— Это придумала? — хватает мою ладонь, которой… даже не замечая собственных действий, нагло наглаживаю ляжку девчонки, подбираясь к укромному месту, — и сама кладёт на промежность, выбивая из меня дыхание.
— Ну же, — дрожат полные, искусанные губы после вчерашнего надругательства скотов, на глазах сверкают слёзы негодования. — Чувствуете? — взывает требовательно. — Там пылает, там влажно… — всхлипывает зло, — и так всё время! — бросает гневным укором. — Всё! Время! Когда! ВЫ! Рядом, — переходит на шелест. — Я больше не могу, Дим, — шепот сменяется судорожными рыданиями. — Лучше убейте… — раскрываясь шире и томительно ёрзнув по моей ладони промежностью. Мягкая поросль волосиков, влага на пальцах. Трепещущее, податливое тело, развязно и совершенно не невинно льнущее ко мне. СЕЙЧАС БУДУ ВЫТЬ! И кончать!!!
— Отдайте псам на растерзание, но не мучайте меня больше, — ненавязчиво обвивает за шею и молит с нескрываемой мукой.
— Чшш, мелкая, — пальцы парализованы, даже пошевелить не могу. На миллиметр от заветной точки сдвинь, загрызу бешеным зверем. Я не в себе, но девчонка не виновата в нашей ситуации. В своей реакции и тем более в моей безнравственной жажде её трахнуть. — Я помогу… — шелестя на ухо. Дорываюсь до лакомства — кусаю мочку и, закрыв глаза, тону в пучине самых откровенных видений, которые меня когда либо навещали. — Помогу…
Травлюсь ароматом сирени, пропитываюсь насквозь сладким нектаром желания мелкой, бесстыже насыщаясь и грабительски нагло впитывая посекундно все моменты близости. Вскрики, царапки когтей, всхлипы остроты, конвульсии оргазмов, мольбы, стоны, требования и угрозы, когда на черте, когда подступает и начинает парить. Она дикая и нежная. Она безгранично открыта и ослепительно отзывчива. Она моя погибель, и я с наслаждением смакую мёд своей девочки. То ртом, то пальцами — она кончает быстро, и так же скоро вспыхивает для новых игр. Сводит с ума, ломает миропонимание открытой и столь наивно раскрепощённой жаждой получить ещё больше.
Беззастенчиво острые кончики крохотной груди…
Меня всё сводит с ума!!!
Пару раз едва не срываюсь, чтобы и правда бешеным голодным зверем не вгрызться в молодую плоть — слишком она желанная, чтобы так просто отпустить, но каждый раз наступаю на собственный член — сдавливаю до адской боли. Я! Не! Посмею! Осквернить мою хрупкую непорочную девочку собой.
Она ещё не понимает, что не так… А я уже на пороге сдохнуть от перевозбуждения. Благо, Рина выматывается быстро — от переизбытка новых чувств, от пережитого чуть ранее… засыпает, едва стихает очередной оргазм. С улыбкой на полных, обветренных губах и мягкостью на юном лице.
Маленькая, бессовестно удовлетворённая и такая наивная в простых желаниях. А я не лгал. Мне этого мало! Но это не моя ночь, не мне и летать. Позволь себе чуть больше — девчонка бы не испытала всего, что я смог дать. Правда, ей оказалось немного надо — дал чуть-чуть, а ей и того хватило…
Только убеждаюсь, что она мирно сопит, выпутываюсь из оков и шлёпаю в душ. Несомненно холодный. И непременно включенный махом, чтобы обрушиться леденящими иглами, а я бы взвыл от остроты ощущений, упираясь руками в кафельную стену.
— Сук*!!! Как больно-то!!! — Цежу сквозь зубы. И зло смеюсь — не спадает стояк! Я безнадежно закаменел. Поржал бы, но даже это больно.
Передёргиваю затвор ствола.
АД!!! Теперь бы всплакнуть — да не умею. Зато перед глазами аж сноп искр пролетает. Ледяные струи бессмысленно лупят по башке, спине… а мне по хрену, ведь ЕМУ по хрену…
Туго сжимаю, и, закрыв глаза, вновь пытаюсь хоть так снять грёбаное возбуждение. Грубо, чётко, методично… но ничего не получается.
От бессилия лбом упираюсь в холодный кафель, зло воду делаю теплее.
Бл*, неужели я теперь вот с таким хером стоящим ходить буду? Сук*! Мне бы… женские руки… А в идеале Аринку!!!
Закрываю глаза, представив, как бы это было прекрасно и феерично по ощущениям. Да, мысль шикарная, и плоти нравится. Чуть смягчается, одобрительно пульсирует, подставляясь под новую ласку. Не шершавой ладони, а нежной и осторожной. Не резким движениям, а плавным и дегустирующим. Несомненно, так лучше, и оргазм ближе. Вот-вот долгожданная разрядка случится…
Только после того, как спусковой крючок срабатывает и запал выстреливает, аккурат со своим протяжным стоном через боль, облегчение и робким голосом Ари: «Это больно?» — вырываюсь из тугих сетей адской похоти.
— Бл*! Мелкая! — даже не знаю, орать благим матом, крушить стены или ввязаться в глупые объяснения на тему, которая, мягко говоря, для меня не удобна. Как я вообще мог пропустить появление девчонки? Это ж насколько, сук*, меня срубает похотливым инстинктом, что остальные притупляются? Киллер подберётся и грохнет, пока я тут преспокойненько надрачиваю! И смех, и грех…
— Ты на х* припёрла и… — не нахожу слов, чтобы банальное объяснить. С Риной дико всё и неправильно. Да и какие нахер слова, когда мелкая рядом? Голая, тощая, мокрая… Любуюсь на влажные дорожки, облизывающие острые соски; игриво бегущие по плоскому животику и скрывающиеся в волосах на лобке.
— Я помочь хочу, — виновато роняет девчонка, сжимая кулачки и скользнув по мне осторожным взглядом. Щеки тотчас пунцовыми становятся, но не отводит глаз, подслеповато прищуривается и теперь изучает с большим смаком и дотошностью. А я и звука издать не могу, дышать боюсь. Надо прогнать. Наорать. Но не могу. Меня никто ТАК не рассматривал и я, бл*, тварь тщедушная, хочу чтобы она меня рассматривала… касалась… ласкала. С таким же пристрастием и робким неумением, но острым желанием понять, принять, научиться.
Проклятие моё!!!
От пульсации в паху чуть не вою.
Твою мать! Не излечиться мне, хоть до мозолей хозяйство и руки надрочи. Член продолжает стоять, и всё сильнее наливаться кровью. На головке остатки спермы… А удав ненавистный требует нового внимания.
Да когда же он угомонится?!
— Мелкая, да пойми ты…
— Чшш, — ступает впритык Рина, озадачив таким банальным звуком, который обычно я произношу. Шарахаюсь синхронно ей, стараясь держать между нами расстояние, но стена не позволяет. Встречает со звучным шлепком.
— Мелкая, — зло цежу, — на х*…
Затыкаюсь с глотком кислорода, Арина шагает ближе и ладошкой рот затыкает:
— Можете хоть раз позволить мне быть взрослой? — вторую руку на грудь кладёт, несмело скользит вверх. И столько укора в глазах. — Вам же… нужна помощь… позвольте, — на цыпочки встаёт и тянется ко мне, дурманя своим запахом… Женщины, от которой крышу рвёт. Девочки, ради которой готов умереть. Без которой подыхаю. Из-за которой…
— Если вам претит сама мысль, что вас касаюсь, — так вытягивается, что дышит рот в рот. Даже упускаю момент, когда мой оказывается свободным. Уже могу говорить, могу прогнать — но не могу… Я под гипнозом. Зелёных омутов, где покачивается досада вперемешку с желанием угодить. Наверное именно так русалки охмуряют своих жертв. Вроде и дышишь, двигаешься, в состоянии ответить… но не в силах, потому что сила воздействия дурмана слишком сильна. — Тогда не смотрите на меня, — мягко советует, словно винится за себя. — Закройте глаза… И пусть я совершенно не умею…
Она ещё что-то порывается сказать, а я уже жую её крышесносные губы. Бл*, как вишенки спелые, мягкие и сочные. От жажды задыхаюсь и почти вгрызаюсь в своё личное лакомство. Десерт мой запретный, но такой желанный.
Арина стонет — я с алчной жаждой пью её страсть и свою необузданную похоть. Впечатываю в себя, едва не потеряв сознание от ощущений, что даёт близость. Хозяйски сминаю тощий зад, требуя ответа на бушующие инстинкты. И мелкая его даёт. Цепляется остервенело, крепко за шею обнимает, не позволяя оторвать от себя. Дрожит, льнёт, трётся о мою окаменелую плоть.
— Ну же, — молит через всхлипы, когда улучается секунда, — Дим, бери… Я хочу… я готова…
Теперь стенает от звучного шлепка о кафельную плитку стены, куда её пригвождаю, умещаясь между стройных ног, послушно меня впустивших.
Я даже не пытаюсь направлять, член сам устремляется к заветной цели, головка трётся о щель, пульсируя от счастья, скользит по влаге. Рина застывает в ожидании, глаза с поволокой вожделения, губы дрожат. Да и мне нужно лишь качнуться. Одно грёбаное движение бёдрами, и я окажусь в ней — наивной, податливой, доверчивой и невинной девочке. Аж ноги, руки сводит от напряжения и сопротивления самому себе. В голове набат колоколов, хозяйство спазмически дёргается, адски пульсирует.
— Н-нет, — упираюсь лбом в лоб Рины, чуть качнув головой, отрицая не пойми что. Свою слабость, её силу… свою низость, её глупость. — Мелкая, не делай этого со мной. Я не смею…
От слабости выпускаю жертву из капкана своих объятий — или она сама от расстройства их покидает. Закрываю глаза и впервые в жизни молю:
— Уйди, прошу…
Дыхание мелкой обжигает грудь, скользит ниже.
— Пару раз спущу сперму и перестанет бить и в пах, и в гол… — голос надламывается, когда измученной плоти касается мягкая ладонь.
— Рин, — предостерегаю, но распахиваю глаза, только ослепнув, несмотря на темноту, в которой пребывал. Неверяще уставляюсь на девчонку, и то… проморгавшись от ярких бликов, что назойливо прыгают и не дают сфокусировать взгляд.
Бл*, это выше моих сил — Видеть. Как. Мелкая. Изучает. Мой. Налитый. Кровью. Член.
Осторожно проводит пальцами по длине, кончику головки — хозяйство в ответ тотчас дёргается, будто напрашивается к ней в рот. И она делает это, неуверенно облизывает самый край. Смакует… задумчиво, языком смачивает пересохшие губы. Бл*! Клинит меня!!! Ни х* не соображаю — лишь губы эти развратные вижу. А девчонка уже ладонью плотнее сжимает ствол и теперь припадает с греховным поцелуем.
Остро ощущаю каждое неумелое движение восхитительного рта. Языка, зубов, губ. Рина смелеет, заглатывает сильнее…
— Б*я-я-ять, — стону от гаммы ядерных чувств, взрывающих в организме точечные бомбы замедленного действия. Всполохами взрывы пробегаются от макушки до пальцев ног и ударная волна лупит в пах — дёргаю мелкую за загривок, но сам не понимаю, что этим хочу сделать — отодрать от себя или насадить на член глубже, чтобы разрядиться и излиться в неё.