Очень честный мужик
Знаю я одного очень честного мужика. После сидки его на наш завод взяли фрезеровщиком. Тут мы с ним и задружили.
Когда он рассказал свою историю, я не поверил. «Брехун», – подумал я про Ваську.
Началось всё с трупа. Вернее, с очкастого парня, который сначала живым был, а потом стал трупом.
До тюрьмы Васек работал санитаром, а по ночам перебивался на вокзале таксистом. Бомбил, в общем. Всякое с ним случалось, а вот в январе такое случилось! Дергает клиент дверцу такси, открывает, да и падает. Падает! Губы синющие! Васек такое в больнице видел – инфаркт. Вызвал скорую. Очкастый прям на руках врача помер.
Ну, помер и помер, жалко, конечно, клиент сорвался. Увезли труп. Васька после такого потрясения решил помянуть очкарика. Короче, в ту ночь он больше не работал. А утром заглянул на заднее сиденье, а там пакет. Покойничек, перед тем как с инфарктом свалиться, пакет забросил в салон.
В пакете, мама дорогая, деньги! Пачки денег! Толстые! Вот такенные! Купюры пятитысячные. Васек – человек честный! Позвонил на работу и сказал, что с авто шины сняли, задержится, а сам в скорую. «Нет, – говорит ему врач, – никто за покойником не пришел».
Позвонил Вася жене. Посоветоваться. А она, эх и жадная баба, потребовала деньги себе оставить. На свадьбу старшему, на учебу среднему, на садик младшему. Васек поначалу согласился, добрая душа. Промаялся часа два, но так как он человек очень честный, сказал жене, что у покойника нашлись родственники, а сам пакет в полицию отнес. Там он пакет предъявил, показания дал, деньги сдал.
И всё у него пошло по-обычному. Только странное дело случилось через месяц. Села к нему в машину в два ночи баба. Да не просто баба, а красивая! Размерчик – даже в мою лапищу не поместятся. Вася – мужик верный! Но кто с такой красавицей не захочет поговорить? Он и так к ней, и эдак. Она улыбалась, млела, а после себя подарочек оставила. Кейс. Васек его открыл. Деньги! Больше, чем у очкарика было. Чудо? Деньги сами в руки плывут. Вася позвонил жене, а она всё о своем: младшего в сад, среднего в школу, невестке квартиру подавай.
Васек согласился. Промаялся три часа. И все-таки человек он честный, прозрачней водки в граненом стакане. Сказал жене, что клиентка с амбалами заявилась и пришлось деньги вернуть. А сам в полицию, да в то же отделение. Его там встретил сам начальник. В кабинет пригласил, лично допросил, деньги пересчитал, помог заявление оформить.
Через три месяца у Васьки опять случилась история. Сел к нему мужик в костюме. Солидный такой. Нервный. Всё в телефон поглядывал. Повез его Василий из спального района в центр. Высадил. Смотрит, а на заднем сиденье – сверток. Вася в него глянул, а там доллары, да пачек десять, да толстые! Его аж пот прошиб. Он доллары видел только во время Чемпионата мира. Выбежал он из машины, да в центре, хоть и ночь, а народу! Разве найдешь этого растяпу? Растяпа! Как еще назвать дурака, который доллары в такси забывает?
Позвонил Васек жене. Неисправимая бабья жадность! Младшему учебники нужны, среднего в секцию по хоккею одеть, старшему на квартиру. Помыкался Вася, подумал. Деньги, они ведь всем нужны. Но Васек человек кристальной души, сказал жене, что пассажир нашелся и что деньги пассажиру нужнее. На операцию дочке. Сказал так Вася жене, а сам доллары в полицию отнес. Принял начальник Васю, как родного. Угостил коньячком, похвалился золотыми часами, лично деньги пересчитал и заявление продиктовал.
Главное ведь что? Чтобы совесть чиста была. А так ведь и загрызет, страшнее жадной жены. Полгода Вася спокойно себе работал. Днем санитаром. Ночью таксовал. А тут садится к нему мужик. Рожа знакомая. Точно, тот дурак, который доллары забыл. Вася сразу неладное заподозрил. В оба смотрел за мужиком и его багажом – чемоданчиком. Вася решил твердо, что если мужик забудет чемоданчик, Вася сразу за ним выскочит и вручит ему забытое.
Когда мужик вышел, Вася заглянул на заднее сиденье. Чемоданчик лежит себе на полу, под кресло задвинутый. Выскочил Вася из машины. Смотрит мужику вслед. А изнутри его прожигают слова жены: деньги нужны на то, на се.
Вася измучился весь, но с утра уже был на пороге участка. Вошел он к начальнику. Тот сидит в кожаном кресле. Улыбается. Золотой ручкой что-то рисует в блокноте. «Садись, – говорит, – уже жду тебя». Васе даже неудобно стало. Ну, посудите сами, что о нем можно подумать. В его машине люди столько денег забывают.
Положил Вася чемоданчик на стол. Деньги достал. Начальник из кресла поднялся, да с трудом. Разжирел он с последней встречи. Вася в больнице такое видел – сердце шалит. Даже жалко стало начальника. Вася не только честный, но и добрый малый. Стали они деньги пересчитывать.
И вдруг шум, стрельба, крики. Автоматчики в камуфляже. Начальник на пол повалился. Деньги во все стороны разлетелись. Нашего Васю на пол кинули, руки заломили. «Попались, – кричат, – взяточники, бандиты!»
Тут до Васи дошло, что его подставили. Смотрит он на лежащего мордой в пол начальника, а тот весь поседел, не шевелится, не дышит. Помер, гад!
Вот такая история. Жена, кстати, Васю до сих пор пилит. Младшему на институт надо, среднему на свадьбу, старшему с внучкой помогать. Эх, бабы, бабы.
Я и сам в эту историю по первой не поверил. И все же за Ваську я ручаюсь. Год у нас работает, хоть бы винтик спер!
Наталия Бадя
В Израиль я перебрался со всем своим многочисленным семейством в конце 90-х. Кошку тоже забрали с собой. Кому нужна на редкость занудливая престарелая девица без определенных примет, кроме острых, будто булавки, когтей?
Как все начиналось? Утром ребенка в садик, жену и себя в ульпан (учить иврит), в обед первая работа – помыть полы в супермаркете, вечером собрать всю родню – кого с работы, кого с ульпана, забросить домой, и уже ночью выделить часок-другой любимому ремеслу – журналистике. Поскидывать впечатления на дряхлеющий ноут и дрыхнуть. А утром – прежняя кутерьма. Где-то через год я получил разрешение на вождение такси. И по факту могу честно сказать, что работа за баранкой существенно разнообразила мое знание людей, жизни и иностранных языков. Но если ты не собирал продуктовые тележки у супера или не гонялся за улепетывающими через клумбы псами (сиделка для собак, а что в этом такого?) и чужими детьми (попросили присмотреть, пока мамочки побежали в магазин/аптеку/на работку), или, к примеру, не научился стричь газоны, мыть полы, а уж тем более крутить баранку такси, то какой ты, к черту, репатриант?
Это даже не воспоминания о работе. Скорее коротко о главном – о настроении. Скажете, что важнее всего безопасность? И это тоже. Но бывает, от катастрофы, от той, которая душевная, спасают только люди. И к лучшему, что все они разные.
Куплю ружье
Еду в Тель-Авиве. Останавливает меня пожилая пара. Она – типичная еврейка. Вся такая Фира Абрамовна. Жакет, нарощенные ногти, лак, с пуд золотых колец. Немного картавит.
– Шалом.
У нее это звучит, как «шавом».
– Шалом.
Ее муж – лысый, раскрасневшийся от гнева, в распахнутом пиджаке. Плюхается на сиденье. Хмурит лохматые брови, бухтит под нос. Дверью автомобиля – шварх! Громко. Ладно, думаю, спрашиваю адрес, дама говорит, отъезжаем.
– Я куплю ружье, Сара, куплю ружье и убью эту женщину! – Столько боли в его словах. Столько отчаяния.
– Котик, мивый, ну кто тебе даст овужие? – простодушно отвечает жена. – Тебе даже кведитную кавту «Мастев Кавд» не дали!
Забота о ближнем
У аптеки подхватываю хорошенькую дамочку. Немного напомнила мне Золушку из когда-то популярной чешской сказки. Сероглазая, кудряшки пепельные, нос курносый, аккуратная, платье кремовое в крошечных розочках. Улыбалась чему-то своему, пока вез. Разрумянилась, отвечая на сообщение в телефоне. И я тоже как дурак улыбался с ней всю дорогу. Потом вдруг Золушка моя как раскашляется, так тяжело, с отдышкой, видно простуда одолела.
– Болеешь? – проявил я участливость.
А она так посмотрела на меня с прищуром и говорит ангельским голосом:
– Нет, блядь, для удовольствия.
Не один я, видимо, такой участливый в этой стране.
Ух, прокачу!
Исаак – двоюродный брат жены и инструктор по экстремальному вождению. В России просто любил погонять, здесь из хобби сотворил профессию, короче, довольный, как слон. Осенью брат ездил на Псковщину, там у него немногочисленные родственники, в том числе родной брат и теща Мария Львовна. Я знал, что отношения с Марией Львовной у Исаака так себе, она типичная учительница, а он вольнодумец, гонщик и к тому же еврей.
Короче, брат вернулся, я забрал его из аэропорта, едем. Я с ним обычно молча езжу. И не потому, что нам не о чем потрепаться, а потому, что всю дорогу этот гонщик профессионально доказывает, что ездить я не умею, и вставить слово просто не получается. Я привык. Едем молча. И тут брат внезапно говорит:
– Наладил отношения с тещей.
– Ну! – невнятно и одобрительно прогудел я, не отрываясь от дороги.
Исаак – жилистый, заросший черной, кучерявой бородой, как абрек, загорелый, весь затрясся от беззвучного смеха.
– Брат мне как-то вечером говорит: слушай, Изя, будь другом, отвези тещу в лес за грибами, я уже неделю ей обещаю, да не успеть ни фига, каждое утро дергают. Отвезешь, да? Я сперва ему хотел ответить словами великого поэта, таки иди ты в жопу, Русик, но потом, – Исаак щелкнул пальцами и причмокнул губами, – я брат этому гою или где? Согласился, в общем. Утром теща с корзинкой размером с нее примерно (а Мария Львовна и правда мелкая, только одни очки и нос) уселась на заднее сиденье и губы поджала, уже всем недовольна. Ну я и решил: прокачу-ка я тебя, милая, с ветерком.
Исаак примолк на мгновение, взглянул на мои дисциплинированные 110 км по трассе и отвернулся к окну.
– Гнал я, Макс, не поверишь, 250, это по дороге их кривой, по колдобинам просто взлетал, на автостраде чуть ли не на двух колесах между машинами проскакивал, веришь, самому страшно было, ну, думаю, бабке – капут. И правда, не оглядываюсь, вдруг померла невзначай?
– И что? – спрашиваю осторожно, но мне как-то заранее смешно от выражения лица брата. Озабоченное такое. Вдохновленное. И обескураженное, как у щенка.
– Что-что, выруливаю со встречки, мотнуло меня на лесную дорогу так, что едва желудок не нацепился на гланды, и тут слышу, как Мария Львовна, этот божий одуванчик, вцепляется мне в спинку сиденья, вижу в зеркале заднего вида, как у нее сверкают глаза, и она восторженно шепчет мне: «Ну, зятек, ну удружил, первая буду, все грибы соберу!»
– И? – смеюсь.
– И, – брат широко ухмыльнулся, – так и подружились.
Материнский взгляд
В аэропорту Бен-Гурион садится пара. Явно мать и дочь. Похожи, как две горошины. Забросил их вещи в багажник. Присмотрелся. Матушка – дама лет пятидесяти, чистенькая. Ее дочери где-то под тридцатник, улыбчивая, полная, шумная, эдакая Мадам Грицацуева – мечта поэта. Майка с кислотным принтом ничего не скрывает.
На светофоре успел подсмотреть за ними в зеркало заднего вида. Матушка смотрела материнским взглядом на свое чадо и неодобрительно поджимала губы. Знаете ли, друзья мои, что такое знаменитый материнский взгляд? Вы точно его ни с чем не спутаете, как не спутают другие сотни тысяч и тысяч детей, у которых уже свои дети, и у которых уже лысина, или пузо с паровоз, или груди подпрыгивают как мячики, вырываясь за границы майки с кислотным принтом. В общем, этот взгляд читается одним словом без пробелов: «чтонатебенадетопочемутынезвонилатычтотакпоправиласьтычтопьешь?»
Поехали. Слышу, что матушка, понизив голос, говорит:
– Анна…
Дальше по тону должна следовать фраза: «Похороны завтра, все умерли!»
Мы с девицей оба явно напрягаемся. Мне-то в принципе нет дела, но все мы люди, а горе – оно вот, рядом. На ощупь открываю бардачок, там пачка бумажных носовых платков.
– Дочка, – с тем же печальным трагизмом продолжает дама, – ты совершенно перестала краситься. Так нельзя.
День без плохих вестей
Едет со мной Рахель – наша диспетчер. Статная марокканка с красивыми, немного грустными глазами. Лет десять назад во время операции в Газе был убит ее муж. У нее осталось пятеро детей. Сейчас старший служит в боевых войсках. Младшему двенадцать. Рассказывает мне по дороге:
– Моше двенадцать, сегодня лайкнул мне фотку и говорит: «Мама, ты на ней такая красивая, и глаза у тебя здесь, как у Гэндальфа!»
– В открытом доступе написал? – уточняю с выражением лица «покерфейс».
– Слава богу, нет, – смеется. – Но Гэндальф вынес, конечно.
Едем. Смеемся. Тихий день без плохих новостей.
Связь времен
Вечером уже возвращаюсь домой, включил радио, играет ДДТ «Что такое осень». А за окном ветрено, мелькают вихрастые пальмы, и какая-то такая ностальгия по юности, что почувствовал себя жутко древним. Тут голосуют. Мать и сын. Парнишка лет тринадцати с папкой из музыкалки. Явно из бывшего Союза. Со временем ты легко определяешь эту «русскую алию» по манере общаться. Усаживаются, я хочу потише сделать, потому что многие из музыки предпочитают звуки собственного голоса, но женщина с улыбкой просит:
– Оставьте, пожалуйста.
«Своих» мы узнаем по любви к русскому року, это верно.
И тут ее мальчишечка, слушая песню, вдруг встрепенулся:
– Ма, так я ее знаю!
– Знаешь? – неподдельное удивление в голосе «ма».
– Ну да же! Что такое осень, это небо, плачущее небо под ногами, – ломающимся тенором затянул паренек, – ДДТ, правильно?
– А откуда же ты ее знаешь?
– Да мы сегодня на музыке ее заучивали, – с серьезным вдохновением в голосе отвечает ребенок, – она, мам, знаешь, крутая. – Примолкает, а потом с чувством добавляет: – Она другая, но все равно крутая.
Мы, взрослые, молчим. Мальчишка тоже притих. Едем и слушаем крутую музыку.