Конечно, пошутил! Какое свидание с жертвой? Но это ведь сработало! Девушка перестала биться в истерике. Успокоилась и занялась делом!
— И ручку с клочком бумаги! — это уже в спину Арины, собирающейся покинуть кухню.
Пока бегает по дому, кое-как чиркаю на листке, который принесла Арина, номер телефона моей любовницы. Юльки.
Нет желания их знакомить, но на тот случай, если… Пожарный в общем. Чтобы девчонка знала, к кому может обратиться. Кому сообщить. Лист откладываю на разделочный столик, а сам забираюсь на обеденный, посреди кухни.
Закрываю глаза, прислушиваясь к звукам: топоту, причитаниям, грохоту, шуршанию, звону… и меня медленно утягивает в сон.
Выныриваю резко, но нехотя:
— Э-э-э, — настойчиво трясут, — не смейте меня пугать! — рядом ощущаю жар. — Вы же спите? — с новой истерикой. — А разве можно спать? — теперь с буйством меня тормошит Аря, уже захлёбываясь слезами.
— Т-ш-ш, — через силу открываю глаза. Лишние звуки, а причитания девчонки точно лишние, неприятно режут по ушам. Мне и без того тошно. — Чуть вздремнул. Не реви!
— Скорую нужно! — отдаётся во власть паники Арина. Опять испуг. Опять глазищи лезут из орбит, губы дрожат. — В больницу…
Бл*, она слабее, чем думал!
Хватаю за руку и к себе дёргаю, как получается:
— Тебе очень хочется, чтобы тут менты и медики бегали? — зло цежу сквозь зубы.
— Нет! — вздрагивает Арина, но в вытаращенных глазах испуг усиливается.
— Вот и мне! А теперь, мелкая, — чуть встряхиваю. Не сильно — а чтобы мозги на место встали, — ты меня заштопаешь! — не спрашиваю, утверждаю.
— Не умею…
— Это несложно! — успокаиваю, а у самого перед взором мухи чёрные назойливо летают. — Иголку и нитку в руках держала, — ничуть не сомневаюсь в умениях Арины, ну или по крайне мере надеюсь на школьный предмет домоводство или труд, где девочек учат всякой херне, но девичьей херне.
По вытаращенным глазищам, в которых испуг сменяется смущением и виной, догоняю, что она ни хрена не швея и даже не подмастерье.
Теперь на меня стопор нападает.
— Держать держала, — всхлипывает Аря, решая озвучить то, что и без того немой сценой меня оглушило, — но шитье не моё. — Заминка. — Совсем не моё! — категорично головой «неа».
— Так мне и не нужно крестиком или узором, — объясняю примитивность необходимого, — несколько стежков. Кривых, косых… Плевать, главное рану открытой не оставить!
Арина упрямо поджимает дрожащие губы, но кивает.
Далее следует размытая суета школьницы, у которой «неуд» по предмету, но она усердно пытается вытянуть хотя бы на «удовлетворительно».
Помогаю, как выходит, подсказываю, когда стопорит. При этом упорно напиваюсь, потому что трезвому такое пережить — просто невозможно.
Промываем рану… Иголка, нитка. Перед тем, как приступить к самому щекотливому, киваю на разделочный столик:
— Это телефон. Важный. Если вдруг… что со мной…
— Не надо о таком, — искажается ужасом лицо Арины.
— Да тихо ты, — мне тоже не сладко. — Но его можно набрать в крайнем случае. Только если я умер и говорю: «звони».
Недоумение девчонки усиливается.
Видно, шутки в таком состоянии не воспринимает, поэтому поясняю:
— В общем, если я уже околевшим трупом валяюсь, только тогда наберёшь. Тут подчистят, а тебя проинструктируют, что делать дальше. Усекла?
Арина зажато кивает.
— Вот и отлично! Приступай, — отваливаюсь на стол, глаза в светлый, но стремительно приближающийся потолок. И только девчонка склоняется, смотрю на неё. Сосредоточена, напугана, руки дрожат.
— Я не могу! — опять хнычет. — Я боюсь сделать больно!..
Обескураживающе!
— Мелкая, поверь, — цежу сквозь зубы, чуть приподнявшись на столе, — я и сейчас не особо шибко от наслаждения маюсь.
— Было бы хотя бы обезболивающее…
Вновь пленяю её руку. Арина испуганно уставляется с такой дикой надеждой, что откажусь от затеи — зло берёт:
— Нет ничего сложного! — мой голос отнюдь не мягкий и располагающий. Почти рык. Девчонка затравленно кивает, но не приступает. — Тыкаешь с одной стороны, — направляю хрупкую руку к ране. — Пронизываешь насквозь и тянешь до другого края раны. — Сопротивление ощущаю, но не нервное, скорее упрямость, поэтому немедля втыкаю иглу в кожу. — Подцепляешь, достаёшь с другой стороны! — сцепив зубы, проглатываю стон, несмотря на то, что уже порядком надрался: — А боль… Боль это не твоя проблема!
— Угу, — девчонка храбрости набирается, стяжку закрепляет.
— Говори, мелкая…
— Что? — вновь тормозит Аря.
— Говори! — настаиваю, сражаясь с приступами подкатывающего мрака и слабости. — Плевать что, говори. И не застывай, — побуждаю сделать ещё один стежок.
Девчонка утыкается носом в рану и начинает аккуратно тянуть нитку, связывая узелок. Опять втыкает иглу, чуть замешкав на старте.
— Твою ж!.. — рычу, смаргивая чёрные кляксы. — Говори, мелкая!!! Расскажи о себе и семье…
— Что рассказать? — сбивается с ритма Аря, по-детски наивно похлопав ресницами.
— Хочу знать всё. И плевать, что именно. Просто не позволяй мне вырубиться… твой голос… Не поверишь, но ты первая женщина, которую сам упрашиваю сделать мне больно.
Испуг и растерянность сменяются робкой улыбкой. Я приободряюсь:
— Так что всё, мелкая! Хочу знать о тебе всё!
В больших глазах разрастается облегчение и нежность. Залипаю, как идиот, рассматривая смену цвета — от насыщенной зелени к светлой, молодой и сочной.
— Я… — заминка. Арина явно с мыслями собирается: — Я живу с дедушкой, — выдыхает неровно. — Он очень… — постепенно выравнивается девичий голос-хрип и латание меня становится методичней и спокойней. Рассказ льётся мелодично: то теплее, то жарче, то тише, то грустнее, то веселее и воодушевлённей. Девчонка, не замечая странности, выливает на меня поток своего прошлого. Даже делится сердечным и наболевшим. И это работает… Не то чтобы боли не чувствовал, но близость Арины, её касания, забота и нежность меня окутывают защитным куполом.
Гул в темноте начинает раздражать. Наращивается, и вскоре различаю рыдание, тяжесть… Нехотя разлепляю глаза: мелкая, уткнувшись в мою грудь, глухо ревёт.
— Ты решила меня слезами утопить, раз под иглой не подох? — нахожу силы нарушить женские рыдания скупой мужской фразой.
— Жив! — Арина вскидывает красные, опухшие глазищи на меня.
— Не мечтай так просто от меня… — горло сушит — не договариваю.
— Жив! — утирает слёзы девчонка, став похожей на сорванца, которого батя отругал.
— Расскажи, мелкая, — натужно даются слова, — и часто ты незнакомцев на столе штопаешь?
— Н-нет, — трясёт недоуменно головой девчонка. На лице смущение, щёки пунцовым окрашиваются, начинает губу жевать: — Меня Арина зовут, — протягивает руку, наивно решив исправить оплошность.
— Дмитрий. Дмитрий Романович Бессов, — отвечаю мягким пожатием.
— Арина Родионовна Коган, — остаточно шмыгает носом спасительница.
— Приятно познакомиться, Арина Родионовна.
— И мне, — улыбается чисто и открыто, смахнув со щеки слезу.
— Ты вот что, мелкая, — нарушаю повисшее молчание, — знаю, устала. Знаю, напугана, но… на крыльце кровь. Её бы убрать нужно. И здесь… тоже. Мои окровавленные вещи — в пакет. И в мусорку. Мне что-нибудь дедово подбери.
— Да-да, — послушно кивает девчонка.
Вот теперь она такая, какой себе представлял. Собранная, исполнительная.
— И друзьям отпишись. СМС, чтобы не беспокоили. Мол, завтра в больницу к деду, но если что будет нужно, ты им сразу позвонишь!
Арина задумчиво кивает, а потом вновь губу закусывает, да на меня с недоумением смотрит:
— Откуда ты про друзей и деда знаешь?
— Так ты же пока штопала, о себе и знакомых всю подноготную вытрепала.
Арина краснеет:
— Я думала, вы были без сознания!
— Был, — хмыкаю криво, с теплотой вспоминая, сколько всего она наговорила, — но всё слышал. — Наслаждаясь казусным смущением девчонки, смакую реакцию и подливаю масла в огонь: — Твой голос мне не позволил умереть, мелкая. Так что не добивай лишней трепологией — просто сделай, что сказал!
— Ага, — рьяный кивок.
Делаю попытку встать, Арина тотчас ко мне ступает. Мелкая, худенькая, а плечо подставляет. Я бы поржал, да боль по телу стрелой гуляет.
Рычу сквозь зубы, но упрямо встаю.
— Ты же не уйдёшь? — на меня уставляются самые прекрасные глаза на свете. Снизу вверх — как на человека. Как на мужчину. Как на кого-то, кто дорог! — Вот так… — не понимая, что она хочет сказать, терпеливо жду, продолжая взглядом шариться по осунувшемуся бледному лицу. — Ты ранен, — с надеждой поясняет девчонка, побуждая шагать прочь из кухни. — Идти сам не можешь, — ступаем по коридору вглубь квартиры, — да и полуголый…
— Не отказался бы лечь, — признаюсь устало. — А ты… как всё сделаешь… — на миг осматриваюсь в новой комнате. Зал. Просторный, но весь заставленный шкафами, полками и диковинными вещицами. Посреди диван. Меня к нему аж тянет. Даже сил набираюсь: — А ты рядом… — Арина с шага сбивается, на меня с изумлением и нескрываемым страхом. Только сейчас понимаю, как двусмысленно прозвучало, поэтому усмехаюсь: — Не мечтай, мелкая ещё… Да и я не в форме…
Краска стыда так ярко окрашивает личико девчонки, что опять глухо посмеиваюсь, а когда взглядом прослеживаю за пунцовыми пятнами на девчонке и ныряю в порванный вырез платья, где видна молодая, но уже налитая грудь в очаровательно простеньком бюстике, очередной смешок застревает поперёк глотки. Я ведь только собой занят, и нуждами собственными. А то, что Арина… так и носится, в чём вернулась домой, даже в голову не пришло.
— Сама переоденься, — киваю отстранённо, Аря смущенно свободной рукой рваные края декольте придерживает:
— Хорошо.
— И рядом со мной ложись. Я не в том состоянии чтобы мелких насиловать, но будет лучше, если ты близко будешь. На тот случай, если мне хуже станет. Номер телефона не теряй. Условия остаются прежними.