На стрелку с Костылем еду один. Знаю его хату: знаю, где тихушничает. Бабу его знаю.
Перчатки надеваю, проверяю пистолет, глушитель.
Звоню. Молчание настораживает. Потому что это уже третья точка. Последняя. И тёлка его, — а она была запугана до смерти! Мной! Запуганная!!! Выдала все явки и пароли. Куда и в какую дыру Костыль мог забиться. Я ей поверил!
Не думаю, что хоть одно живое существо, имеющее материнский инстинкт, сможет позволить себе такую роскошь, как ложь, когда между ног воткнуто оружие, предохранитель снят, а в соседней комнате на полу… рисует пятилетняя дочь.
Поэтому верю! И сейчас недоброе предчувствие шепчет: «Дерьмо дело».
Когда на третий звонок Костыль не открывает дверь, осторожно берусь за ручку и толкаю дверь.
Открыта…
Внутри подозрительно мрачно и даже не по темноте — света-то хватает, а вот по ощущениям… И в голове всё настойчивее клокочет чуйка «Беги!!!».
Бесшумно ступаю, прикрыв дверь изнутри. Грязная, пошарканная квартирка. Не бомжатник, но хата для тёмной отсидки. Минимум мебели.
Мимолетно обшариваю комнату взглядом. Вычленяю едва заметные, но важные мелочи. Ободранная занавеска, задранный угол ковра, капли крови на полу, скомканное одеяло, простынь. Подушка на постели… Одна!
Полупустая бутылка водки на маленьком столике, недопитая прозрачная жидкость в стопке, полусъеденный бутерброд на грязной тарелке…
Окурок, уже не дымится — истлел в пепельнице.
Работающий телевизор… Ступня, торчащая из-за угла постели.
Бл*! Опоздал!
Убеждаюсь, что Костыль мёртв — несколько ножевых, огнестрел в голову. Контрольный… через подушку. Она рядом валяется.
Ретируюсь аккурат, когда уже близ дома спешно воют полицейские сигналки. «Добрые» люди подсуетились вызвать полицию. Идиотом быть не надо — по душу Костыля и мою.
Перед тем, как покинуть квартиру, из кармана джинсов мужика телефон выуживаю. Странно. Видимо, работал дилетант.
Умный и опытный бы обязательно забрал мобилу. Не наживы ради, а следы замести. Ведь в аппарате может быть важная информация, которая следствие подтолкнет к убийце или заказчику!
Вот и мне может помочь!
Сбегаю через чёрный ход, по балкону, внешней лестнице…
Накинув капюшон толстовки. Руки в карманы. Пешим шагом. По тёмной улице, безлюдными проулками…
Даже не знаю, почему, но иду не домой, где теплая и уютная Юлька. Где приласкают, согреют, убаюкают, а долгим марш-броском — через несколько районов города… К Арине. Холодной, гордой, одинокой… взрослой девочке, но такой маленькой женщине. Куда подгоняет сердце, куда тянется душа, куда несут ноги…
А по пути заглядываю в один салон. К знакомому. Забрать кое-какой подарок для мелкой.
— Привет, — удивлена девчонка и не скрывает этого. Стоит на пороге торговой лавки, обхватив себя руками и растерянно хлопая ресницами.
— Пустишь? — по-идиотски звучит, но я сам толком не знаю, какого х* пришёл.
Арина отмирает:
— Да, конечно, — торопливо отступает в сторону, — проходите. — Вы голодный? — уже на кухне, когда усаживаюсь за стол, руки водружаю на столешницу, а взгляд устремляю на мелкую. — Соскучились за кофе или… — слишком проницательна для своего возраста Рина. Жмётся к стене, ноги перекрещены, в глазах робость.
Или!!!
— Конечно кофе, — благодушно отзываюсь, стараясь поменьше смущать нездоровым взглядом. — Горячего. Но и еду помнится, ты обещала…
Арина не улыбается, хотя всеми силами стараюсь быть непринуждённым, своим в доску. Ну или, по крайней мере, выдавливаю…
— И перевязка, — добавляю сухо, раз уж уловка не удалась и мелкая не повелась на мою болтовню.
— А тот специалист, кто после меня вам рану обрабатывал, занят?
Не бывают девчонки её возраста такими умными и всё понимающими! Да и когда успела рассмотреть, что швы переделаны?
Аа-а, мне же плохо было. Она с друзьями меня в чувство приводила. Видимо тогда и увидела. Надо же… глаз-алмаз. Даже такие мелочи разглядела.
— Да ты не ревнуй, — знаю, как смутить, чтобы в нужное русло момент вывезти. — Я же говорил, только тебе позволю мне больно сделать.
— А ОНА, стало быть, — мелкая всё же занимается приготовлением ужина. Сковородку на плиту, сама в холодильник заглядывает, но оттуда её голос звучит не менее колюче: — вам безболезненно делала?
Очередная невинная язвочка. Как у мелкой получается вот так жалить с видом ангела?
— Ага, — киваю просто и даже не отрицаю «она», — а я по боли соскучился.
— Мазохист? — разбивая поочередно несколько яиц, вскидывает брови Аря.
— Самый, что ни на есть, — парирую холодно. — Кормить меня будешь? — не выдерживаю копошения у плиты. Запахи с ума сводят, в желудке предательски урчит, во рту сухость. Давненько не курил…
— Не торопите, — отмахивается мелкая лопаткой для переворачивания горячего.
— Рин, ну не мучай… — протягиваю не то скуля, не то рыча, пальцами отбивая ритм по столешнице.
— Зубы заговариваю, чтобы сознание не потеряли, — со знанием дела и явно продолжая в мой огород камушки кидать. — Помниться, вы всегда жрать хотите и курить!
Скрежещет лопатка по сковороде, потом по тарелке.
Наравне с восхищением мелькает гиблая мыслишка отшлёпать девчонку. Неугомонной плоти она нравится до тика и непристойного стояния. Даже взгляд приклеивается к заднице мелкой. А Аря как назло в домашнем. Футболка и шортики. Нужно будет запретить столь вопиюще развратное одеяние. При мне! Дома! Наедине!
Кое-как отдираю глаза от не шибко женственной округлости. Что странно, мне нравятся объёмы, размеры, которые приятно в руках подержать и пощупать, а тут… и взять-то не за что.
Видать лекарства какие-то неправильные. Градус восприятия меняют. Лишь бы ориентиры не повредились, а то однополого не приемлю. Ещё не хватает на себе подобного полезть. Не толерантен я! Сам себя забью…
Нужно будет Юльку потрясти на смену антибиотиков. Уточнить воздействие на мозг и плоть… нижнюю.
Как пить дать — они виноваты в моём вечно возбуждённом состоянии — членостояния.
— Это что? — вытаращивается с утра Арина, когда я на край кухонного стола пакет ставлю. Мы только что позавтракали омлетом с какой-то хренью, вроде на мясо похоже и овощи, а теперь шикарный кофе потягиваем. Шутка ли, но Ринка правда спец по приготовлению этого адского напитка, а я… уже почти на него подсел. Стыдно признаться, но это так!
— Это, мелкая, твое будущее хобби, — киваю, с удовольствием отпивая ароматного наркотика.
— Можно? — осторожничает девчонка, робко мотнув головой на подарок.
— Не можно, а нужно, — кофе обжигает нёбо, но я всё-равно тащусь от вкуса.
Арина заглядывает в пакет, и тотчас шокированно на меня:
— Это то, что я думаю?
— Это то, что ты увидела и прочитала! — глумлюсь.
— Вы же шутите! — так и не вытаскивает покупки Арина. Чуть напрягаюсь.
— Ты видела людей, покупающих оборудование для татуировок, сопутствующий товар и краски, забавы ради? — Вопрос риторический и Арина это понимает. — Ты сказала, что видела несколько…
— Я помню, что говорю, — обрывает меня девчонка с укором. — Я в своём рассудке и при памяти, но не помню, чтобы соглашалась на вашу глупую затею.
— Почему глупая? — настроение подшучивать сходит на «нет». Рина слишком серьёзная. А ещё меня до трясучки бесит, что она не улыбается.
— Я не умею, — упирается холодно, — а что важнее — не хочу!
— Ладно, выкинем, — еле сдерживая злость, махом швыряю пакет в сторону мусорки. И чашку ко рту подношу.
— Вы же не серьёзно? — нарушает повисшую тишину мелкая. И с таким возмущением на меня глядит, что укрепляется дикое желание заорать: «Б*, что не так? Скажи, что я делаю не так? Почему, с*, ты не такая как другие?!!»
А ещё курить хочу, аж руки чешутся…
Чашку на стол, да так, что звонко бряцает блюдце, ложка. Ловко из кармана джинсов достаю портсигар, сигарету в рот запихивают.
— Вы не будете здесь курить!!!
Ого, какая воинствующая!
В душе щемящая радость, приятно знать, что она и такой может быть. Не серая мышка, а дикая кошка. Интересно, а в постели она какая? Робкая, отзывчивая, открытая…
На этой мысли меня точно по башке кувалдой огревают. Даже настрой вывести мелкую на более сильные эмоции утихает. Мне бы себя приструнить, а не Арю доводить. Ей не собираюсь пояснять нелепость порыва, но успокоить нужно:
— Не бузи, чуть помну, уберу.
Рина недовольно посматривает на сигарету, но тему не развивает. Делает ещё пару глотков кофе, и всё же возвращает пакет себе.
— Не надо делать то, что не хочешь, — только сейчас понимаю — уже искромсал всю сигарету. Мну пальцами на столе горстку табака и бумагу, фильтр — как малый ребёнок, ей богу, чем бы не тешилось, лишь бы не скандалило. Да и так вроде руки заняты.
— Я для этого слишком труслива, — ведёт плечом мелкая, а я застываю от нелепости заявления.
— Ты смелая…
— Нет, — упрямо мотает головой Рина. — Я боюсь сделать больно.
— Мне делала с маниакальной самозабвенностью, — напоминаю реалию предельно серьёзно, но конечно же, беззлобно потешаясь.
Зато Арине не до смеха — смотрит так, будто на больную мозоль наступаю.
— Я умирала, каждый раз, когда игла входила в ваше тело! Вам не понять, — Арина сильно угол пакета стискивает.
Не думал, что она до сих пор переживает из-за такой ерунды. Это ведь… ну крови немного было, подумаешь, штопала. Или я настолько очерствел, что подобное кажется нормой?
Пристально гляжу на Рину и с желчью понимаю — да, это я настолько закостенел в своём мире волков и бешеных псов — разборок, грязи, порока и греха, что совсем не помню, как должно быть в простом — нормальном. Мире, где обычные люди…
Невольно касаюсь руки мелкой, желая успокоить, но тотчас отдёргиваю:
— Прости, — чертыхаюсь про себя, кляня за слабость, которую всё же показал.