Я усмехаюсь. Ну и бред. А Шурик-то засыпает под монолог Евгении Максимовны.
Закуриваю, переставая слушать, пока друг не бьет меня в бок, показывая жестом руки: «Запиши».
Я беру смартфон и открываю заметки. Саша повторяет слова матери в микрофон – пальцами вряд ли попадет – а потом отдает мне, нажав на сохранение.
Кэт начинает гладить мою ногу своей, как только я отодвигаюсь чуть к краю. Блядь! Да нырни ты уже под стол и поработай ртом. Если бы Саша с уже уснувшей блонди свалили, она бы так и сделала.
– Матвей, – обращается ко мне друг, – помощь нужна.
Я поворачиваю голову в его сторону, только глазами спрашивая: «Что?»
Он не отвечает сразу. Тянется к стакану, выпивает остатки, а потом только поясняет:
– Маман попросила в какой-то колхоз скататься, у нее какая-то трендовая идея. А я ебу, какие там дороги? – пожимает он плечами. – Свой спорткар убивать не хочется. А твой внедорожник везде проедет.
Выдыхаю дым в сторону молчаливой Катрин и спрашиваю:
– Машину одолжить?
Саша думает, кажется. Хотя у меня сомнения, что он сейчас в состоянии на такие сложные вещи. А потом выдает гениальную идею:
– А можно и вместе махнуть. Ильдара возьмем. Телки деревенские падкие на крутые тачки и элитное бухло. Наверное… – добавляет неуверенно.
Куда, блядь, нам, тем, кого называют мажорами, до того, что любят деревенские девки? Но, судя по всему, все они любят бабки и опытные члены. А даже если без опыта, то бабки компенсируют – будут визжать как сучки при течке, лишь бы что-то урвать.
– Да хрен с ним, – делаю жест рукой, – поехали.
– Мэт! – возмущается Катрин. – Мы же собирались здесь провести все выходные!
Хочу закатить глаза, но даже на это не хватает сил. За меня отвечает Шурик:
– Катька, иди на хуй.
Отлично! Даже без моего участия все разрешилось.
Глава 3
Стася
Мое лицо ласкают теплые лучи солнца. Я резко открываю глаза и тут же понимаю – солнце высоко! Это сколько я проспала? А потом слышу запах. Сладкий и такой знакомый. Блины!
Поднимаюсь с кровати, заправляю постель и выхожу из комнаты. Бабушка стоит у стола и вытирает полотенцем сковороду, а на столе аккуратной стопкой стоят блины.
– Доброе утро! – бодро здороваюсь я. – Ты чего меня не разбудила?
– Доброе, – с улыбкой отвечает бабушка. – Ты так сладко спала, не стала тебя будить. Да и чувствую я себя лучше. Так что сама со всем справилась, – она убирает сковороду на печку, кладет полотенце на плечо и говорит: – Иди умываться, а то остынут блинчики.
Послушно иду на улицу и совершаю стандартные утренние процедуры. И вскоре возвращаюсь в дом, сажусь за стол. Бабушка ставит передо мной тарелку и, складывая блинчики конвертиками, кладет мне в тарелку три штуки. А потом садится напротив. Наблюдает, как я ем, подперев рукой щеку.
– Вы после свадьбы где жить собираетесь? – неожиданно спрашивает она.
– Как где? У Митьки, – отвечаю я и тут же слышу тяжкий вздох бабушки. Понимая его причину, с уверенностью заявляю: – Но я буду часто к тебе приходить. Здесь же недалеко...
– Да-да, недалеко, – кивает бабушка, а я вижу вдруг, как ее глаза становятся мокрыми. Бабушка резко встает из-за стола и тяжелой походкой идет в комнату. И почти сразу возвращается с конвертом в руках.
– Вот, – она кладет конверт на стол и придвигает ко мне. – Это тебе на свадебное платье и туфли.
Теперь мои глаза становятся мокрыми. Я пристально смотрю на конверт, а в груди сердце сжимается... Но не отказываюсь от подарка, понимая, что это обидит единственного родного человека.
– Спасибо, – отвечаю я. Бабушка улыбается, гладит меня по голове, а потом направляется к входной двери.
Я доедаю блины, убираю со стола и тоже покидаю дом.
Бабушку нахожу в огороде. Она сидит на низком стульчике и полет грядку. Не задумываясь, присоединяюсь к ней. Полем молча, бабушка даже не смотрит на меня, немного нервно выдирает сорняки и кидает их в ведро.
– Я тебя очень люблю, – говорю я ей. Бабушка поднимает голову, щурится на ярком солнце и отвечает:
– Я тебя тоже.
После обеда, когда я мою посуду, приходит Наташа. Кричит с порога:
- Стаська, ты где?
- Тут.
Подружка проходит в кухню и садится на стул, зачерпнув перед этим воды с ведра.
- Ну и жара, - выдыхает шумно, а потом добавляет: - Пойдем на речку?
- Давай через часик, а то спину спалим. Придется потом сметану переводить, - отвечаю я и ставлю чайник.
- Ой, - смеется Натаха, - у кого-то будущая свекровь на молочной работает.
Я краснею и смущенно улыбаюсь, отворачиваясь к плите. Разливаю кипяток по чашкам, бросаю по дольке лимона и кричу бабушке в открытое окно:
- Бабуль, иди чай пить.
Она приходит через пару минут, вытирая руки о подол юбки.
- Привет, Наташа, - кивает моей подруге.
- Здрасьте, Агафья Ильинична.
Бабушка достает из шкафчика карамельки, ставит на стол и садится рядом со мной. Натаха тем временем достает из холщовой сумки очередной глянцевый журнал и горящими глазами смотрит на обложку. Потом поворачивает ко мне и говорит:
- Смотри, - восторженный голос, - какой красавчик!
Мы с бабушкой одновременно переводим взгляд. Я пожимаю плечами, делая глоток чая. Как она поняла, что красивый? Очки темные, какая-то кривая улыбка, рука в волосах, да и стоит вполоборота.
- Несчастный, - вдруг выносит вердикт бабушка, а Натаха смеется в ответ:
- Ой, ну вы и скажете, Агафья Ильинична. Как можно быть несчастным, если твое лицо на модном журнале, а в кармане куча денег? Это мы несчастные, что родились здесь, а не в семье какого-нибудь Абрамовича.
- А это кто такой? – спрашиваю я, на что подруга закатывает глаза, как будто показывая: дремучий лес ты, Стася.
– Это олигарх. Но он староват, а вот этот… Спортсмен, фотомодель, сын известного бизнесмена... не мужчина, а мечта, – отвечает Наташка и делает мечтательный вдох, гладя глянцевую обложку. – Ну красавчик же.
– Да его тут толком и не видно... – произношу я, пытаясь приглядеться. И спустя несколько секунд замечаю: – Да и журнал не новый. Апрельский.
– И что, ты думаешь, за пару месяцев он стал хуже выглядеть?
В ответ я лишь пожимаю плечами. А бабушка тихо усмехается:
– Красивый мужчина – это беда. А красивый и богатый – беда в квадрате.
– Почему? – возмущенно спрашивает Наташка.
– Потому что на такого многие заглядываться будут. Пытаться отбить. А мужчины слабы на женский пол. С легкостью отобьются.
– Эх, Агафья Ильинична, плохо вы про мужчин думаете, – качает головой подружка.
– Не плохо, а реалистично.
– Может, в ваше время... – начинает Наташка, но бабушка ее перебивает:
– А время всегда одно. И мужчины всегда одинаковые.
Подруга опять качает головой, но спорить вслух с бабушкой не решается.
Мы молча допиваем чай. Потом бабушка идет к себе отдыхать, а мы с Наташкой листаем журнал. Он оказывается мужским, но подруга заявляет, что это даже хорошо. Можно узнать, чем они интересуются, что их волнует... Мне совсем не интересно. Вот ни капельки. Но Наташка внимательно читает статьи. Да еще с таким видом, будто бы тайны какие разгадывает!
Но вскоре подруге, видимо, надоедает читать, и она спрашивает:
– Идем на пляж?
Я киваю и покидаю Наташу буквально на пару минут. Надеваю купальник, на него – голубой сарафан, беру полотенце и выхожу.
Наташка уже стоит у входной двери. Я заглядываю к бабушке, предупреждаю, что ухожу. После мы с подругой, взявшись под руки, выходим из дома.
Жара на улице стоит жуткая! Поэтому хочется как можно быстрей дойти до речки. Но Наташка неожиданно ведет меня самым длинным путем, мимо магазина, в который мы заходим, и подруга покупает две банки холодного пива. С непониманием хмурюсь, но молчу. Сама я пиво пробовала лишь раз – Митька брал себе и предложил мне. Но после первого глотки я поняла – нет, не мое это, невкусно.
Одну банку подруга выпивает, пока мы доходим до речки. Вторую – оставляет в камышах возле берега, чтобы не остыло. Здесь немноголюдно, наши деревенские знают об этом месте, но ходят, в основном, на другое. Поздоровавшись с дачниками, кивнув нескольким парням и девушкам с другого конца деревни, мы с Наташей снимаем сарафаны, и тут я только и могу сказать:
– Ой!
– Что случилось? – спрашивает подруга.
– Наташка, ты что нацепила? – я поднимаю сарафан и пытаюсь прикрыть Натаху, пока никто не увидел такой срам.
Но она только смеется, да еще так заливисто, а я стою, не понимая, что ее так веселит.
– Стаська, ну ты даешь! – вытирает Наташка слезы, выступающие от смеха. – Я же не голая тут стою. Сестра двоюродная из города привезла. От этого… Как же его? О, Версаче.
Я только качаю головой. И эти веревочки с маленькими треугольничками ткани и есть купальник? Да у подруги только спереди чуть грудь прикрыта, а остальное все на обозрении! А снизу? Да почти вся попа видна!
Но Наташку ее внешний вид нисколько не беспокоит. Она вприпрыжку спускается к воде и, поднимая столп брызг, забегает в воду. Я иду за ней. Где-то полчаса мы плещемся в реке: то плаваем наперегонки, то ныряем, подставляя друг другу руки замком под водой, то просто брызгаем водой друг на друга и смеемся.
Людей на берегу становится больше. После работы многие идут сразу на речку, а сейчас как раз смена на коровнике закончилась. Кто-то приезжает на велосипеде, кто-то – на мотоцикле, кто-то приходит пешком.
Мы выходим на берег, вытираемся, и Наташка достает из сумки покрывало.
– Ой, пиво, – вспоминает она и бросается к камышам, а я устраиваюсь на животе и закрываю глаза.
Время бежит незаметно, солнце расслабляет, но работа дома сама себя не сделает. А если не приду вовремя, то бабушка ждать не станет – будет сама надрываться.
– Натах, пойдем, – поднимаюсь я и тянусь за сарафаном.
Подруга кивает, одевается, и мы не спеша идем по дороге, неся обувь в руках и согревая ноги в песке. Когда доходим до асфальта, обуваемся, опираясь друг на друга. И тут я все-таки спрашиваю шепотом у Наташки: