ивается. На пороге застывает Тихоня. Пьяный. Уже герой. И видимо с разборками…
— Мить, — испуганно взвизгивает Юлька.
Тихоня сходу ей по лицу лупит затрещину. Не могу смотреть, когда бабу бьют. За дело или нет — не моё любимое кино.
И героем не желаю быть, но пора уже идиоту объяснить, что ещё с детства формируется в любом существе: бить женщин нехорошо!
Сигарету в зубы, несколько шагов к парочке… Тихоня в это время сыплет маты в сторону любовницы и робкие угрозы мне, но кулаками припечатывая к Юльке.
На очередном ударе парня затыкаю парой своих… точно в морду и в нос. Кость приятно хрустит, брызжет кровь.
— Нет, Бес, нет, — верещит Юля, бросаясь на защиту своего сокровища.
А я уже кулак заношу для контрольного, над поверженным Тихоней, чтобы окончательно разъяснить, что махаться с женщинами просто, особенно, когда они не отбиваются.
Плююсь в сердцах и оставляю парочку наедине. Мириться, слёзы утирать друг другу, слюни, кровь.
И правда стоят друг друга!
ГЛАВА 30
Бес
Остаток ночи провожу в машине, недалеко от лавки Арины. Она так и не успела переехать. Но судя по частично пустующей лавке и витринам — она в процессе.
Смерть деда её подкосила, но девочка держится мужественно.
С утра на машине приезжает семья Резинштейн. Давид, Матвей. Их отец, мать.
Мелкая выходит во всём чёрном. По сердцу стегает цвет… Чёрный! Всегда знал, что он самый сильный, затмевает любой. И сейчас мгла сокрыла свет девчонки.
Следую за ними на расстоянии.
Жду возле морга. Затем качу на кладбище…
Моя девочка. Арина… Маленькая, хрупкая… Стоит под промерзлым дождём и пустым взглядом на гроб смотрит. Рядом лишь несколько знакомых Исмаила Иосифовича, Давид с Матвеем, а я ничем не могу помочь… Правильно помочь, ведь уже уничтожил хрупкий мир, в котором она трепетно жила и была счастлива.
Буравлю взглядом Арину и, подперев дерево плечом, курю.
Она меня не видит. То ли не желает. То ли так поглощена горем, что не замечает…
А я смотрю и смотрю. Не понимаю, что в девчонке такого… Такого, что меня укрощает и делает ничтожно мягким. Почему трясёт от отчаянного желания прижать её к себе? Сгрести в собственнические объятия, чтобы заскулила от боли…
Неуёмные мысли обрываются, когда ловлю взгляд Аринки, полный безнадёжной обречённости. Аж в глотке сохнет. Сердце мощным ударом в грудь вколачивается и пропускает следующий. И дышать сложно…
Аря смотрит. Смотрит, но не видит: глядит сквозь меня.
Ничтожество…
И нет ничего гаже, чем осознание, что потерял её доверие. Что не оказался рядом тогда, когда действительно был нужен. Предал… хотя обещал быть с ней и оберегать!!!
Вмиг — бах — и сам разрушил хрупкий мост, который выстроился за это время.
Отбрасываю окурок и шагаю к ней. Останавливаюсь напротив: так близко, что вдыхаю её нежный цветочный аромат. Пьянею, но молча, смотрю. Нет слов… они потонули в пустоте души. В черноте мыслей.
Тварь я. Да! Нечего сказать. Всё, что бы мог наврать, не оправдает моего поведения. Не заглушит её горя. Не утихомирит её боли. Не вернёт Исмаила Иосифовича к жизни. «Ведьма, я тебя нашел, или Ты от меня не спрячешься -2» z4FHUTQp Но при этом дико хочу Арину успокоить. Зарыться носом в макушку и нашептать нежностей.
Не могу видеть, как она плачет. Женские рыдания раньше не трогали, но её… каждая слезинка мне дорога. Вернее, жалит больнее пули. К боли привык давно, но страдания мелкой меня душат…
Обшариваю глазами её бледное, осунувшееся лицо, где потоки дождя смешались с дорожками от слёз, и торможу на обветренных губах.
Хочу их… Вкусить. Ощутить. Аж клинит, как поцелуя хочу…
Боже!.. Никогда так не желал. Рот сводит. Губы чешутся. Горят…
Как маньяк жажду. Поцелуями собрал бы все слезинки. Языком слизал бы, осушил досуха, чтобы больше никогда не плакала!!! Подыхаю в агонии бессилия. Не должна чистая душа столько плакать. Грязь… она пусть захлебывается, а чистота… её так мало. Она светиться должна. Сиять.
Арина безлико молчит. Глядит, будто я пустое место. Бестелесный призрак…
Хреново. Если бы выразила обиду, высказала претензии, было бы правильней. А она… молчит. Добивает меня.
Девочка с мозгами взрослой женщины. Понимает, что бессмысленно орать. Потому и уничтожает безмолвием.
Правильно, так больнее. Заслужил!
И я принимаю. Может, хоть так очнусь от Ада во мне. Может, хоть так протрезвею.
Пустотой, молчанием и равнодушием. Пусть убивает.
Иначе сорвусь. Сделаю то, о чём пожалею. О чём она пожалеет. Ведь я на грани. Уже ногой за чертой… Сделать её своей. Наплевать на мораль и аморальность — взять её, потушив животную похоть, из-за которой с ума схожу. Из-за которой сама горит. Маленькая моя. Так плохо понимающая мужчину и его желания… Наивно полагающая, что я холоден и равнодушен к ней.
Если бы… Даже беспробудное траханье не заглушает желания заполучить такую ранимую, хрупкую, нежную Арю…
И я хочу. Всё сильнее. Под себя её подмять. Под собой ощутить. Тепло, мягкость, податливость. И всю обласкать. Губами, языком, руками… всем, чем могу, как хватит фантазии, но чтобы непременно услышать её стоны и всхлипы. И глохнуть от бесстыжего блаженства… Изучить глазами и ослепнуть — не может непорочность бесследно достаться Бесу. Кара ждёт за осквернение! Тем более Беса! А я Бес!
Бес…
Бесы губят ангелов…
Отступаю на шаг.
Не смею уничтожать красоту и чистоту. Не смею предлагать невинной душе Ад вместо Рая. Не я… Но могу быть тенью. И защищать! Любым доступным способом, даже ценой жизни. Тем паче, я прилично задолжал этой маленькой взрослой девочке…
Пару раз набираю, но гордая взрослая девушка не отвечает. Навязываться не собираюсь, но и по возможности должен присматривать. Да, паскуда я… Жжёт чувство вины, и нет ни шанса загладить свою вину. Смягчить.
— Бес, пора сгонять к Селиванову. — Звонок босса ловит у дома Арины.
Дежурю, чтобы убедиться, что мелкая сильнее, и не натворит… ничего ужасного с собой.
— Ага, — подкуриваю сигарету, уже мыслями в деле.
— Только нужно его убедить сдать район, — вырывает из мыслей голос Пастора.
— То есть? — чуть затяжкой не давлюсь. — Мы…
— У меня будут дела с Рашитовым, поэтому мы должны ему помочь решить дело с Селивановым.
— Понял, — задумчиво смоля сигарету. Хреновая ситуация. А что омерзительней, Пастор слишком стал много подчищать хороших людей. Была мысль за деда с него потребовать ответа, но я тем самым мелкую ещё больше подставлю. Уже крутится план, как босса за это проучить, но пока другие дела.
— Если упрется, — сухо продолжает босс, — действуй по своему усмотрению…
Это контрольная фраза, по сути, спусковой крючок.
— Принято, — киваю опустошенно.
Не хотелось бы устранять Селиванова, но, б*, зная его характер, сколько сил и нервов положил на этот город — мужик скорее сдохнет, чем уступит. Тем более связи у него есть в разных структурах. Бывший мент…
А здесь такое столкновение интересов. Твою мать, поэтому каждый из участников конфликта выискивает любые козырные ходы.
Видать, поэтому меня и посылают.
Пастор всеми силами меня кидает под танк и проверяет на вшивость…
Телефон всё ещё держу возле уха, хотя там уже давно тишина.
— Бес, — загадочно глухой голос Юли, будто шепчет украдкой.
— Да, — уже в нескольких километрах от города еду в сторону городочка Селиванова.
— Ты где? — всё так же шуршит бывшая.
— Юль, какого х* нужно? — Не грублю, но мы вроде уже всё решили. Трах, мордобой… У меня дел по горло. Да и настроение хреновое. И тем паче, не горю желанием больше её у себя приютить. Совершенно не хочу.
— Если ты с девчонкой, бегите…
— Что? — плохо слышно. Снижаю скорость и держусь обочины.
— Бегите, из города, — как змея шипит Юлька.
Жму тормоз, аж колёса от возмущения визжат.
— Тихоня с кем-то по телефону говорил, — торопливо шуршит Юлька. — Толпа собирается к девочке в лавку…
Мобильный на сидение. Руль в сторону, педаль топлю…
Торможу за несколько домов до лавки. Одновременно бардачок открываю, пистолет достаю и проверяю на заряженность. Напротив крыльца лавки стоит тачка. Неприметный «шевроль».
Глушитель навинчиваю, выходя из машины.
Иду размашисто, ствол в асфальт, но равняясь с «шевроле», стреляю. Глухие пчёлы бьют метко в цель, оставляя дырки как в боковом окне, так и в черепе водилы. Парень появления не ожидает — даже не успевает выскочить.
Лавка открыта, но торговое помещение пустует. И если сначала обманчиво тихо, то вскоре, шагая в полном мраке по коридору, слышу мужские голоса, девичьи причитания:
— Берите, что хотите…
— Возьмём, Карамелька, — смех Лютого.
— Я тебе ещё в первый раз вдуть хотел, — с гоготом поддакивает Грот.
Шурую по коридору, не размениваясь особо, кто свой, кто чужой, ибо все, кто сейчас здесь — враги. Мне на руки, что никто моего приезда не ожидает. Мародёрствуют по коробкам и полкам, вытряхивают всё из шкафов и комодов, тумб.
Пока мелкая голосит, сердце яростно стучит в груди — жива!!! Нужно ей на выручку, но и за спиной никого нельзя оставить, поэтому методично снимаю троих, кто шарится по комнатам, шаг за шагом приближаясь к заветной цели.
Арина
Они со мной, как с собачкой. Пугая, дразнят свободой и жизнью, а на деле, вижу — ТВАРИ не дадут уйти. Толкают, разрывая на мне вещи. Насмехаются, когда жмусь, избегая их прикосновений. Ржут, когда отчаянно сопротивляюсь, уже в тисках одного из бандитов. Не знаю, откуда во мне бойкость и прыть, но, будто с цепи срываюсь. Руками, ногами, зубами сражаюсь за себя — бьюсь неуправляемой кошкой.
Впиваюсь когтями в морду бритоголового.
— С*!!! — от твари ответом прилетает звонкая пощечина.
— Гы-ы-ы-ы, — ржет подельник, в сторонке снимая на телефон развлечение. — Тебя баба пометила.