Смотрю в упор на молодую парочку, а сердце кровью обливается. Таким кипятком, что жжёт. В голове точно молот по наковальне: «Я должен всё рассказать! Должен поговорить! Не хочу, чтобы вот так… Пусть сильнее ненавидит, презирает и проклинает».
Рина отвлекается от болтовни парня, выходя с территории школы, и чуть ли не в меня носом втыкается. На лице тотчас испуг мелькает. Глаза с меня на парня переводит:
— Лёш, — тормозит друга, успевшего несколько шагов в одиночестве пройти. Мажор оборачивается, с недоумением поглядывая то на меня, то на девчонку. — Ты это, спасибо, — мнется мелкая, — теребя верёвочку мешка со сменкой. За мной дядя приехал. Прости, мне придётся… — неопределённый жест головой делает.
— Да, конечно, — кивает парень, но на лице явно написано недовольство. Смешно видеть сопляка, оценивающего взрослого мужчину, как соперника.
— И что это значит? — Уже сидя в машине, чтобы Рина не сбежала, трогаюсь. Вопрос размытый получается, но Арина не дура, я мог бы его и молча задать!
— Спасибо за помощь мне и дедушке, но день рождения уже прошло.
— И что с того? — упираю непонимающий взгляд в мелкую, на самом деле всё я понимаю. Но, б*, не всасываю!!!
— С того, что предпочитаю сама за себя отвечать. Органы опеки больше не могут…
— А кормить кто тебя будет, мелкая?
— Во-первых, — после секундной заминки Рина глубоко втягивает воздух, — понимаю, вы до сих не заметили, но я немного миновала грудной возраст. Питанием и сменой памперсов могу заниматься сама. Во-вторых, мы с дедушкой не загибаемся от нищеты. Как впрочем и до вашего появления. В-третьих, даже если бы был напряг с деньгами, я могу заработать.
Я терпелив. Правда терпелив. И выслушивать колючки готов долго, поэтому держу себя в руках.
— Боюсь представить, каким образом?
— Не стоит, дядя Дима, — скучающе протягивает Арина, отворачиваясь к окну. — Вы слишком предвзяты — вам не понять.
— А ты попробуй!
Арина молчит. Перестраиваюсь в нужный ряд, а тишина тяготит.
— Мелкая… — Получаю осуждающий взгляд, но теперь понимаю о какой предвзятости она и говорит. Шумно вдохнув, всё же договариваю: — Понимаешь ведь, я разрываюсь между желанием тряхнуть тебя, — сам радуюсь, что глагол прозвучал, как нужно, а никак не следует. — И тем, чтобы…
— Послать? — вскидывает невинно брови Арина, будто только этого и ждёт.
Если бы…
Первым отвожу взгляд, потому что боюсь, что выдаст истинные мысли.
— Нет, мелкая…
— Не называйте меня так. Я Арина!
— Но ты мелкая…
— А вы крупный.
— Но ты мелкая.
— А Вы — дядя.
— Это бессмысленный разговор, ты всё-равно мелкая!
— Позавчера мне исполнилось восемнадцать! И по всем законам я могу послать ВАС к чёрту, дядя, хотите к чёрту?
— Не смотри так на меня! — грожу, а перед глазами давно кровавая пелена.
— Как?
— Как умудренная опытом женщина.
Арина снимает очки.
— Так лучше? — подслеповато прищуривается.
— Одень! — злюсь сильнее.
— Что ещё сделать? — нахлобучивает с показным послушанием окуляры на нос. Поправляет дужки.
— Кофточку на все пуговицы застегни, юбочку поправь, нехер коленками голыми сверкать потому, что ты мне не дочь и подобные вольности я замечаю!
— С чего бы, дядя Дима?
— Я для тебя не дядя…
— О, и правда, — жалит кривой улыбкой. — Ведь вы смотрите на меня, как Дима. О! — радуется непонятно чему, — а сейчас смотрите как… Бес.
У меня руки трясутся и ноги. Едва машиной управляю. Реально разрываюсь между придушить стервозу малолетнюю или сожрать от похоти нездоровой.
— Я могу быть наивной, — более холодно рассуждает Рина, — могу быть мелкой, но не слепой. К сожалению, умная, и этого уже не изменить. А ещё я чувствую…
— Бл*, заканчивай строить из себя Лолиту Набоковскую. Мать твою! Это жизнь, а не книжонка! И ты для меня мелкая!
— Раз вам так угодно…
— И жаль, что не дядя!
— Раз вам так угодно…
— И не отец! Если бы им был, я бы хотел, чтобы у меня была такая дочь. Умная, красива, бесстрашная и честная…
— А я рада, что у Вас нет дочери. Потому что она не была бы такой, как я.
— Ты сейчас решила меня унизить? — Рина молча поджимает губы. Уставляется в лобовое с упрямостью ослицы. Меня разрывает от желания понять ход её мыслей: — Хочешь сказать, я для тебя глупый?
— От невозмутимого Беса и следа не осталось, — грустно усмехается. — Видите, — с укором глаза на меня скашивает, — как легко неопытной мелкой, вывести Вас из себя. Для этого достаточно размытую фразу бросить.
— Ты нарываешься.
— И что, пороть будете?
— Ты этого хочешь?
— Ничуть. Меня никогда не били и не наказывали. Дедушка всегда умел со мной договориться. Он влиял силой убеждения, умом, а не угрожал физической расправой. Поэтому мы с вами постоянно спорим.
— Возможно! — соглашаюсь нехотя. — Просто я вырос в мире, где сила, ведущее звено. И быстрое решение проблем.
— Иногда у вас случаются проблески здравомыслия…
— Считаешь меня ограниченным?
— Лгуном.
— Без этого в жизни никак.
— Ложь — она коварна. И не так страшна для чужих, как для себя самого. Поэтому самообман — это тупик.
— И что ты предлагаешь?
— Если хотите что-то поменять, начните с себя. Перестаньте обманывать сам себя.
— Ты рассуждаешь слишком по-взрослому.
— Я и есть взрослая, — с досадой и грустью, — пусть не телом, так мозгами я давно уже женщина.
— Ты мелкая. Для меня! — добавляю понятливо.
— Вот видите, — грустно усмехается Рина. — Впервые вы сказали то, что есть на самом деле. Для Вас! И получается, вы Ваши проблемы пытаетесь взвалить на мои плечи. Мне восемнадцать! В недалёкие времена девушки моего возраста считались уже старыми девами.
— Это было давно. А сейчас даже дата восемнадцатилетия не значит, что ты взрослая. Взрослой будешь, когда школу закончишь. И то… всё равно будешь мелкой, даже учась в институте, универе. По хрену где… До тех пор, пока сидишь иждивенцем на шее взрослых, и пока сама себя не научишься обеспечивать.
— Я могу себя обеспечить. Если дядя Дима вспомнит, что у него голова не только для того, чтобы курить и ругаться, он вспомнит, что мелкая, неплохо разбирается в искусстве.
— О да, художники в метро не хреново зарабатывают, — иронизирую, пропустив мимо ушей язву.
— Эх, дядя Дима, — с укором качает головой Арина. — На самом деле есть два варианта. Законный — мало доходный. А вот незаконный — он гораздо прибыльнее.
— Да ты меня добить хочешь?!
— Ох, дядя Дима, Ваш взгляд бы меня уничтожил, но, увы, на малолеток не сильно действует.
— Мелкая, ты меня прежде срока в могилу загонишь!
— Нет. Я не желаю Вам смерти. Поэтому предлагаю… больше видеться. — пауза меня оглушает. Уставляюсь на мелкую, не в силах понять, откуда в ней столько силы, цинизма и воли? — Ого, дядя Дима, сейчас вы смотрите, словно хотите меня ударить. А вот сейчас, — усмехается, — встряхнуть… А вот сейчас, — Рина краснеет. Отводит взгляд, дыхание сбивается. — Сейчас Вы меня хотите поцеловать.
Торможу так резко, словно в стену невидимую врезаюсь! Теперь оглушает шквал бибиканий возмущенных водителей. Меня перекрывает ярость. Я ведь реально хочу её придушить. И зацеловать. Сумасшествие! ХОЧУ! Услышать, как она стонет. Почувствовать, как она дрожит в моих объятиях. А потом ощутить её влагу. Руками, языком, членом.
И, бл*, хочу т*ть! Аж кишки в узлы скручивает, как хочу!
Врубаю аварийку, выскакиваю из машины, и жадно глотаю прохладный воздух. Мне нужно остыть. Иначе сорвусь. Наброшусь ведь!
Зло прикуриваю, пустым взглядом обводя бушующий город. Толкотня на дороге, мельтешение народа на тротуаре, пестрящие вывески.
Мелкая бестия. Она слишком умная. Слишком понимающая. Слишком желает знать.
Что же сделать, чтобы она меня возненавидела? Чтобы рот закрыла и не смела тыкать правдой, которую не желаю слышать!
…скажу ей, как есть! Тем более, нет больше времени оттягивать неминуемое…
ГЛАВА 28
Бес
— Правды хочешь? — сажусь в тачку, но не двигаюсь. Секунду набираюсь цинизма, которым сыт по горло, но без которого сейчас не обойтись. — Я не обманывал, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Романович Бессонов. Бес — в узких кругах. Я хожу под влиятельным человеком. Тем, кто скупает район, в котором вы с дедом живёте. Наша встреча не случайна. Я её планировал, как и всё последующее, — без заминок и нелепых пауз. — Ты — мой конь, и он сработал, — холодно и по делу. — Дед продал нам лавку, и сейчас у тебя осталось несколько недель, чтобы съехать. Но я…
— Остальное лишнее, спасибо за правду, — Арина собирается выйти, но я фиксирую двери. Она не бьётся в истерике, терпеливо молчит, точнее безлико смотрит в лобовое. Ни злости, ни гнева… Ни черта! Пустота и жуткая безэмоциональность.
— У тебя на счету хорошая сумма. Новая квартира для вас куплена. Ты сама её выбрала. Все денежные карточки и документы у Исмаила Иосифовича. Можешь вступать в права и пользоваться полноценно. Если с универом…
— Это не Ваша проблема.
— Бл*, мелкая, я лжец, на не муд*, моё слово…
— Для меня отныне ничего значит, — тенью и эхом.
— Я дал его твоему деду!
— Дед… Дед? — словно приходит озарение, и Арина на меня уставляется, как на врага народа.
Я боялся этого вопроса до жути, пусть размазано, но он звучит.
— Да, думаю, это именно я стал причиной его приступа. Я следил какое-то время за тобой. Намекнул ему…
— Вот почему всё время казалось, что Вы меня слишком хорошо знаете! И теперь понятно, откуда у Вас портсигар!
Секунду соображаю, какая именно логическая цепочка привела девчонку к озарению, пока в памяти не всплывает фраза: «Странно…» «Откуда он у вас?». А следом — как я собственноручно сначала его оставил на стеклянной витрине прилавка, а потом залез и присвоил антикварную хрень себе.