…Проклятый старик улыбался. Кажется, для него все происходящее вокруг стало настоящим раем. Я даже чуть-чуть позавидовал – получать удовольствие в таком месте дано не каждому.
В углу коридора громоздилась куча хлыстов, судя по всему, приготовленных для нас. Вот только зачем они нужны, если тень голыми руками может легко расправиться со всем нашим отрядом?
– Амадео! Ты еще не нашел себе напарника? – с надеждой в голосе окликнул меня Ренато.
– За меня это сделали тени, – с сожалением ответил я, кивком показывая на старика.
– Они поставили тебя в команду с этим мерзавцем? – Ренато выглядел крайне возмущенным, но через секунду его тон изменился. – Спасибо, благодаря тебе тварь пытала нас намного меньше, чем могла бы.
От этой неожиданной признательности, о которой мечтал всего полчаса назад, я растерялся и покраснел, чуть не сказав пафосную крутую фразу, вроде "На моем месте так поступил бы каждый". Слава Богу, вовремя понял, как глупо буду при этом выглядеть, и поэтому пробурчал стандартное "Всегда рад помочь".
– За что ты его благодаришь, дурак? Он поднял руку на хозяина! Из-за него нас наказали! – зашипел старик, шепеляво плюясь.
– Не смей называть их моими хозяевами, – вскинулся Ренато, в гневе замахиваясь на прихвостня. Я перехватил его руку.
– Он твой удар даже не почувствует, зато тень обязательно это увидит.
А этот щупленький паренек достоин уважения! Надо же – даже здесь сумел сохранить человечность и собственное достоинство.
– Начнем! – тень подняла когтистую лапу, и нас раскидало пачками по двое вдоль стены. К каждой паре по воздуху медленно поплыли хлысты. – Работа проста: один встает лицом к стене, а второй бьет его по спине. Через двадцать минут меняетесь местами. Первый удар за тем, кто старше. Все ясно?
Наверное, из всех только я один вздохнул с облегчением – после того, как тебя резали живьем, что такое кнут? И не проще ли было тени повторить вчерашнее заклинание, заставив нас корчиться от боли на полу?
Кто в нашей паре старше, понятно – я молча встал лицом к стене и приготовился к удару. Судя по всему, магии в этом хлысте, как и в кинжале, достаточно.
– Сейчас будет больно-больно, – старик непрерывно хихикал, выдерживая прелюдию перед побоями. Сначала я чувствовал, как мерзавец, наслаждаясь оружием в руках, сверлит глазами мою спину. Потом пришла жгучая боль – я ощутил каждый конский волос, впившийся в беззащитную кожу. Благодаря вчерашнему опыту, я смог удержаться и не заорать, но вокруг раздались сотни криков: души визжали, падали на колени, рыдали. Старик понимал, что, как только он уберет хлыст, моя боль прекратится, поэтому не спешил делать следующий удар. Он стоял и наблюдал, как моя спина дрожит от невыносимого жжения. Наконец замахнулся для следующего удара. Было трудно, но на колени я не упал, даже когда старый мерзавец вошел в раж и молотил по шестьдесят ударов в минуту. Он старался попасть по лицу, но я закрывал его локтями. Кто-то пытался убежать, но тень щелкала пальцами, и спустя секунду страдалец снова задыхался от боли. Большая часть уже лежала на полу и рыдала, уткнувшись в стену. Бьющие старались вполсилы, ведь перед ними корчились их приятели, но гнев тени страшил сильнее, чем опасность испортить отношения с друзьями.
Я стоял, содрогаясь от ударов, и представлял, как совсем скоро буду лупить этого мерзкого старикашку. – Меняемся, – лицо мальчика сияло, тень была рада рвению своих подопечных.
Безумие и наслаждение в глазах старика сменилось ужасом. Он передал мне хлыст и (куда только делся весь энтузиазм) поплелся к стене. Этот дурак жил только одним моментом – с оружием в руках он чувствовал себя богом, даже не задумываясь о последствиях. Теперь он превратился в жертву, и я с удовольствием сжал деревянную рукоять хлыста, чтобы заставить его за все ответить.
Я уже поднимал руку для удара, когда случайно поймал взгляд мальчика. Красные глаза блестели, он улыбался. Коридор снова наполнился воплями, я огляделся и все понял. Те, кто совсем недавно были жертвами, сейчас бьют в два раза сильнее и яростнее, чем били их. Они мстят, во многих глазах я вижу блеск, они получают удовольствие от того, что хлещут своих мучителей. Ярость заставила забыть о том, что 20 минут назад они были друзьями. Вот она, вся суть Ада: высосать из нас все чувства, кроме эгоизма и страха. Я ненавижу этого старика, но не пойду на поводу у теней. Со всей силы пнув старикашку, я бросил хлыст на пол и снова встал у стены. Дед, мелко хихикая, пополз к оружию, а я снова приготовился к удару. Зато тень явно раздраженно отвернулась. Мою радость от маленькой победы прервала жгучая боль.
С каждой новой сменой ярость, с которой души истязали друг друга, возрастала и возрастала. Ни о приятельстве, ни о дружбе уже не могло идти и речи – все ненавидели друг друга, с каждым новым ударом стремясь причинить своему напарнику как можно больше боли. Я стараюсь терпеть. Правда, гордо стоять уже не получается – лежу, свернувшись калачиком, надеясь защитить хотя бы лицо. Интересно, сколько еще это продлится?
Единственное, что меня сдерживает от того, чтобы взять в руки хлыст – это улыбка тени, отраженная лицом мальчика. Если хлыст заколдован той же магией, что и кинжал, может быть, его тоже можно использовать как оружие? Но куда мне бить? Кинжал я бы смог метнуть, этому я обучен, а вот хлыст? Разве что попасть клиновидной рукояткой в глаз. Главное не промахнуться и, если повезет, я успею добежать.
– Смена! – в очередной раз произнесла тень.
Старик уже не обращал внимания на слова, просто продолжая с остервенением махать хлыстом. В этот раз я его удивил – встал и протянул руку за оружием. В глазах садиста снова появился ужас. Он понял, что сейчас ему придется платить за несколько часов издевательств. Я сделал вид, что готовлюсь ударить своего мучителя. В последний момент резко развернулся и швырнул хлыст рукояткой вперед в глаз мальчика. Что-то мне подсказывало, что тени плевать на все человеческие оружия, но сейчас она связана с мальчиком, а на парня оружие должно подействовать. Я попал в цель, но надежды не оправдались. Тень завизжала, и я снова почувствовал боль, от которой в прошлый раз потерял сознание. Все вокруг упали, корчась от невыносимых мук. Спустя несколько секунд тень взяла себя в руки и, заткнувшись, метнулась ко мне, волоча за собой тело мальчика. Она так близко, что я вижу, как из капюшона на меня с яростью смотрят голубые глаза без зрачков. Очень надеясь, что бесстрашно, с ненавистью смотрю в ответ. На самом деле жутко боюсь ее по-настоящему и ненавижу.
– Запомни этот коридор, мальчишка, – лицо ребенка снова стало довольным. – В следующий раз ты увидишь его только через сто лет. Скоро, сидя в своей комнате, ты будешь с удовольствием вспоминать, как старый извращенец бил тебя хлыстом.
В следующее мгновение я был уже в своей клетке, дверь захлопнулась. Неужели я заперт на целый век в одиночестве? Я мог ожидать всего – дикой боли, самых извращенных пыток, бесконечной бумажной волокиты. Но я не мог подумать, что мне просто не дадут больше воевать и бороться. Мне предстоит просидеть в четырех стенах целую вечность, и никто меня больше не услышит. Все, что я могу теперь делать – вынашивать план. За сто лет хотя бы одна стоящая мысль у меня должна родиться! Главное – не впасть в депрессию, которая, я знаю, непременно начнется.
Я полез за зеркалом, спрятанным между лампочкой и потолком. Мое отражение – мой единственный собеседник на ближайший век. Взяв в руки серебристый круг, я уже открыл рот, чтобы поздороваться со своей измученной копией. Но, вопреки ожиданиям, увидел там не себя.
Глава 8Рай
Элисс, сидя в кресле, внимательно изучала свою находку. Это зеркало с головой льва в верхней части. Радости от появившейся возможности полюбоваться на свое отражение девушка не испытала. Чему тут радоваться? Слишком тонкий нос, огромные щеки и вообще – собственная внешность ее никогда не устраивала. Когда Элисс была маленькой, их с другими девочками повели в лечебное крыло монастыря. Там им предстояло изучать человеческое тело и основы медицины. Самых способных отбирали, чтобы помогать лекарям. Элисс терпеть не могла эти уроки. В учебной аудитории по всем углам были расставлены банки с консервированными человеческими внутренностями, и вид органов, плавающих в какой-то специальной жидкости, вызывал у нее приступы тошноты. В тот раз все было еще хуже – группе предстояло практическое занятие. На каменном алтаре в центре аудитории лежало тело женщины средних лет, надежно зафиксированное цепями. Во рту торчал кляп. Девочки, опасливо косясь, заняли места за столами вокруг алтаря.
– Итак, как вы уже могли заметить, сегодня у нас будет практическое занятие. Кисть пациентки приобрела черный цвет и потеряла всякую чувствительность. Кто-нибудь может рассказать нам, что с ней? – лекарь-священник пытливо посмотрел на своих учеников. Элисс не хотела привлекать к себе внимания, но она слишком часто прогуливала этот предмет и уже волновалась из-за возможного наказания.
– Может быть, гангрена? – ответила она, поднимая руку.
– Вы правы, а можете сказать нам, как мы будем лечить это заболевание?
– Ну, сначала надо дать пациентке немного опиума, чтобы приглушить боль, затем ампутировать кисть и остановить кровь, окунув конечность в кипящую смолу, – Элисс запиналась. Она всегда старательно читала учебник, но, когда дело доходило до ответа перед полной аудиторией, впадала в ступор.
– Правильно. Только опиум на бездушное тело мы тратить не будем – кляпа во рту и цепей вполне достаточно, чтобы она не мешала нам проводить ампутацию. Вы сегодня будете моей помощницей, остальным требуется внимательно смотреть за ходом операции, – лекарь жестом пригласил Элисс к алтарю.
Проклиная себя за излишнюю инициативность, девочка поплелась в центр аудитории. На камне возле пациентки уже лежали инструменты: ржавая учебная пила, щипцы, грязные тряпки со следами крови других тел. Женщина была стройной, невысокой, а ее лицо было чем-то знакомо Элисс. С ужасом она начала понимать, что это тело очень похоже на нее, а эти стеклянные карие глаза она каждый день видела в зеркале. Элисс отвернулась: ни один ребенок в монастыре не хотел признавать свое родство с бездушными. И вот сейчас она, кажется, видит свою мать. Слезы без спроса потекл