ьший циник, чем думал, но мне по хрену, даже если это был наш последний секс!
У меня своя жизнь, кого трахать найти всегда могу, это не сложно. Сложнее определиться с выбором, с кем стоит продолжать. И если Милена решит, что нам стоит порвать — не умру. Я уже давно переболел ей.
Теперь у меня другие цели. Главное вернуть эту чёртову шкатулку!
Размашисто по коридору, сбегаю вниз, правда уже в галерее начинаю нервничать. Кручусь, глазами выискивая мелкую, но нигде её не вижу.
Первый зал, второй, третий — обратно. Торопливо брожу, суматошным взглядом прыгая по посетителям и выискивая Рину. Нет её!
Сердце глухо долбится в груди. Растерянно соображаю, где её искать, пока не осознаю, что нет и художника!
— Где твой гений малевания? — не церемонясь, вырываю Милену из группы, к которой она присоединилась.
— Бес, милый, ты забываешься, — сладким тоном сквозь милую улыбку осаждает меня племянница Пастора. — Руки прочь! — уже шипит с затаённой угрозой, когда уволакиваю в сторонку. Но наткнувшись на мой злобный взгляд умолкает. Не идиотка — понимает, со мной шутки не пройдут. Тряхну так, что забудет, как зовут.
— Где этот м*? — вторю тоном «последнее предупреждение». — Где? — к себе рывком, всем видом обещая кровавую расправу. Милена перестает играть в холодную стерву, в тёмных глазах рождается истинная паника.
— У-у него на втором этаже… — частит, — по коридору, — с заминками, — насквозь… — уж в спину.
Дальше не слушаю. Плохо соображаю, как одолеваю все залы, лестницу, выскакиваю на второй этаж. Мчусь по коридору, простукивая каждую дверь, но в конце сворачиваю за угол и упираюсь в огромную дверь. Ни секунды не медля, толкаю.
Слетевшее с катушек сердце долбит отчаянный ритм, эхо в голове оглушает, а вид мелкой в объятиях художника ослепляет.
Помню только хруст ломаемых костей, ожоги кулаков. Вопль боли, сменяющийся нежным стенанием, перетекающим в сдавленные хрипы.
Кровь бурлит в диком запале. В теле не шуточно разыгрывается Бес.
— Дим, — испуганный всхлип Арины вырывает из Ада, где уже крушу всё, что под руку попадается и вытряхиваю из тел души.
— Бес! — это уже истеричный визг Милены.
Смаргиваю наваждение. Меня лихорадит, словно под экстази тусовался несколько дней и теперь жуткий отходняк. Фокусирую взгляд — оказывается, держу за горло мелкую, кулак припечатан к стене, кровавая дорожка плавно змеится вниз. Арина вжимается в поверхность в таком ужасе, будто Беса воочию увидела. Он явился по её душу и уже на грани забрать.
Зелёные глазищи вытаращены, щёки бледные, губы дрожат.
Размазывается по стене всё сильнее.
— На выход! — нахожу силы без матов и крика донести до Рины, как недоволен её поведением. Голос мало похож на мой, но я себя контролирую едва ли. Арина затравленно кивает, но стоит на месте. Запоздало осознаю, что до сих пор её держу мёртвой хваткой.
— Пошла, — кое-как от хрупкой шеи пальцы отдираю, — вон! — больше не смотрю на неё. Но по неровному стуку каблуков становится понятно, что девчонка благоразумно уходит. Только хлопает дверь, цокот шпилек Арины смолкает, протяжно и шумно выдыхаю.
И только бой сердце приближается к норме, нахожу глазами хрипящего, скрюченного на полу художника, Милена хлопочет возле него.
— Я тебя не убью лишь потому, что у Рины сегодня день рождения! — наплевав на потуги любовницы меня остановить, за пакли волос дёргаю мужика к себе, заставляя прогнуться и взвыть от новой порции боли. Морда в месиво, кровища повсюду — пузырится изо рта, сгустками по подбородку.
— Пусти его! — в руку вцепляется Милена, в глазах ужас и мольба.
Толчком отпускаю художника, он заваливается мордой в пол. Опять стонет, хрипит.
— Прошу! — рыдает Милена. — Ты и так ему…
— Нехрен руки на мелких запускать. Причём, — отвешиваю пинок для ускорения, — на чужих мелких!!!
— Бес! — взвизгивает любовница, прикрывая собой муд*. — Он художник!!! Не ломай!
Несколько секунд пилю её уничтожающим взглядом, впервые за всё время увидев лицо настоящей, породистой стервы. Истинная кровь Набогий! Нет, не отвращает. Но прозреть приятно…
— Про шкатулку не забудь, — это роняю уже на пороге, даже не оборачиваясь. Торопливо шагаю, растирая кулаки, в которых до сих пор приятно пульсирует боль.
Рину нахожу в прихожей. Жмётся к стеночке. Уже в шубке. Ноги перекрещены, руки тоже, ещё и замком ладони сцеплены. Пошатывается и рассеянно бездумным взглядом обшаривает помещение.
Да она пьяна! Как обухом по голове.
Пьяна! На миг застываю, потрясенный до глубины души.
Когда наши взгляды встречаются, мелкая порывисто отворачивается. Мелкая гордая пьянь!
Хочет отчитать, встряхнуть, но выдержанно надеваю свою куртку, которую мне услужливо персонал выставки приносит.
В гробовой тишине выталкиваю Рину на улицу. Под локоть держу, а зараза пытается рыпаться. Но я сильнее, злее и упрямей. Дверцу машины распахиваю, мелкую на сидение — толчком.
Полюбовавшись на нелепые попытки мелкой уместиться, а в её состоянии и наряде — это крайне сложно, плюю на своё раздражение. Арину к спинке, ныряю корпусом в тачку, дёргаю ремень безопасности и с щелчком пристёгиваю.
Еду в гостиницу, но всё время кошусь на недовольно сопящую Рину.
Плавную линию носа, полных губ, дерзкого подбородка, хрупкой шеи с отпечатками моих пальцев. Пока красноватые отметины, но скоро польются синевой. Не жаль от слова «совершенно». Была бы моя воля…
А глаза уже цепляются за узкое декольте платья. Круто очерченную грудь, пусть небольшую, но высокую.
Неудивительно, что художник на Рину повелся. Я его понимаю. Сам озабочен. Только это моя персональная болячка, и меня раздирает от мысли, что какой-то скот посмел осквернить своими грязными ручищами и поганым ртом чистоту МОЕГО ангела. Я не шутил. За мелкую загрызу любого! Не то чтобы это считал нормой. Но это моя озабоченность!!! Она меня тоже волнует. Лечение пока не нашёл, а созерцание объекта вожделения зверски возбуждённым Бесом, однозначно, не способствует усмирению голода. Скорей аппетит разыгрывается. А похоть достигает уровня плюнуть и трахнуть мелкую. Ей уже восемнадцать! Это ведь допустимый рубеж.
Торопливо беру себя в руки. Сигарету в зубы, прикуриваю.
Еду вперёд. Мелкая играет в молчанку, и я не особо горю желанием говорить. О чём? О её поведении? Бл*!!! Не правда! Впервые в жизни я хочу устроить разборки. Я. Хочу. Понять. Что. За. Х*. Была?
Стукнуло восемнадцать, и крыша поехала? Что за отрыв? Деда нет? Бл*, так я устрою перевоспитание. Мозги обратно быстро вставлю.
— Форточку хоть откройте, — ворчит Рина, скривившись, будто лимон проглатывает.
А я поизмываться хочу.
— Будешь? — протягиваю сигарету на полном серьёзе, посматривая на Арину.
— Я не курю, — мотает головой и отворачивается к окну. Жмёт на кнопочку, оставляя небольшой зазор для свежего воздуха.
— Точно? — Издеваюсь. — Может пора? Ты же, б*, взрослая стала… Пьёшь, с мужиками зажимаешься, видать сильно между ног зудит…
— А почему нет? — пьяно фыркает Рина, словно не врубаясь, что и без того по тонкой грани ходит.
— Ты сейчас сама поняла, что сказала, или это в тебе так шампанское отвагу неслабо обостряет?
— Не все такие храбрые по жизни, как вы!
— Но я-то за своими словами слежу. И при необходимости отвечаю. А вот ты, мелкая, начинаешь борзеть и нарываться.
Делаю тяпку, ибо перед глазами кровь начинает затмевать разумное.
Мимолётно вижу, как Рина морщится, окошко открывает сильнее.
— Всё нормально?
— Да, — ворчливо или сонно, прислоняясь к поверхности.
Но я-то вижу, что дело не очень. Мелкая бледнеет, ёрзать по сидению сильнее начинает.
— Ну-ка терпи, вон, заправка, — киваю в сторону. Как раз по ходу. Остаётся чуть-чуть.
— Я не хочу заправку, — пьяно что-то лепечет возражением Арина.
Ещё не хватает с ней перепираться. Она видимо не в курсе, что перебор с алкоголем имеет последствия.
На нужной отворотке с центральной дороги сворачиваю к заправке:
— Мне плохо, — скулит Рина.
Бью по тормозам на парковке, впритык со зданием. Выскакиваю из машины. Быстро огибаю. Дверцу со стороны мелкой нараспашку. Девчонку за локоть из тачки, наплевав на слабые попытки вырваться, и волоку внутрь:
— Мне… — уже начинаются потуги к рвоте. Арина ладошкой рот затыкает, глазищи огромные. Сама в шоке. Это хорошо. Может запомнит на будущее, как это, круто и по-взрослому напиваться!
Да и у меня совсем из головы вылетело, что девчонка совсем не устойчивая к выпивке. Опыта нет, да и голодная весь день. Развезло быстро, а так как слабый желудок…
Торопливо в туалет юркаем. И очень вовремя. Мелкую тотчас рвёт — в раковину. Едва успеваю придержать, а так бы навернулась на каблуках по кафелю. Одной рукой за талию придерживаю, а другой — волосы.
Рина всхлипывает, её опять полощет. А я прижимаюсь к ней, всё острее ощущая раскалённым пахом и каменным членом, как зад мелкой ёрзает туда-сюда. До стона тугого хорошо, и, бл*, охренительно больно.
— Пусти, — сначала взбрыкивает плечами, а потом и бёдрами девчонка.
Волосы, которые до сих пор удерживал бережно, на затылке зло в кулак сминаю и рывком Арину к зеркалу лицом:
— На, погляди, какая красотка! Взрослая, бухая, облеванная.
— Отпусти, — сквозь зубы шипит, руками цепляется за раковину. По щекам текут слезы.
Я в ярости похотливой и слепой: встряхиваю сильнее, чуть ли носом в зеркало не тыча:
— Вот такие развесёлые последствия, мелкая, ждут, когда не знаешь меры, а желудок слабый.
— Пусти, — всхлипывает, шлёпая по моим рукам своими, а тело об меня ещё рьянее обтирается.
Отпустить бы, да хрен там. По-моему, я уже дошёл до точки, и лучше кончу в брюки, чем отпущу и ледяным душем умоюсь.
— Любуйся, идиотка, — встряхиваю гневно, и в бешенстве больше на себя и свой похотливый член, что конвульсивно дёргается в жажде оказаться в мелкой.