А Эмма понимала, что стала совершенно другим человеком, будто стала больше, будто сердце её увеличилось вдвое, а то и втрое, и для всего стало хватать места, а любовь и тоска заполнили его до самых краёв.
Марла в восхищении слушала слова, которые пела Эмма, закрыв глаза, обращаясь к основе своих сил, и не могла сдержать восторженной улыбки.
– Ах… это чудо.
– Чудо – это то, что ты открыла мне глаза, Марла. Я тебя освобожу, слышишь?
Марла смущённо опустила голову.
– Эй!
– Спасибо, Миледи… я буду верить, но…
– Верь мне, Марла.
– Там… платье ваше привезли.
– Уже? – ахнула Эмма. Она боялась этого дня. Боялась показаться на глаза матери и отцу. Боялась увидеть себя в свадебном платье.
Она так изменилась внешне. Глаза Эммы налились изумрудным цветом, волосы стали терять пепельный оттенок, становясь почти пшеничными. Они все ещё торчали, но теперь завивались в мягкие кудряшки, почти незаметные, вечно спутанные и грязные от париков.
– Они ждут, что я примерю его сегодня? – спросила Эмма.
– И платье для торжественного приёма тоже тут, – кивнула Марла.
– А это ещё зачем?
– Так ваш батюшка пожелал… Он, кажется, торопится. Он желает скорее свадьбу устроить, Миледи. Он созвал всех на приём, уж как бы не задумал чего. И Алиготе завтра прибудут. И сёстры ваши возвращаются. Что же делать?..
– Тш-ш, не бойся так, – велела Эмма и задумалась, напряженно перебирая варианты.
– Ты думаешь, он устроит свадьбу завтра же?
Марла кивнула.
– Он пожалеет. Я клянусь. Я не верю, что стану женой Алиготе! А это что-то да значит.
Глава про примерку и свадьбу
Платье было превосходным во всех отношениях, и Эмма с сожалением отмечала, что и сама бы себе выбрала нечто подобное. Кремовое кружево, не вульгарное и не вычурное. Изящный фасон. Лёгкая юбка, без сотни нижних, в такой не устанешь всю ночь плясать нувар. И даже белый парик, уже так надоевший, совсем не казался ужасным. Его украсили, облегчили. И отросшие волосы не так сильно чесались под ним.
Только вот по мере того, как стайка горничных приносила всё новые и новые предметы туалета, превращая Эмму в настоящую принцессу, ей всё больше казалось, что не на примерке она, а на главном представлении. Все молчали, никто не расхваливал будущую невесту, и от этой тишины брала жгучая тоска.
Эмма так не привыкла жить без бесед с самой собой, а уж теперь и вовсе стало паршиво.
Никто ничего не афишировал. Все делали вид, что ничего особенного не происходит…
У крыльца стояла карета, не пышно украшенная, но парадная. На такой семья Гриджо выезжала в Бовале в первый день сезона или использовала её для поездок в театр. Белоснежная и запряженная тройкой лошадей.
На лицо Эммы нанесли макияж. Очаровательный, яркий. Розовые щёчки, паста на брови, восковое личико. Принесли Эмме украшения: дорогие и не повседневные. Серьги с длинными изумрудными подвесками, колье и крошечная диадема. Парик обновили, иначе начесали, украсили лентами и цветами. Туфельки новые, атласные, с каблучком. И очаровательные чулочки.
– Где Марла? – поинтересовалась Эмма, когда поняла, что уже ни к чему сопротивляться и лишний раз паниковать.
Сегодня. Всё случится именно сегодня, и пока не зашло слишком далеко,нужно решить все вопросы и быть готовой ко всему. Перед смертью не надышишься, как ни крути.
Эмма и не собиралась.
Она просто знала, что не отцу ею повелевать, и требующее революции сердце уже не мыслило единицами, оно перешло на сотни.
Улыбка играла на губах Эммы, потому что она предвкушала не трагедию, а свободу. Она хотела вырвать этот последний корень, прежде чем распрощаться с прошлым. И казалось, что время ещё есть, никуда не денется. Казалось, что всё ещё в её, Эммы, руках. Только та девушка… её бы спасти. На руках Эммы не будет крови невинной, на таком не строится новая жизнь.
– Нет Марлы… отослали в Бовале, – тихонько пискнула девушка, взбивавшая парик Эммы тонкими деревянными палочками.
Все девушки сникли при этом, наверняка тоже хотели на торжество, но их сочли недостаточно умелыми, чтобы прислуживать там.
Из распахнутого окна доносилась музыка. Весёлая, бодрая и явно свадебная. Дворовым наверняка дали бочку чёрного вина, выпить за счастье молодой хозяйки. Пусть пьют! Ну что ж… жениться, так жениться.
И Эмма уверенно встала с места, не дав закончить последние штрихи, отогнала горничных, окинула себя беглым взглядом и пошла вниз.
– Миледи… – позвала девушка.
– Что?
– Вы знаете… мы верим в вас, – шепнула она.
И Эмма не сдержалась. Широко улыбнулась и кивнула всем. А потом прошла и каждую поцеловала в лоб, шепнув: “Не бойтесь”.
Она покидала дом отца в сопровождении сестёр и кузин, так же как сюда вернулась.
Она видела, что отец, дядя и братья переступают с ноги на ногу, точно волнуются.
Она встретилась взглядом со своей матерью, та не выдержала и опустила голову.
Можно начинать.
Экипаж тронулся с места и покатил в Бовале.
Приём ничуть не напоминал “предсвадебный”, и по всему выходило, что не имел никакого отношения к обыкновенному чаепитию.
Это была свадьба. Пышная, на широкую ногу. И Эмма должна была принять в ней участие на правах невесты, не иначе. Потому что Гай Алиготе стоял в центре зала, разодетый так, что лица не видно, и руками еле может шевелить. Рядом его друг Майлз Кей, не менее празднично одетый и с не менее довольным лицом. Навстречу Эмме бросились родители Гая и знакомые по Лавалле, и друзья родителей. А сёстры, будто умелые актрисы, как ни в чём не бывало улыбались и всем кругом делали комплименты.
– Неужто вам, милые мои, не совестно? – с ласковой улыбкой поинтересовалась Эмма у сестёр, а те только плотнее сжали губы и ответила за всех Эльвина.
– Совестно должно быть тебе, – прошипела она, сжав локоть Эммы. – Ты поедешь в Мерло и будешь там жить одна, пока семья Алиготе не решит тебя вернуть. А ещё раз приблизишься к моим детям, и однажды твой муженёк найдёт в твоей груди нож.
Острая боль от обиды опалила внутренности как огненная вспышка, и Эмма даже задохнулась, но продолжила идти дальше.
Революция… всем она нужна. И таким, как Эльвина, и таким, как отец, и таким, как сама Эмма.
– Ну что же, ты готова стать частью нашей семья? – расплылась в жутковатой, плотоядной улыбке графиня Алиготе. – Как мы счастливы, что этот день настал! Как хорошо, что отказались от пятницы, верно, дорогие?
– Мне не терпится назвать Эмму женой, а тебе милая? – обратился к Эмме Гай.
– Непременно, – ответила она и могла поклясться что увидела страх в глазах Гая от того тона, которым этот ответ прозвучал.
Дьявольский спектакль объявили открытым. Заиграла музыка, специально подобранные пары принялись кружить, а на подиуме, где обычно стоял распорядитель, накрывали свадебный церемониальный стол.
Там, на этом подиуме, всё и должно свершиться. Там Эмма должна будет клясться в любви Гаю Алиготе. И там он навсегда назовет её своей.
Только бы немедленно придумать хоть что-то. Эмма рассчитывала, что сообразит, что делать дальше, как только войдёт в свой особняк на улице Авильо, но интуиция подвела.
Эмма нахмурилась и огляделась по сторонам. Время шло неумолимо, и было жизненно необходимо хоть за что-то зацепиться, только даже Марла не мелькала среди толпы прислуги.
– Я бы… выпила чего-то холодного, – тепло обратилась она к Гаю.
– Сама иди и налей, – прошипел он.
Он даже не станет притворяться милым. Весь этот спектакль шит белыми нитками, иначе не скажешь. Всё это только декорации, да ещё столь дурно поставленные, что видно, как переодевается массовка из дворян в купцов. Эмма пересилила себя, сжала его пальцы и тихо ответила:
– Как скажешь, – это было больше подарком судьбы, нежели чем-то обидным.
Наедине с собой, быть может, выйдет запереться где-то в тишине и подумать, но отец, как коршун, следил за своей добычей, вполуха слушая, что говорит ему дряхлый чиновник, проводивший в Бовале церемонии.
Эмма, заметив взгляд отца, поманила его за собой, и тот нехотя спустился в зал.
– Ну? – гаркнул он, стоило им остаться наедине.
– Ты обещал отпустить ту девушку, отец.
– Девушку?
– Ту самозванку, что чуть было не казнили вместо меня.
– Да. Да… завтра, – улыбнулся он, и Эмма почувствовала в его словах фальшь.
Это стало совсем несложно: отличать добро от зла и видеть насквозь людей. Несложно, стоило только открыть глаза.
Эмма проводила отца ледяным взглядом, налила себе пунш и медленно побрела к Гаю, и почти сразу её за руку тронула Марла, одетая в форму. Она тут подавала закуски и просто светилась от счастья.
– Миледи…
– Да?
– Я напросилась сюда, – с гордостью сообщила Марла.
– Нам нельзя на людях беседовать. Сделай вид, что ищешь что-то на полу.
Эмма прикрыла рукой ухо, будто потеряла серёжку.
– Ищи скорее, Марла. Она где-то тут! – капризно выкрикнула Эмма.
– Да, Миледи.
Несколько дам с сочувствием вздохнули и покачали головой, сетуя на нерадивость прислуги, а Эмма отстегнула бриллиантовую подвеску и сунула Марле в карман.
– Вот, Миледи, – ловко вытащив подвеску, пискнула Марла.
– Идём, поможешь мне привести себя в порядок, – ледяным тоном ответила Эмма.
И даже услышала несколько комплиментов.
Девушки покинули зал, и стоило им скрыться в алькове за портьерой, тут же Марла зашептала, и вправду помогая вернуть подвеску на серёжку.
– Я взяла ваш костюм, тот, что вы покупали. А ещё… ну я взяла у брата кое что… он моряк. Оно чистое, всё матушка постирала.
– Ох, Марла, это спасение! И как я сама не догадалась.
– Ну что вы… Всё это в подвале, там, где сундуки…
Эмма кивнула. Тот самый подвал, что стал для неё спасением однажды.
– Как только поймёшь, что я могу бежать – иди туда, поможешь уйти. И, Марла, если для тебя это будет опасно, не смей двигаться с места. А ещё… дай руку.