ресницы и покрасневшие глаза, и сам испытывал её тоску. Он так хорошо понимал девчонку, до которой ещё вчера было не дотянуться, что становилось страшно.
Эмма стала неловко пытаться скинуть ботинки, но для этого пришлось бы развязать шнурки и это привело несчастную в отчаяние.
– Ну что с вами? – с жалостью в голосе спросил Глер.
– Пальцы не слушаются, – пробурчала она, и Глер сам спустился с дивана.
Он быстро расшнуровал ботинки и поставил их к огню на сушку. Рядом поставил свою, не менее промокшую, обувь.
Лёгкую софу, с сидящей на ней Эммой, Глер просто придвинул ближе к камину и раздобыл под чехлами пыльный пуфик для ног.
– Вот, ставьте ноги сюда, и они быстро согреются. Ну же, Эмма. Сами себе не поможете, никто…
И остановил собственную речь.
Нет, она сейчас не должна это слышать, сейчас нужно её пожалеть.
Она молодец. Она многое сделала. Она имеет право снова стать слабой, и Глер опять сел рядом и опять взял её руки в свои, грея их дыханием и понимая, что влип. Он превратился в настоящего слабака, не иначе, раз носится вот так с девушкой. Позволяет им оставаться наедине. Заботится… Компрометирует их. Да к тому же влез в проблемы по самые уши.
– Вы презираете меня, – она, должно быть, хотела задать вопрос, но вместо этого вышло утверждение. Её сиплый больной голос пугал, не хватало им простуд или чего похуже.
– Бросьте, – мотнул головой мистер Мальбек, не желая отвечать на провокационные вопросы. – Нужно согреться. Нужен чай или алкоголь, да покрепче. У вашего отца может быть тут бутылка виски?
Эмма перестала плакать и задумалась, закусив губу.
Она вела себя комично, будто играла на сцене, а Глер почти привык не видеть в этом ничего странного.
– М-м… я думаю, что в баре? Мы же в гостиной, тут обязан быть бар… Или на крайний случай в погребе. Посмотрите у северной стены, там, я так понимаю, зеркало… кажется, на полочке всегда стояли графины папы.
Глер кивнул, отпустил руки Эммы и, только оказавшись на расстоянии, поймал себя на мысли, какими они были мягкими.
Девушки удивительный народ. Они все такие мягкие, тонкие, хорошо пахнут и мило выглядят, но сколько же в них чертей! Просто уму не постижимо.
На полке у зеркала и правда нашлись графины. Три пустых и один на четверть наполненный янтарной жидкостью. По запаху алкоголь.
Глер нашёл и два бокала, оба чертовски грязные покрытые пылью, в одном даже осталась зимовать муха.
Эмма, глядя на бокалы, поморщилась и первым делом сделала глоток прямо из горла.
– Лихо!
– Мне нужно восстановить силы, чтобы помыть эти бокалы, а потом сделать нам ванну!
Уверенно и уже без слёз ответила она. Щёки не покраснели от двусмысленной фразы, будто Эмма и не поняла, что только что сказала, а вот Глер отвернулся, закусив с обратной стороны щёку. Он взял графин и тоже сделал хороший глоток виски, тут же закашлявшись.
– Ох! Мистер Мальбек, вы не умеете пить виски? – мило улыбнулась Эмма. Её щёки мигом порозовели, а голос стал куда спокойнее и игривее.
– А для вас это, похоже, прямо-таки животворящее зелье.
Она обиженно отвернулась.
– Ваши шутки – что-то с чем-то. Давайте сюда бокалы!
В три приёма Эмма ошпарила пыльное стекло, выплеснув воду прямо на пол, вытерла их подолом собственной юбки и вытянула руки, намекая, что можно уже наливать виски.
Глер вздохнул и покачал головой.
Теперь она ещё и его собутыльница.
Глава о лимонном щербете вместо сугробов
Эмма еле открыла глаза. Веки были тяжёлые, опухшие. Она слишком много плакала, мёрзла, чихала. От голода свело желудок и страшно тошнило. Холодно из-за потухшего камина и снова пахло пылью и затхлостью, но уже наступило утро, а значит что-то, наверняка, должно измениться.
И океан шумел за окном, непривычно.
Окна спальни Эммы, в те времена, когда она приезжала сюда графской дочкой, а не беглянкой, выходили в сад, и даже при скромных размерах острова этого хватало, чтобы просыпаться и засыпать в тишине.
Теперь же Эмма проснулась в большой гостиной, где обычно устраивали летние чаепития и скромные дачные приёмы. На жёсткой софе, даже не уложенной подушками. И с шумом океана.
А ещё что-то давило на живот.
И руки что-то обнимали, мягкое, мохнатое, будто кошку или игрушку.
Эмма сама не замечала, как шевелит руками, словно делала это всю ночь, её пальцы перебирали мягкие волосы… Глера.
Эмма распахнула глаза.
Глер и правда был тут, сидел на полу, привалившись к софе. Он крепко спал, уткнувшись лбом в её живот, а она, видимо, всю ночь прижимала его ближе к себе. Рука Глера обнимала её согнутые колени, он вполоборота к софе, спиной к Эмме, и она не могла разобрать, спит он ещё или уже проснулся. Не хотела его будить, не хотела давать ему повод вторым узнать об их компрометирующей ночи.
Эмма просто прикрыла глаза и, борясь с жаждой и тошнотой, ждала. Теперь ей было видно сквозь полуопущенные ресницы, что он мерно дышит, а ещё иногда шевелит головой вслед за её рукой. Эмма продолжала гладить его волосы. Она убеждала себя, что будет делать вид, будто ещё спит и всё это случайность. Она находила себе оправдание, потому что ей казалось… только казалось, что всё происходящее с ними невинный пьяный пустяк. И её рука в его волосах, его рука на её коленях – только часть этого пустяка, как сцены шутливого спектакля.
Эмма не дышала.
Ей безмерно нравилась его спина, и она задумалась: почему?
Эмма слышала собственное сердце, тяжело стучащее в груди.
Ей бесконечно тепло от руки Глера, которая кажется такой уверенной, крепкой и сильной… это важно?
“Оборванец!” – подумала она, а внутренний голос вышел из тёмного угла.
“Как мило вы смотритесь друг с другом…”
“Молчи… Молчи…”
“Ты, кажется, превзошла минувшим вечером… днём… саму себя. Что, интересно, привело тебя на эту дачу?”
“Меня? Мы случ…”
“Ну-ну… Ты случайно гнала лодочку к форту Гриджо, маленькая негодяйка? Просто вот именно в эту сторону силы работали, – ехидничал голос. – А в другую – нет. Досада какая…”
“Это. Случайность. Куда ещё было плыть? В открытый океан? Или, может, в обратную сторону, где я ничего не знаю?”
“Да-да… Гладь, гладь волосики мальчику… он такой милый!..”
“Проваливай, чёрт бы тебя побрал! Ты невыносим! И магия твоя!” – внутренне вопила Эмма. Волосы яростно скрутились, и оттого начала чесаться шея, а руки никак нельзя было поднять, не разбудив Глера.
“Встретимся в Пино, дорогуша!” – прошипел внутренний голос и снова ушёл в темноту…
Порой Эмме казалось, что рядом с Глером её стал гораздо меньше посещать этот воображаемый друг.
Она представляла себе Голос наглым, лохматым чудовищем. Уродливым, но очень милым. В детстве часто его рисовала, советуясь и интересуясь, какую бы он хотел шерстку, и она непременно была бирюзовой. У Голоса были большие глаза, милый носик и… грязный язык!
Нет. Эмма не специально плыла сюда. Он не прав! Она вообще не сильна в географии и понятия не имела, что находится в океане, а не в море!
– Леди Эмма? – она открыла глаза снова и поняла, что голос её отвлёк от важного дела… от Глера.
А мистер Мальбек смотрел на неё, очень внимательно. Он сидел всё так же, на полу у софы, но теперь убрал руку от коленей Эммы и больше не прижимался головой к её животу.
– Ми-ми-мистер Мальбек, – рассеянно произнесла Эмма и села, да так резко, что от голода и долгого сна в неудобной позе кругом пошла голова.
– Вы… Мы… уснули, – голос Глера хрипел и звучал как-то и интимно и в то же время простужено, а Эмма от этого мигом покраснела. Волосы за секунду распрямились и тяжёлой волной упали, только что скрученные под каре, вдруг превратились в идеально прямой чёрный водопад. Эмма запищала, её голова откинулась назад от неожиданности, а с пальцев сорвался сгусток магии, окатив Глера ледяной водой.
– О-о-ой, – пропищала Эмма. – Простите… холодно?
– Да… но зато освежает… – Глер принялся вытирать лицо и развязывать волосы, убранные в хвост широкой лентой и изрядно растрепавшиеся за ночь.
– Знаете, тут есть большая ванна, я для вас её вмиг наполню горячей водой, а потом сама…
– Нет, нет, вы идите первая. А я, раз уж искупался, пойду окунусь теперь в океан. Полезно это… а вы… отдохните, приведите себя в порядок и будем думать, – Глер подскочил на ноги, разбил стоящий на столике пустой графин, еле сдержал ругательство и удалился, нервно поглядывая через плечо.
И стоило двери закрыться, как Эмма, кусая губы и краснея, начала смеяться.
Глер показался ей настолько смешным и очаровательным, он так растерялся и… это было стеснение?
Ожидать такой чуткости от такого сухаря, всё равно что ждать от снегопада лимонного щербета вместо сугробов!
Эмма вздохнула, огляделась кругом и пошла наверх, по дороге придумывая, как им выбраться. В её далеко не самой глупой голове уже зрел вполне приличный план!
Гениальные идеи Эммы Гриджо!
– Мы с вами уже были бедняками! Быть может, чтобы теперь не попасть под подозрение… сунемся под самый нос? – она пожала плечами и закусила губу от восторга перед собственной идеей.