— Мелкая, да ты полна талантов!
— А вы сомневались?
— Недооценивал… — И уже когда она к двери подходит. — Ты там не слишком… А то на основании провокационных сведений меня заочно лишат права за тобой присматривать.
— Да что вы, дядя, — в притворном изумлении расширяет глаза Арина. — О вас только уважительно, не меньше чем «Святой!»
Тут мой смех сходит на нет.
— Аккуратно, мелкая, не переборщи. Не все святые были благочестивыми. И да, — девчонка уже за ручку держится, — если что, я в городе планирую задержаться надолго. По основной работе…
— А кем работаете?
Рад, что голос у Ари тихий, а так бы уже все, кто в коридоре близь палаты, был в курсе наших дел.
— Служба охраны, — скупо и отчасти правда. — Этого вполне хватит, — подмигиваю зачем-то.
Арина тотчас вспыхивает, но быстро берёт себя в руки, и покидает палату.
Исмаил Иосифович изучает документы: задаёт несколько вопросов, уточняет кое-какие моменты. Если честно, я бы не взялся ответить, как бы на его месте поступил сам. Перед лицом Беды человек бывает непредсказуем, а когда неприятности зажимают всех сторон…
Вот именно.
Поэтому, пока Коган подписывает бумаги, и так, и сяк кручу ситуацию, но нет однозначного решения. И доверять нельзя — вверять дела чужому человеку, о котором знаешь что он бандит и покушается на имущество, пугает ничуть не меньше, чем знание того, что девочку заберут органы опеки и закроют на какое-то время в детском учреждении.
Если только… прекрасно понимаешь, что жизнь на волоске, а изменить уже ничего не можешь. Как в его случае! Исмаила Иосифовича операция уже не спасет. Сердце может остановиться в любую секунду.
Так что я искренне восхищаюсь Коганом. Он ищет выход из безвыходной ситуации. Котла, куда его загоняют обстоятельства.
И в то же время зло берёт — вот так просто вверяет судьбу внучки неизвестному…
Хотя не так! Известному бандиту, кто отжимает участок земли и кров!
Как по мне, это безрассудство!
— Она — всё, что у меня есть, — словно прочитав мои мысли, нарушает висящую тишину Исмаил Иосифович. Глаза в глаза, протягивает папку с документами: — Она — самое главное моё сокровище…
— Я за ней присмотрю, — заверяю ровно. — Но ей нужны вы…
Исмаил Иосифович тяжко вздыхает — ладонь ползет на грудь, и тут аппарат вновь начинает голосить. В палату испуганно врывается Арина:
— Дед!!! — ухает возле койки, вцепившись в руку родственника и с ужасом на него смотря.
Следом заглядывает работница опеки, рядом жмётся напарник. Тотчас их с прохода отталкивает Галина. Нас всех выставляет, строго наказав: «Сегодня Когана больше не беспокоить!» И мне взгляд такой… убийственный посылает.
— Не знаю, как у вас получилось в кратчайшие сроки собрать такой огромный пакет документов, — недовольно цедит Светлана Георгиевна, пролистывая листы. — Я пробивала по всем базам — нотариальным и нашим — вы не делали запросов. О вас никто не слышал… Тем более адвокат Исмаила Иосифовича…
— Тем не менее, документы собираются. Сегодня же завезу вам, но не лично в руки. Лучше отдам начальству. На подпись!
— Мне нужны ксерокопии. Так или иначе — мне вести дело Арины.
— Нет вопросов, — безмятежен. — Ксерокопии будут. В остальном… дело конечно же ваше — проверяйте, изучайте.
— Вас подвезти? — учтивостью не пахнет, но чтобы быстрее решить вопросы, чуть притупить бдительность, готов на такие услуги. Работники опеки и попечительства соглашаются.
Правда на парковке едва казус не случается. Когда к машине идём, Арина так уставляется на «Бугатти», что едва не встряхиваю, чтобы отмерла.
Не показалова ради на такой тачке приехал. Так вышло. Юля «Камрюху» попросила на сегодня. Я одложил. Она к подружке за город решила съездить на пару дней. Конечно, на машине это делать удобнее. Чем автобусами, попутками или железнодорожным путём. Она мне помогла… я ей. А что оставалось?
Вот и мне — ничего другого не осталось, кроме как «Бугатти». Не шовинист, но, бл*, многомиллионную тачку доверить женщине… Какими бы стальными нервами ни обладал, это сверх моего понимания. Да я бы упился в хламину, чтобы не думать о том, что кто-то посторонний сидит за рулем.
— Арина сказала, что у вас Бэха, — Светлана Георгиевна потрясена не меньше Ари. Окидывает машину таким взглядом, будто даже им страшится прикоснуться к чуду.
— Мелкая? — нарочито строго и брови хмурю, будто ой, как недоволен. — Я же сказал, решил поменять.
Арина от испуганного подростка, шокированного прекрасным, сразу же преображается в девушку, которую спасли от смерти. Мило улыбается, в глазах искры:
— Говорил, но не сказал, что уже… — выговаривает с недовольством.
— Не нравится? — теперь вскидываю бровь.
— Слишком, — морщит нос мелкая.
— Зато быстрее, — нахожу оправдание детскому порыву покрасоваться на крутой тачке. Тачке-то уже ого-го… лет пять.
— Мда, — скептически цокает Арина. — Очень практично для города с частыми ограничителями скорости «60» и «40», — парирует со знанием дела, вызвав очередную волну восхищения.
— Ты права! Издевательство над лошадьми! Поменяем на то, что тебе понравится, — подмигиваю мелкой. И пока Арина смущенно хлопает ресницами и стыдливо на работников госорганов посматривает, пиликаю сигнализацией.
Светлана Георгиевна садится на заднее сиденье вместе с Ариной, а Антон Степанович — рядом со мной.
— Нужно будет более тщательно изучить ваши доходы, — бурчит тётка. И я её понимаю. Не думал, что придётся кого-то подвозить. Но… раз уж так вышло.
Лихачить не решаюсь — скорость выдерживаю и старательно не нарушаю ПДД.
В отделе опеки и попечительства возимся недолго, а покидаем здание, вымученные по самое «не могу».
— Что ты им наплела о нашем знакомстве? — уже сидя в машине по направлению к дому Арины. — То есть… нашей встрече, — поправляюсь, намекая, что мы были знакомы, просто давно не виделись.
— Дмитрий Романович, неужели вы думаете, что я настолько безнадежно тупа и легкомысленна, чтобы плести нечто вопиюще недостоверное?
— Недостоверное, — из всего сказанного вычленяю самое более-менее отвечающие на необоснованность и возмущение мелкой.
— Только правду, — нахохливается девчонка, ёрзнув по соседнему креслу рядом с водительским. — Что вы позвонили сразу же после приступа деда. Что я вас не узнала, потому что видела всего один раз в жизни. И то — давно! Толком о вашем прошлом ничего не знаю, но сейчас, надеюсь заполнить этот пробел, — и — хоп — на меня внимательно смотрит.
— Молодец, — не могу не восхититься. Рад, что ты умная. Сработаемся…
— В смысле? — теряется Арина.
— Ты же умная, — хмыкаю смешляво.
— И что? — сощуривается подозрительно мелкая.
— Не бузи, — примирительно бросаю. — Из меня опекун не очень. А ты умная, послушная. Значит, проблем не будет…
Бл*, курить хочу!
Торопливо выуживаю сигарету из портсигара, на который мелкая переводит взгляд.
— Это наш… — опять на меня. — Откуда он у вас? — задумчиво-хмуро.
— Твой дед подарил, — отмахиваюсь, не желая говорить на эту тему. Прикуриваю, окно раскрываю.
— Странно, — ворчит девчонка. Смотрит подозрительно, губу жуёт.
— Почему странно? — делаю очередную затяжку. Я привык всему придавать значение.
— Неважно, — отстранено мотает головой Арина.
Отворачивается к боковому окну. Можно надавить и вытрясти правду — что творится в юной, но столь богатой на ум черепушке, но лучше отстать. Не стоит так сразу пугать мелкую своим напором.
По дороге домой заглядываем в ресторан. Мелкая упирается, зачем, но я настаиваю, и она нехотя плетётся в помещение.
Но здесь тоже глупо получается. Только понимаю это, когда Арина меню берёт:
— Я не могу себе позволить такое, — испуганно таращится в папку девчонка.
— Я угощаю, — веду плечом, уже глазами выискивая официанта.
— Спасибо, но нет, — Арина откладывает меню и сидит, опустив голову. Складки на скатерти изучает.
— Ты ведь понимаешь, что я могу заказать на своё усмотрение, — начинаю заводиться. Я устал, наговорился так, как не говорил год! Госинстанции — вообще страшнее морга и кладбища. Чёртов длинный день! И голоден я, как волк!!!
— Зря деньги потратите, — спокойна девчонка. — Я не грудной малыш. В меня впихнуть ничего не получится, — упрямо головой «неа».
— Хорошо, — шумно втягиваю воздух, подавляя рык. Закрываю меню: — И какое предложение? — Кладу папку в сторону. — Чур себя не предлагать, — глупая шутка но мне необходимо разрядить ситуацию и, б*, жизненно важно увидеть милую улыбку мелкой. Вместо ожидаемого, Арина краснеет.
П*, интересно, о чём она подумал? Нет, знать не хочу, я же ржать буду. Или хочу… чтобы понять, какие могут быть не невинными мысли у такой очаровательной невинности.
Перестаю улыбаться, к собственному стыду ощущая жгучее возбуждение. Оно-то с чего? Впериваю острый взгляд в Арину, прислушиваясь к аморальной части своего эго и пытаясь считать с девчонки, понимает ли она мой коллапс.
Мелкая смущается сильнее, а меня аж током прошибает. Что, мать его, за х* происходит? Я ведь не могу реагировать на девчонку. Или могу? Малолетка же. Не совсем ребёнок, уже вполне взрослая девушка… и весьма привлекательная.
Веду внутреннюю борьбу и не сразу понимаю, что мы уже непростительно долго молчим.
— Ты слишком тощая, — перевожу в шутку собственную оплошность. Хотя тело голосит, что я озабочен куда больше, чем думаю. Причём, нездорово болен…
— Так что предлагай, — готов материться в голос, но сук*, мой голос скатился на несколько октав ниже, — что хочешь?
Только мне кажется, что каждая последующая фраза звучит всё более интимно, загоняю в смысловую ловушку?
Арина опять кусает губу и впервые этот жест меня глубоко гипнотизирует. В отклонённой от нормы фантазии остро прослеживается извращённое желание самому заняться ртом мелкой. Взгляд скользит по тонкой шее, выпирающим ключицам, перескакивает на грудь…