Очередная дверь. Бренчание ключей. Скрип решётчатой створки.
Идём дальше. А я радуюсь, что гулко шаги разлетаются по пустому коридору, что жуткий лязг заглушает голос Милены…
Сидеть — не сладко, особенно если учесть, что желающих меня пришить достаточно. Несколько раз получаю заточкой, но связи хорошие, изолятор удобный. Пусть не особо охраняют, зато относятся без агрессии.
Год пролетает…
А когда вызывают на комиссию по УДО, даже не мечтаю…. Милена права, это роскошь по моей статье, с моими грешками, ждать приемлемой суммы. По словам адвоката «счастье» стоит до неприличия много.
Даже если продать всё, что у меня есть…
Но какого моё удивление, когда Аристарх Валерьянович Мизин, мой адвокат, сообщает:
— Поздравляю, в связи с праздником, приуроченным ко Дню Победы, — слова искажаются, фонят, съезжаются к протяжному рокоту, пока не пропадают. Я по губам немного читаю, но хочется убедиться не только глазами, но и ушами.
— Меня выпускают?
— Да, — кивает невысокий, импозантный мужик, упорно доказывающий, что вкладываемые в него деньги того стоят. — Несколько дней, и вы свободны!
ГЛАВА 34
Бес
— К вам посетитель, — с утра жду долгожданной фразы. Грешным делом решил, что не придёт. Зверь внутри от ревности слепой закипал, готовый вот-вот сорваться и начать крушить клетку. Но услышав, боль отпускает. Сжимаю решётку, смотря в упор на Михалыча, конвоира, сопровождающего до посетителей. Он не торопится. Уже привык, что на ЭТИ свидания не хожу.
— Хоть раз бы сходил, — тихо, как хорошему другу бросает. По сути мы хорошо знакомы. Большая часть смотрящих через десятые руки свои, пусть не помогают сбежать, но хотя бы не бьют, и другим не позволяют лишний раз зарываться. — Уже сколько месяцев… молодая. Ей бы…
— Молодые быстро перегорают, — отрезаю ровно. А у самого сердечко колотится. Предательски, неистово, гулко. Жгучую кровь по венам с ускорением гоняя. — Влюбится — забудется.
— Дело твоё, — равнодушно отзывается Михалыч, — Но хорошая девчонка.
Молчу. Горечью давлюсь: кишки желчью обливаются, а в душе чернота беснуется.
Конвоир уходит.
Теперь даю волю чувствам — упираюсь лбом в решётку и закрываю глаза.
Моя взрослая девочка! И такая маленькая женщина!
Упрямица!!!
Моя!
И такая сладость растекается по телу, что самому тошно. Но, сук*, так приятно, убил бы кто…
Руки за спиной, иду впереди конвоиров. Свобода. Уже маячит перед глазами, но ещё так не осязаема.
По правде, даже ничего не смею наговаривать на судьбу. Год от восьми — капля, если бы не особо е*ие муд*, рвущиеся помахать опасным оружием, вообще хорошо сиделось бы.
Думал, мечтал.
Там не запрещено, не зазорно…
Только тра*а маловато, а когда в безделье купаешься, стояк часто мучает. По мужским задам совершенно не прусь и к этому делу не толерантен. Даже когда член сводит от недотраха, да в голове шарики за ролики заходят.
Так что — туго. Но и тут — грех жаловаться. Мне ещё повезло, что навещала еб*ая Милена. Хоть какой-то плюс женитьбы!
Вниманием не баловала, но интима перепадало, даже если не хотела. Такие мелочи совершенно не волновали. Мне было нужно — я получал.
Пока шагаю по пустому мрачному коридору тюрьмы, уже думаю, что и как будет на свободе. План на ближайшее — напиться, натрахаться… а потом уже думать о более глобальном!
Благо, ни о первом, ни о втором задумываться не надо. Друзья, деньги и жена есть, а нет, ш*х можно заказать, пока голод не утолю.
Скрежет дверей, замков, глухое эхо шагов, бряцанье браслетов. Одеваюсь в штатское, обуваюсь. Проверяю вещи, которые забирали на хранение, пока сидел. На всё плевать, кроме портсигара. Но он на месте… Любовно оглаживаю прохладную поверхность. Тусклую и безжизненную, тёмная клякса разрослась. Глаза Беса не сверкают. Мда, весь лоск и красота ушли. Ничего, приведу в порядок. Прячу в карман куртки.
Под сопровождением иду на выход.
На проходной выдают последние бумажки, вновь скрипят металлические створки — последний рубеж между тюрьмой и свободой, но уже на подступе к ним замечаю за высокими зубчатыми воротами на стоянке несколько машин.
Массивные внедорожники моих ребят, пара тачек среднего класса, одна в хламину разбирая, будто ожидающая эвакуатора, ещё одна… бабская. Простенькая, но бабская и, как понимаю, не моей благоверной. Видимо, так занята делами насущными, что глубоко чихать хотела на выход мужа.
Ну ладно, мы с ней этот вопрос уладим.
— Здоров! Привет! Здрав! — «Ровер» и «Бэху» спешно покидают ребята. Начинается формальное приветствие друг друга. Здороваемся, как близкие знакомые. Пусть немного, зато самые верные… бойцы.
Кидаем какие-то мелочи, смеемся, а я всё глаза ломаю на «Ярис». За рулем кто-то сидит, но не выходит.
Острое ощущение, что силуэт знаком, режет душу, но гоню прочь. Я слишком зациклен на мелкой, соскучился, вот и мерещится всякое. Тем более не имею права на такую роскошь, как мечта, даже мысль допускать не смею!!!
— Эй, брат, — Лось дружески подцепляет меня плечом, улыбка понимающая. — Тебя это… клинит.
— Что? — вырываясь из ступора, куда всё же впадаю из-за непринужденной болтовни ребят и своего созерцания «Яриса».
— Уже глаза сломал… — гогочет тихо. — Иди, хоть поздоровайся, — кивает на «Тойоту», пока остальная братва в свои темы углубляется, не замечая нашего отстранения. — А то как тень сидит…
— Кто сидит? — словно под дых врезают, и воздух застревает в горле. Сердце очумело в груди долбится, будто вперёд мысли умчаться мечтает. В теле мерзкая дрожь. И жар в кишках. Невозможный… до тошноты.
— Мелкая твоя, — припечатывает посильнее прямого попадания кулака в лицо. — Мы приехали час назад, она уже тут была.
— Бл*! — плююсь зло, сигарету в зубы. Прикуриваю. Пацаны понятливо замолкают. — А моя жена где? — Переглядываются хмуро. Лось первым решает подать голос:
— По делам. В Питере. Должна вернуться к вечеру, — басит Мэд, разминая шею и буравя сталью глаз.
— Хм, вечеринку стало быть не организовывает? — выпускаю дым в сторону: вопрос с подвохом, ответ не нужен. Уже знаю. Догадываюсь… — Лан, мы не гордые, сами, — чуть молчу, обдумывая дальнейшее. — Значит так, заруливаете в кафе или ресторан. По хрену! Набираете жратвы — много и вкусного! Дорогого кофе — мне! Спиртного — несколько ящиков разного всякого, по степени горения, и ко мне домой… — фраза обрывается, затягиваюсь: — Кстати, а где МЫ живём? — Намекаю на супружескую пару — я и Милена. Парни опять обмениваются взглядами:
— Дом Пастора, — дёргает плечом Эдис. — Там база.
— Отлично, — сухо киваю. — Значит, с покупками заруливаете ко мне, — отдаю распоряжения, с каждым рукой прощаясь. Ребята слаженной группой по тачкам рассаживаются, а я вспоминаю очень важное и жизненно необходимое: — И тёлок красивых. Много, — последнее наставительно. Братаны начинают нестройным рядом ржать.
— Ок, Бес, — Лось остаётся последним. Лезет с объятием. Хлопает по спине тяжёлым «ковшом»: — Круто, что ты с нами.
Прям растрогал…
— Всё-всё, — ненавязчиво толкаю прочь, — погнали, — повелительно дланью машу «валите». Хоть и посматриваю на бледно-зелёный «Ярис», но своих глазами провожаю.
«Бэха» и «Ровер» на главную выезжают, а я продолжаю курить.
Стою. Смотрю. Смолю…
Трясусь, как школьник перед свиданием. И мне это не нравится. Мне вообще не нравится сама мысль, что мелкая рядом.
Я ведь дикий, голодный. Неуправляемый могу быть.
Год. Целый грёбаный год только ей дышал. Лишь мыслями, что мелкая где-то по земле ходит. Дышит, улыбается, смеётся.
Только воспоминанием самых счастливых недель, что рядом с ней провёл — и жил этот год. Возбуждённо ненормальных триста шестьдесят пять ночей. С ней и без неё. В которых она принадлежала ТОЛЬКО МНЕ! Безраздельно. И я с ней делал, что желала моя извращенная фантазия.
Курю, ноги-то не идут.
Смотрю, взглядом прожигая девичью машину, из-за которой теперь сдвинулись ориентиры.
Погода портится, дождь притапливает. Задираю голову, гляжу вверх, проклиная судьбу, что снова меня сталкивает с искушением. Смурность небесного покрова не радует, не воодушевляет — скоро погода будет сильнее разыгрываться.
Сплевываю зло и пинаю себя к той, кого хочу видеть больше всего на свете и наравне с этим — меньше!
Непривычно, сажусь на пассажирское, а не на водительское.
На мелкую не смотрю. Не могу… Ослепну ведь. Один аромат сирень уже голову дурит до сумасшествия. Твою мать!
Я бы поздоровался, да пока глотку спазм держит. Сушит дико. Тело деревенеет, член колом, мозги в кашу…
Арина тоже молчит. Правильно, зачем пустое? Мы и молчать умеем громко.
— Я тебя так и не поздравила, — ровно нарушает тишину Рина.
— Не с чем, — охрипло и чуть прокашлявшись. Не покажу своих чувств. Не имею права! Арина вроде налаживает личную жизнь. Пусть. Буду дохнуть в стороне, но радоваться, что она счастлива.
А самого крупной дрожью колотит. И руки тянутся мелкую в жадные объятия загрести. Похотливым собственническим манером… И исцеловать всю. И слёзы осушить. А они давно на глазах девчонки. Потому и говорит медленно, прерываясь всхлипами.
— Зачем ты так?
— Как, мелкая? — продолжая выливать безразличие. Покурить что ли?
— Я ведь не навязываюсь, — бормочет Рина.
— Да? — вскидываю брови, наконец уперев в неё взгляд. — А что делаешь? — обшариваю милое личико. Без очков, макияжа если есть — минимум.
Девчонка порывисто отворачивается. Больно! Делаю ей больно!
С*!!! Мне больнее!!! Она не представляет… мелкая моя, насколько мне больно! Каждое слово гвоздями в себя же вколачиваю, ни один мимо не проходит. Заслужил, заслуживаю. Гореть и горю в собственном Аду!
— Хватит реветь, — зло бросаю, портсигар выуживая из кармана, — знаешь, терпеть не могу.