И вот однажды колдун предъявил хозяину плод своих многолетних трудов — Неистребимого. Это уже позднее Гай назвал его так для арены, потому что имя, которое дал ему Нузирис, невозможно было произнести, не сломав язык. Египтянин говорил, что смешал древние практики жрецов Города Мертвых с какими-то обрядами колдунов диких племен Африки. Говорил, что создал непобедимого воина — существо из частей тел сильнейших бойцов, сшитых воедино, — и вдохнул в него жизнь, заключив с древними богами тайное соглашение. Гай не слишком вдавался во всю эту мороку, но очень быстро извлек для себя выгоду, испытав колдовское существо в амфитеатре. Оказалось, что это — идеальная машина для убийства. Что и требовалось толпе зевак, собирающейся поглазеть на гладиаторские бои. Потустороннее существо с экзотической внешностью и необычной манерой драться очень скоро стало всеми любимым чемпионом Капуи. Кроме того, руками Неистребимого Гай Полибий принялся устранять своих главных конкурентов, врагов и просто нежелательных людей, надежно укрепив свое положение в городе. Слухи о каре богов, Полночной Смерти Капуи, пугливым шепотом расползались по улицам и домам патрициев, а дом Полибия всё продолжал возвышаться над прочими…
— Дарога нет, — вывел ланисту из воспоминаний низкий голос раба-каппадокийца, одного из четырех, что несли господский паланкин.
— Что значит "нет"? — не понял капуанец и, костеря бестолковых носильщиков, так толком и не выучивших язык латинян, отодвинул полог и посмотрел, что творится впереди.
А впереди путь ему преграждала толпа, собравшаяся у дома, в который он как раз направлялся. Все страшно галдели, причитали и бормотали какую-то околесицу о гневе богов и молнии Юпитера. Основная масса толкалась у ворот во двор, задние ряды напирали на передние, любопытно вытягивали шеи и напрягали глаза, пытаясь что-то рассмотреть.
Не желая ждать, пока народ расступится, Полибий в ярости велел опустить паланкин наземь, вышел из него и, раздавая тычки и проклятья, проложил себе путь прямиком сквозь толпу. Протиснувшись, наконец, через неимоверное скопление народа, ланиста вошел во двор. И обомлел: двое рабов выносили из внутренних покоев погруженное на носилки тело человека, закутанного в черные одеяния. Капуанец спешно подошел к ним, откинул скрывавшее лицо покрывало… и в ужасе отпрянул. Остекленевшими черными опалами невидящих глаз на него смотрело лицо Нузириса — застывшая маска смерти и леденящего ужаса. Египтянин был мертв.
Капуанский ланиста Гай Полибий протяжно застонал.
Только сейчас он вспомнил, как верный маг говорил ему, что заключая соглашение с древними богами и вдыхая жизнь в неживое тело, он препоручает свою собственную жизнь их воле. И поэтому, если падет Неистребимый, то в тот же миг смерть постигнет и его создателя, ибо одной нитью связаны они. Тогда Гай ему не поверил. Когда фракиец на арене растоптал скарабея, в сердце ланисты закралось смутное сомнение. Теперь же капуанцу казалось, что где-то рядом витают бесчисленные тени неведомых демонов в поисках человеческих душ.
И тогда истошный вопль безумия огласил маленький дворик римского особняка в богатом квартале Тримонтиума.
Остров крылатого идола
1. Кровь на песке
Отгорел рассвет и, вступив в свои права, новый день солнечными лучами осветил величественные кроны гигантских деревьев. Летний ветерок, прошелестев меж пушистых ветвей, тронул легкой рябью зеркальные воды бегущего среди трав ручья и устремился вдаль, обдувая скалистые утесы серых отрогов гор, нерушимой стеной возвышавшихся на востоке.
Внезапно, в лесу, меж стволами деревьев, замелькало человеческое тело. Миг, и из чащи, оглядываясь на ходу, выбежал мужчина. Он был абсолютно обнажен, если не считать набедренной повязки на чреслах и широких медных браслетов на запястьях. Грудь, тяжело вздымавшуюся от бега, крест-накрест перехватывали широкие кожаные ремни, крепящие к спине мужчины ножны с тяжелым, прямым двуручным мечом.
Высокого, выше четырех локтей, роста и могучего телосложения, бегущий однако не производил впечатления грузного и неповоротливого. Скорее наоборот: в каждом его движении сквозила легкость и грация охотящейся пантеры.
Отбежав локтей на тридцать от опушки, он оглянулся и, откинув со лба прядь длинных, черных как смоль волос, вгляделся в зеленую чащу. Наконец, его серые как сталь глаза сурово сверкнули, что-то усмотрев, и тут же из леса выскочили семеро вооруженных мечами воинов, облаченных в панцири и туники преторианской гвардии. На головах у преследователей были легкие стальные шлемы, скрывавшие светлые локоны волос.
Увидев беглеца, преторианцы радостно закричали и рассыпались полукругом, постепенно сплачивая ряды.
Даже если мужчина и чувствовал себя в ловушке, он ничем этого не показал. Злобно ухмыльнувшись, он выхватил из-за спины меч, готовясь подороже продать свою жизнь. Он знал, что его противники тоже были не робкого десятка. Многие сражались на границах Империи, закаляясь в войнах с дикими варварами Севера и оттачивая свое мастерство в сотнях стычек на горных перевалах Фракии, где он родился.
Легионеры медленно подходили к фракийцу. Один из них, облаченный в позолоченный панцирь и такой же шлем, поднял руку с мечом вверх.
— Ну что, Бесс? — насмешливо крикнул он. — Клянусь Юпитером, ты попался! Как теперь будешь выбираться, фракийский пес?
— Будь уверен, Квинт, — прорычал горец, — я успею прихватить с собой на тот свет пару-тройку твоих солдафонов, а может и тебя самого. Ну, кто первый?
Побуждаемые фракийцем, легионеры Квинта рванулись в бой. Мгновение, и они окружили его со всех сторон.
— Фракийский пес! — вскричал Квинт, но звук его голоса потонул в яростном реве одного из легионеров, который первым напал на Бесса.
Фракиец увернулся от удара, слегка отклонившись в сторону, а затем с быстротой змеиного броска его клинок прорвался сквозь блок легионера. Острый двуручный меч распорол пах преторианца снизу верх, и с криком боли и ужаса воин рухнул на траву, обильно орошая ее кровью.
Отскочив назад от сверкающего клинка, Бесс размахнулся в прыжке и рубанул сплеча. Кости, плоть и кровь смешались в единую кровавую массу. Отрубленная голова легионера взмыла вверх, захлебнувшись в крике.
Бесс, тем временем, не стоял на месте. Подобно вихрю он носился среди нападавших, внося сумятицу и страх в их ряды. Чья-то рука поднялась над головой, сжимая меч, но опуститься уже не успела. Взмах серебристого клинка, и, отрубленная по локоть, она упала наземь. С побелевшим лицом легионер, прижимая к груди обрубок, в стенаниях рухнул на колени, силясь остановить кровь, ручьем хлеставшую из раны.
Бесс оскалился в жуткой ухмылке и опустил меч на голову следующего противника. Сминая шлем, клинок углубился в череп легионера, бросив его на колени. Из-под стали брызнули ошметки плоти.
Сам фракиец до сих пор оставался невредимым, если не считать пару легких порезов.
Квинт, чертыхаясь, размахнулся, но ударить не успел. Пронзительный резкий вопль ужаса отбросил его от фракийца. Битва мгновенно прекратилась.
Бесс стоял, опустив дымящийся от крови клинок, и смотрел на лес, откуда, как ему показалось, донесся этот душераздирающий вопль. Преторианцы, заслышав крик, заволновались.
— Аид меня забери! — произнес Квинт с дрожью в голосе. — Что это было?
— Клянусь Дис, это со стороны пляжа, — один из легионеров взглянул на Квинта. — Может, что-то с галерой?
Неожиданно какая-то тень накрыла их сверху, но прежде чем они успели поднять глаза к небесам и увидеть фигуру, рождающую ее, раздался еще один крик, и на них рухнуло, истекая кровью, человеческое тело.
— Марк! — воскликнул Квинт и устремился к лежащему на земле телу.
Фракиец, привлеченный необычностью происходящего, подошел поближе. Несмотря на падение с огромной высоты, несчастный был еще жив. Он тяжело и хрипло дышал, грудная клетка его была раздавлена так, что окровавленные ребра торчали наружу. На миг взгляд его стал осмысленным, и он увидел Квинта, склонившегося над ним.
— Квинт… — прохрипел он, выплевывая кровь. — Убирайся… отсюда, если… хочешь жить… Это остров… демонов… проклятый богами!..…Беги… ибо проклятье… настигнет и тебя!..
С этими словами он умер. Кровь отхлынула от его лица, судорога прошла по телу и Марк замер навеки.
Квинт поднялся с колен, и его голубые глаза загорелись мстительным огнем.
— Клянусь Юпитером, кто-то ответит за его гибель, — поклялся он и положил руку на рукоять меча.
Бесс посмотрел на труп. Фракиец бывал во многих битвах, одна кровожадней другой, но никогда за всю свою жизнь он не встречал таких ужасных ран, как на Марке. Грудная клетка была страшно разворочена. Руки и ноги вывернуты под неестественным углом. Невозможно было даже поверить в то, что существо, лежащее перед горцем, когда-то было человеком.
— Фракиец, — внезапно послышался голос Квинта, и Бесс поднял голову. — За свои преступления перед моим народом ты заслуживаешь смерти — так мне сказал цезарь, — Квинт замолчал, как бы взвешивая свои слова, а затем продолжил: — …Марк был моим кровным братом и не раз спасал меня от смерти. Если ты поможешь мне отыскать на этом трижды проклятом острове его убийцу, я даю слово воина, что ты будешь свободен, и я перестану преследовать тебя. Ты согласен?
Бесс молча кивнул и пожал протянутую ему руку, принимая соглашение.
Неожиданно со стороны леса послышался звук битвы и звон клинков. Было видно, как на опушку выскочили двое рослых мужчин, отчаянно отбивающихся от орды наседающих на них невысоких смуглокожих воинов, разодетых в цветные перья.
— Клянусь Марсом, это Витус и Брут! — воскликнул один из легионеров. — И они живы!
— Скоро им придется туго, — заметил Бесс. — Вон видишь, как часть туземцев обходит их со стороны? Еще немного, и они возьмут их в кольцо.
— Так чего же стоим? — воскликнул преторианец. — Надо им помочь!
— А с Титом что делать? Он истекает кровью, — спросил второй легионер, указывая мечом на воина, которого фракиец сделал калекой.