Несколько секунд обдумываю предложение. Балансирую между — трахнуть, ещё чуток помучить вопросами или отпустить, и нехотя откатываюсь с жертвы, не отказав себе в смачном шлепке по худосочному заду.
Ахах, ну да, я голодный Бес Ада, бросающийся на кости.
Мелкая суетится по комнате, уже не стесняясь наготы. Голову рукой подпираю, любуюсь утонченностью и изяществом девчонки. С таким сосредоточенным лицом на столе выискивает что-то, перекладывает листы. Как опять прядку смахивает с лица.
— Вот она! — Торжественно объявляет. Шлепает обратно, не нарочно проверяя мою выдержку к её обнажённому телу. А она начинает давать сбой. Надо было всё же трахнуть и отпустить!
Рина кладет передо мной вырезку из какой-то старой книги или журнала учёта… Жёлтая, с облезлыми краями.
Картинка и несколько слов: раскрытая шкатулка с перстнем, а надпись гласит: «Драгоценных дел мастер… Фамилия Имя Отчество». Для далёкого от истории человека, информация ни о чём.
— И что?
— Тот самый, кто для моих предков сделал коллекцию! — продолжает радоваться Рина.
— И? — туплю, но такие подробности мне лучше на пальцах.
— Фамилия ни о чём не говорит? — уставляется на меня с ожиданием и недоумением мелкая.
Читаю ещё раз. В памяти что-то ворочается, но лениво. Больше мысли склоняются к: жрать хочу! Курить! И трахаться!
— Это фамилия Алексея… — тоном «ну что же ты такой недалёкий». Тотчас тушуется, взгляд обеспокоенный. — Который ещё со школы…
— Да знаю я о нём, — роняю недовольно. — И о том, что его батя купил твою часть. И о том, что мажор посмел тебе предложение сделать. И о том, что он-то и был тем муд*, кто управлял руками и ногами отдела «опеки и попечительства».
Рина мрачнеет. Дёргает плечом.
— Мой план прост. Они хотят заполучить всю коллекцию, я тоже. Но они не знают, что о них знаю я… Я лишь просила сбыть свою коллекцию. Селиванов Роман Олегович взялся помочь. Он-то всё и разведал… А ещё то, что у Вениамина Юрьевича, отца Лёши, были ещё три предмета. А если учесть, что я продала не всё… вот они и жаждут любым путём это заполучить.
— А ты им на х*?
— Родство с нашим родом, это… для статуса, — не без горечи и разочарования. — Но мне это на руку…
— Не поспеваю за твоей логической цепочкой. Прости, не так умён…
— Лёша сделал мне предложение, — морщит личико, переминаясь с ноги на ногу. — И я выйду за него, — не знаю, что читает на моё лице, но бледнеет.
Я в глубоком афиге, а ещё… во мне ревность клокочет. Бурно и зло. Даже пропускаю момент, как мелкая вновь подо мной оказывается — лишь помню сдавленный всхлип:
— Дим… Димочка, — часто моргает огромными глазищами. На лице неописуемый страх. Затыкаю поцелуем грубым и безжалостным, таким, чтобы отсечь любую мысль, что я допущу к ней кого-то, кроме себя. И кусаю следом. До сдавленного писка. Пусть запомнит. Раз и навсегда! Только Я. Я же предупреждал — нездорово эгоистичен. Особенно к ней!
Потому доказываю свои права диким зверем, ибо нехрен заводить Беса! Ибо если Бес в не себя, он от и до неадекватен! Ибо МОЯ, значит МОЯ!
Чуть остынув, лежу, закинув руку за голову, и таращусь в потолок. Светлые полосы, небольшие глазки-лампочки…
— Дим, — всхлипывает Рина, нарушая мирность в спальне. Шуршит рядом, теплом опять раззадоривает. Не хочу на неё смотреть. И так хреново. Сам спровоцировал, а потом наказал.
— Не реви! Я не нанимался жилеткой для соплей и слёз.
— Почему ты так нетерпим?..
Молчу, обдумываю вопрос. Ещё бы недавно сказал: раздражают, но теперь градус восприятия изменился, и острота оголила истинное чувство:
— Слёзы — слабость. И если тебе становится нестерпимо видеть слёзы тех, кому больно, значит… ты не так силён, как хочешь казаться. А я не имею права быть слабым.
Минутное затишье. Мягкое сопение. Шмыг носом, шмыг…
— Тога и я буду сильной, — забываю, что не хочу на неё смотреть. — Клянусь! — глаза в глаза, ладошкой порывисто утирает мокрые следы с лица. — Для тебя! Ради тебя, — кивает рьяно. — Только говори со мной, прошу. Если опять начнёшь всё решать сам, про себя, у нас не получится диалога, — с лёгким укором. — А я бы очень хотела…
Люблю её! Больше жизни!
— Я тебя убью, а потом его. Рассказать, как?
— Н-нет, — заминка, Рина сникает. Становится маленькой, беззащитной, жалкой: — Дим, но ведь разве для достижения цели…
— Я верну тебе всё до последней копейки.
— Мне не нужны деньги, — ворчит Арина, и бах носом в мою грудь. Жарко нестерпимо… и сердце очумело несётся галопом. Запоздало понимаю, что подгребаю мелкую ещё теснее:
— Никаких импровизаций… — с нажимом и угрозой.
— Что ты, — мотает головой, а вернее натираясь щекой о меня, заверяет мелкая. — Я всё распланировала.
— Это и пугает, — не лгу. В голове не укладывается, моя робкая, наивная девочка уже гениальный план по захвату чужого имущества придумала.
— Я… плохая? — с грустной настороженностью вскидывает на меня испуганно глаза..
— Никого хуже не встречал.
Едва проглатываю восхищение. Гадко осознавать, что я даже злиться на неё не могу! Меня нежность переполняет и жуткое желание… ублажить. Сделать всё, что она пожелает.
На её лице недоумение сменяется робкой улыбкой, мелькают лучи в зелени глаз. Поняла, что шучу. Надо же… даже юмор начинает догонять… Что ж, дело двигает. Чмокаю в висок, признавая свою слабость:
— И, бл*, подыхаю рядом, мелкая…
Тёплые ладошки сокрушают и без того сломленное сопротивление не поддаваться очарованию — обижаться и наказывать. Жаркое дыхание, робкие поцелуи, в клочья раздирающие желание убивать и крушить.
— А я без тебя нет, — нежно шепчет, страстью обволакивая мой мутнеющий рассудок, — потому что без тебя… и не живу, — крушит окончательно нервную систему, утверждается у власти. Невыносимо, когда кто-то имеет ТАКУЮ власть над тобой. Впервые растерян, впервые обескуражен, впервые… счастлив.
— Это хорошо, — киваю, мимолётно поймав в плен полные губы мелкой. Сладкие, отзывчивые, в омут утягивающие, — потому что у меня грандиозные планы на будущее.
— Но для начала, — чуть отстраняется девчонка, изучая меня пристальным взглядом, — нам нужно выкрасть перстень Аристарха Когана!