— Простите, а вы кто? — с чувством такта у работницы опеки явно тяжело, впрочем, как и со взглядом. Холодный, пронизывающий, колючий. Привыкла с людьми других слоев общаться, где такт и учтивость не воспринимают.
— Я, — чуть запинаюсь. Спешно размышляю, как более правильно представить. — Я — дядя Арины.
— Дядя? — вытаращивается Светлана как-то там… Авдеева.
— Угу, — кивок. — Дмитрий Романович Бессов. Временно за ней приглядываю.
— Опекун? — сощуривается Светлана.
— Если вам так будет угодно, — задумываюсь над сложностью подделать документы в ближайшее время. И понимаю, что это тяжко и накладно.
— Нам об этом никто ничего не говорил, — пробормотал Ратников, вновь обмениваясь с напарницей удивлённым взглядом.
— Проходите, — благосклонно распахиваю дверь шире и киваю в зал. Я должен показать себя хорошим и воспитанным хозяином. Пусть и временным… — Не разговаривать же нам на пороге, — выдавливаю благодушие.
Пара проходит в лавку, а я руку к боку прикладываю, пережидая боль. Закрыв дверь, торопливо шагаю за прилавок на тот случай, если рана начнёт кровоточить и чтобы глазастые работники отдела… этого не заметили.
— Исмаил Иосифович загремел в больницу, — начинаю непринуждённо, но без лишней угодливости и желания показаться милым. — Думаю, вы уже в курсе.
— Да-да, — задумчиво кивает Светлана. — Поэтому мы пришли к Арине.
— Зачем? — изображаю искреннее недоумение. — Исмаил позвонил, попросил меня пару недель присмотреть за племяшкой. Пока сам лечится.
Недоумение на лицах Авдеевой и Ратникова смягчается, но полностью не спадает:
— К сожалению, — без вины, но с завидным упрямством и явным намерением осадить, — нас никто не предупредил о вас.
— А я тут причём? — хмурюсь.
— В такой щекотливой и спорной ситуации было бы уместно, — колюче поясняет Светлана, уже не скрывая недружелюбия. Полагаю, в парочке, яйца именно у этой особы. — Не могли бы вы показать документы? — Авдеева пристально на меня смотрит, словно знает, что документов нет, и я их не покажу. — На опекунство или попечительство. Или нотариально заверенную копию, — выдавливает ядовитую улыбку.
Твою мать! Вот же приставучая стерва!
— Мы не официально договаривались, — поясняю спокойно.
— Тогда прошу нас извинить, — леденеет тон Светланы, — но вы Арине Родионовне Коган всего лишь дядя, хотя документов, это подтверждающих, как понимаю, у вас тоже нет? — а взгляд такой, что до кишок пробирает.
— Оставил в номере гостиницы, — тоже не пальцем сделан. А Авдеева не самый жуткий человек с кем мне приходилось иметь дело и негласно сражаться за альфа-принадлежность. — Как прилетел, сразу в гостиницу, а потом сюда… Сами понимаете… Забыл…
— Нет, — даже не пытается изображать симпатию. — Не понимаю, — продолжает меня сканировать Светлана и тут же строго: — Дмитрий Романович, вы же хорошо понимаете, что оставить девочку под вашим присмотром, без каких-либо на то документов, мы не в праве?
— Свои документы предоставлю, а Арина… Мы собираем документы на признание её дееспособной, но ей через месяц восемнадцать… проще дождаться…
— Арина работает?
— Это не ваше дело.
— Боюсь, — упрямей овцы Авдеева, — моё больше, чем ваше.
Меня начинает бесить эта баба. Тем, что хорошо знает права. Тем, что тычет мне этим.
— Зачем лезть в семью, где в неудобной ситуации осталась достаточно взрослая, разумная и воспитанная девушка? Так необходимо нагадить ей в душу?
— Вы сами сказали, всего месяц…
— За это время можно растоптать не одно хрупкое создание.
— Арина уже бывала в приюте. В этот раз мы подыщем ей временную семью. Патронаж набирает силу…
— Я же сказал, документы предоставлю.
— Ваши документы мне не так интересны, как те, что касаются Арины и её опекунов и попечителей.
— Тогда вам лучше обратиться непосредственно к Исмаилу Иосифовичу…
— Мы у него были, — пристреливает холодно Светлана. — Он даже о вас ничего не сказал.
— Шутите? — изображаю недоумение. — Были у человека, только что перенесшего сердечный приступ? — хаотично соображаю, как выкрутиться.
— Да, — непонимающе кивает Светлана, явно уставшая от нашей пустологии. — К чему вы клоните?
— Были у человека, который сейчас под препаратами, и едва языком ворочает? — цепляюсь за первое, пришедшее в голову.
Авдеева и Ратников вновь обмениваются взглядами.
— Если вы будете напирать, то я обращусь в суд с иском, что вы берёте показания у человека, находящегося не при светлой памяти и замутнённым рассудком, — не помню такого в своей практике, но уже ляпнул. Видя лёгкое замешательство, решаю дожать. — Давайте очную ставку сделаем. Встретимся в больнице. И визитку свою оставьте… на тот случай, если всё же мои документы придётся вам предоставить.
— Сами? — сомневается тётка. — Свои документы предоставите?
— Конечно, — ни секунды не медлю, чтобы не дать повода усомниться.
Светлана ковыряется в сумочке. Выуживает небольшую карточку и кладёт на стеклянную поверхность прилавка. Порываюсь взять, но работница отдела опеки и попечительства придерживает визитку пухлым пальчиком:
— Вам ведь известна уголовная ответственность за заведомо ложные сведения?
— Видимо, больше чем вам! — парирую сухо. — Мелкую не отдам. Пока Исмаил Иосифович болен, Арина будет со мной.
Слова вколачиваются в сознание, как большие гвозди в деревянную стену — не лгу. Почему-то именно этот случай. Эта девочка… Меня зацепила.
Видимо потому, что я сам когда-то оказывался в примерной ситуации. Только я был один. Заступников не находилось.
А люди, которые занимаются контролем разных семей не всегда заслуживают уважительного отношения и обращения.
Вот и сейчас — работники пекутся о судьбе уже достаточно взрослой девицы, хотя есть семьи с гораздо более сложной ситуацией, где реально требуется контроль органов надзора, где маленькие дети без должного внимания и ухода… Но именно туда «добрые» работники опеки и попечительства почему-то не любят захаживать.
Да и мысль, что Арину запрут в каком-то учреждении, или передадут в патронажную семью, мягко говоря, корежит.
— У вас время до вечера, — неуверенно подаёт голос Ратников, опираясь о прилавок. — Если не будет полного пакета документов, завтра придём уже с группой изъятия.
— Мы разберёмся и соберёмся, — размазываю ответ. Даже порываюсь шагнуть из-за витрины, чтобы быстрее выпроводить парочку, как тётка огорошивает:
— Я бы хотела удостовериться, что девочка жива и здорова, — выдавливает свою формальную ядовитую улыбочку Авдеева. Не люблю с бабами расправляться, но эта нарывается.
— Мёртвые и больные в школу с друзьями не бегают, деда в больнице не навещают, — парирую со всем сарказмом, на который сейчас способен.
Бл*, курить хочу! Сожрать бы кого…
— То есть, её нет? — вскидывает брови Светлана.
— Вы удивительно проницательны. А теперь прошу меня извинить, лавкой заправлять Исмаилу не обещал. Да и дела у меня… за документами бы нужно смотаться.
Уже готовлюсь к препиранию по поводу законности нахождения друг друга на территории чужой собственности и попытки проникнуть в жилище, как представители отдела опеки и попечительства уходят, но на лицах застывает маска сомнения и недоверия.
ГЛАВА 7
Бес
— И-и-и? — с этим закономерным вопросом захожу на кухню. Арину нахожу сразу, интуитивно — она в уголок между стеной и холодильником забилась. Был бы мелким и тощим, сам бы туда пролез. — Что это значит?
— С-спасибо, — мямлит испуганно девчонка.
— Ну уж нет. Это на хлеб не намажешь, в руках не подержишь, — усмешка застревает поперёк горла, когда понимаю, как двусмысленно прозвучало. Арина затаивается, а мне надоедает играть в доброго соседа и терпеливого дядю.
Киваю «на выход!».
Если вначале мелкая тушуется, то уже через несколько секунд начинает странный змеиный танец. Нет, не соблазняет — пытается из проёма выбраться. Так бывает, втиснуться или забраться получается на раз, а вот обратно… никак.
Чуть наслаждаюсь диким и смехотворным зрелищем, а когда становится не до смеха, как бы ни хотела девчонка просто выбраться, её телодвижения всё же смахивают на эротическую любовную прелюдию. Тем более, рубашка задралась, а вид плоского голого животика… длинных, крепких, молодых ног, которые даже синяки после вчерашней потасовки не портят, мягко говоря, контузят меня.
Чертыхаюсь, проклиная свою плоть, что решила мне показать насколько, оказывается, я сексуально озабочен. Но лучше реакцию списать на весеннее обострение. Специалисты заверяют, что бывает такое. Весеннее, летнее, осеннее ну и зимнее…
Холодильник сдвигаю.
— Спасибо, — опять выдыхает девчонка, только теперь ещё и протяжно простонав от облегчения.
Курить! Срочно!!! Много курить, чтобы тошнить начало. Потом домой… И Юльке позвонить. Пусть заглянет ко мне.
— Я жду, — припечатываю взглядом, чтобы считать хоть момент, «когда» или «если» Арина вздумает наврать.
— Вы же сами знаете, — поправляет съехавшее полотенце на голове. — Всё поняли…
— Значит, одна? — уже прокручиваю новый план действий. И тем паче план устранения мерзкой тётки и её задрота-напарника. Пусть не посмертно, но заткнуть бы их нужно. На время. Месяц — идеально.
— Да, — прикусывает губу Арина, — пока дедушка в больнице. А эти… так быстро всё узнали… Вот и пришли по мою душу.
— Забрать хотят, — задумчиво за неё заканчиваю. — У тебя правда больше никого нет?
— Нет, — досадливо мотает головой Арина. — И даже знакомых почти не осталось. Многие из города уехали, а некоторые на другой конец. Да и… у всех свои проблемы. Семьи, дела…
— Почему вы с дедом не озаботились признанием тебя дееспособной?
— Озаботились. Там условия… Официальное трудоустройство. Чужие не берут, а деду взять меня на работу… Никак. Даже если возьмёт, то при его утрате работоспособности нет никого, кто бы вместо него встал на шефство, а мне официально быть своим начальником нельзя.