И жду…
Как верный пёс жду.
Зачем?..
Затем, что эгоистично озабочен жаждой получить прощение.
Покаяться.
И признаться…
Арина
В кино было нестерпимо скучно. Последние европейские фильмы меня не вдохновляют. Они мне непонятны и чужды. Юмор отторгает ограниченностью и прямотой, ситуации — либо доведены до абсурдизма, либо настолько банальны, что не цепляют, даже скорее отвращают. Герои не вызывают симпатии — в них нет шарма, нет обаяния… Ограниченность, плоскодумие, безграничное невежество.
Лёша смеётся, ему явно по вкусу — потом в кафе всё время порывается обсудить увиденное.
А меня домой тянет.
Очень, но по звонку Дали ещё в салон приходится закатить.
После того, как осталась в одиночестве, Денис стал спасением и отдушиной. Не сам Дали, а работа у него. Подработка, так вернее. Пару раз в неделю. Небольшие наколки набивать… для практики — самое то!
Я согласилась. Не столь деньги нужны, сколь отвлечься от душевных терзаний. И это помогает, хоть и навевает массу воспоминаний.
Украдкой наслаждаюсь ими. Ворую у себя же приятное и милое, что тревожит душу, а вместе с тем, бальзамом смягчает. И радуюсь — Дима не посмеет отругать. Он же не в курсе, что я бесчестно наслаждаюсь крохами ностальгии по нему.
А с Денисом мы очень сдружились. Я безмерно ему благодарна — не бросает, поддерживает, нагружает мелкими «практиками».
Хотя… наверное, не отказываюсь сегодня из-за трусости. Я ведь решила, что раз мне придётся дальше по жизни существовать без Димы, значит приму игру Алексея. Он уже год за мной ухаживает и готов к более серьёзным отношениям, а мне только через себя переступить нужно. Шаг… сделать шаг, и начать новую ступень взросления.
Пока сидели в кинотеатре, поглядывала на парня, складывая в копилку «плюсиков» всё его достоинства. Мне показалось правильным таким образом себя настроить на дальнейшее. Всего лишь пустить в свою жизнь, а для начала позволить остаться у меня…
Но трусливо откладываю момент, поэтому соглашаюсь заехать к Дали. Лёша и эту новость воспринимает как должное. Уже смирился, что я не падаю в его объятия и не стремлюсь быстрее выскочить за него.
Его терпение порой поражает… Ровно до тех пор, пока не вспоминаю, кто он. Чей сын и какие преследует интересы.
— За тобой заехать? — ненавязчиво интересуется Лёша, уже когда я одной ногой на пороге салона.
— Ой, — подбираю слова. — Я так поняла, там на несколько часов работы. Время будет уже…
— Я заеду, — обрывает парень с мрачной решимостью.
— Может, не стоит, — робко мотаю головой.
— Ещё как надо, — категорически настаивает парень. — Ты машину на дальней парковке ставишь, а потом домой пешком идёшь. У вас на районе нормальных людей не сыскать — одни строители и наркоманы. Ни от первых, ни от вторых ничего хорошего не стоит ожидать. И когда же ты уже переедешь?
— Пока некуда, — тушуюсь, пиная носочком балетки. Разговор, тем более заведённый не в первый раз, режет по больному. — Ладно, Алексей. Спасибо за вечер, но я опаздываю. Потом поговорим…
Позорно ретируюсь в салон тату.
Бес
Мелкая идёт, но не одна. С мажорчиком. Он держит её за руку. Что-то рассказывает, машет свободной. Рина с тихой улыбкой, но глаза грустные. Почти не отвечает ему. Если только кивает или односложное роняет.
Стою в тени, в проулке между домами и слежу, желчно моля, чтобы ощутила меня. Как я её… Будь слепым — почувствовал. На запах бы след взял. Услышал её шаги за тысячи километров, отличил бы из толпы…
Потому что она настолько во мне, что только посмертно смогу избавиться от её власти надо мной. Её невидимая сила, очарование, невинность, честность, ум, чистота безжалостным ядом проникли ко мне под кожу. Отравили рассудок, и теперь мелкая управляет всеми моими помыслами.
Выхожу из тени, только парень с грустным лицом, чмокнув Арину в щёку, топает прочь, а мелкая, даже не проводив его взглядом, заходит в лавку.
Стоит спиной ко мне, но уже в магазине… До сих пор слышу перезвон колокольчика, а глазами гипнотизирую девчонку. Она стоит. Застывает, точно приклеенная.
Знает, что я смотрю!!!
А теперь и я знаю, что она знает. Вижу незримую нить, что тянется между нами. И как бы ни отрицал очевидного — между нами существует связь.
Ринка моя!
Она нужна мне… с той минуты, как её увидел. С той грёбаной секунды, как вошла в мою жизнь — влетев в лавку с пакетами и ухнув на пол. И пусть не видела меня, но уже тогда я погряз в ней.
Она. Нужна. Мне. Больше. Чем. Она. Нуждается. Во мне.
И как бы силён я ни был, своей слабостью она сильнее меня.
И как бы ни старался уберечь от себя, я её обрёк на себя.
И как бы ни жаждал ей свободы, в плену сам…
И как тварь тщедушная, подыхаю, и мелкую за собой тяну.
Дождь моросит, а мне плевать.
Обернись!
В приказе больше просьбы, и Рина её считывает.
Оглядывается… в глазах блестят слёзы. Наш молчаливый разговор через закрытую дверь звучит громче, чем общайся мы вслух. Он глубже и серьёзней. Он ощутимей и больней. Он не ранит — вскрывает и полосует по живому.
И я прошу, взываю к самому светлому существу на свете. К её силе, к её состраданию и умению прощать.
Арина чуть качает головой — отрицает, отвергает, не прощает?
Сердце конвульсивно ёкает, делаю шаг: Рина синхронно мне отступает.
Я застываю, и только в груди расползается холод, во ту разливается горечь. Впервые мне ТАК страшно. Впервые я НАСТОЛЬКО беззащитен и обнажён. И перед кем? Не перед врагами, братками, законом, а перед маленькой женщиной — взрослой девочкой, кто перевернул моё сознание, кто вспорол душу и выдрал сердце. Кто показал, что ЛЮБОВЬ существует. Кто сам в себе несёт это чувство, ни разу о нём не сказав. Кто есть Любовь.
И как самый злостный вор собираюсь заграбастать в личное пользование саму ЛЮБОВЬ. Потому что нуждаюсь в ней.
Я, бл*, нуждаюсь в ней, как никто!
И если не получу, накроет неотвратимое чёрное — больше никто меня не вытащит из бедны. Лишь только хрупкие руки Арины. Лишь её худенькие плечи… Огромные глаза, в которых плещется такая гамма чувств, что задыхаюсь от собственной агонии бессилия перед ними.
Хочу её! Заполучить. Но если… уже не отпущу…
И она милосердна к такому пропойцу светлого. Порывисто распахивает дверь и выходит под моросящий дождь.
Стоит. Маленькая, потерянная, намокающая и ругает меня взглядом, понукает, укоряет… А я жадно принимаю всё и соглашаюсь, потому что права. Потому что я не прав. Потому что обязан хоть раз признаться…
— Ты должна подумать, мелкая, — голос пропитан болью. Охрип от долгого молчания и переизбытка чувств. — Я не терпеливый мальчишка, — намекаю на того, кто её провожал. — Мне нужно все, и уйти не позволю. А ещё дико ревнив и озабоченно эгоистичен. Если моя, только моя… Я скорее убью, чем отдам.
— Тогда хватит отдавать, — лаконично и с лёгким тремором.
— У тебя ещё есть шанс, — лгу беспробудно. Он утрачен с того момента, как она ощутила моё присутствие, как проявилась нить, которую игнорировал с упорством осла.
— Он мне не нужен! В отличие от тебя, я поняла и приняла свои чувства. Я не хочу другого, я не ищу другого. Я моногамна априори — это семейное, и если бы ты хоть чуточку больше вникал в мои слова, запомнил бы…
— Что у твоего деда была одна жена. Они с семнадцати лет вместе и после её смерти он больше не женился — пронеся светлое чувство до конца жизни. А твои родители, связавшие себя брачными узами сразу после школы, любили друг друга так, что отец не смог пережить утраты жены…
Рина всхлипывает, смаргивает навернувшийся град слёз.
— Я слушал и слышал всё, мелкая. И потому ты стала мне такой родной. Я в твоей жизни давно погряз, увяз…
— Я уже смирилась… — не лжёт, даже сглатывает надломленно. — Но я должна жить, чтобы… — обрываются слова, я уже стою впритык и задыхаюсь той нежностью, которая из меня фонтаном вырывается.
— Глупая, ты хоть понимаешь, как мы не подходим друг другу?
— Думаешь, мой выбор по прихоти? — глаз не сводит. — Иногда мне кажется, я трезвее тебя смотрю на жизнь.
— Возможно, — соглашаюсь тихо. — Но ты верила и знала, а я не ждал и отрицал. Ты приняла, а я судорожно искал выход…
— Его нет. Если шарахает, тут уже никакой клин не спасёт.
— Отчего же, у тебя вон какой мажористый…
— А у тебя жена, — отворачивается, но не уходит. Плачет. Да мне тоже хреново, только в отличие от Рины, я не умею… реветь. Поэтому выплевываю буйство, как умею:
— Не ревнуй, мелкая.
А рука, как змея, учуявшая жертву, тянется к девчонке. Дрожащими пальцами скольжу по позвоночнику, выпирающему сквозь намокшее пёстрое, лёгкое платье. Горящей от нетерпения ладонью зарываюсь в волосы, забранные в хвост, будто само собой наматывая на кулак и подгребая Арину к себе.
Твою мать! Как она дрожит!!! Её лихорадка и мне передаётся. Меня трясёт. От жажды, от голода, первобытного… такого, от которого слепнут и глохнут.
— Мелкая, — голос совсем падает, — я курить хочу, жрать и секса… — от звона в голове дурно и муторно. А я, как маньяк, ещё и носом по щеке девчонки вычерчиваю дорожку, окончательно теряя связь с миром. Как же я соскучился по её запаху, её вкусу…
Арина стыдливо всхлипывает:
— Стандартный набор, — дыхание меня обжигает. Ловлю зубами губу. Рина застывает, будто пригвождаю к месту. Я с наслаждением оттягиваю, напоследок чуть пососав, ведь границу здравомыслия переступил. Играю, прекрасно понимая, каков будет исход. Как кот, заловивший мышь. Придушу, отпущу, любуясь на жалкие потуги убежать.
— Разве что последнее готов заменить, — языком до уха, изучаю раковину, мочку, чувствуя, как реагирует дрожью на мою вольность мелкая, ластясь всем телом, — много… много секса…
— Дим, — роняет Рина, хватая охом моё дыхание уже лицом к лицу.
— Нет, мелкая… Бес… теперь я уже Бес… — собственный голос звучит будто из-под воды.