Антонио дель Поллайоло. Геракл и гидра. 1475. Италия, Флоренция, галерея Уффици. Лернейская гидра, чудовищное существо с семью головами – мифическое создание гораздо более древнее, чем знаменитый Зверь Апокалипсиса
Фантастические создания
Царство фантазии населено совершенно особыми существами: это герои самых разных видов, владельцы несметных сокровищ и древних тайн, жрецы, обладающие удивительной силой, хранители магических формул и ритуалов, преодолевающие ограничения реальности, враги, всегда готовые устроить смертельную засаду. Сказки заимствуют структуру, сюжет и героев из этого необъятного мира, учитывая особенности его составных элементов и складывая их в единую гармоничную головоломку.
Фантастический мир наполнен причудливыми образами, сопоставлениями и противопоставлениями и, главное, стремительно меняющимися ситуациями и событиями. Все в этом мире абсолютно внезапно и беспрепятственно переворачивается с ног на голову: любое правило может быть нарушено, а значит, любые желания или страхи могут в любой момент стать реальностью. Именно поэтому в фантастическом мире обитает бесчисленное множество всевозможных тварей, мутантов и химер.
В сказках животные принимают полноценное участие в событиях, происходящих в мире людей. Они движимы теми же намерениями, взаимодействуют с людьми (помогая или мешая им), умеют говорить, имеют определенные ценности и способны строить планы.
Жан Огюст Доминик Энгр. Руджьер спасает Анжелику. 1819. Франция, Париж, Лувр
На первый взгляд можно предположить, что в мире фантастического господствует наивный антропоцентризм, где объективное видение животного мира оказывается испорчено человеческими проекциями. В определенном смысле так оно и есть, однако не стоит игнорировать тот факт, что движущей силой очеловечивания является в первую очередь тесная связь человеческого и звериного.
Именно эта близость, открытая дверь между двумя мирами, позволяет реализовать анатомические, функциональные и поведенческие заимствования – образ героя-человека обогащается чертами животного, и наоборот. С одной стороны, это позволяет поддерживать высокий уровень изумления и напряженности у читателя/зрителя, с другой – свидетельствует об абсолютной проницаемости границы, разделяющей наши два мира. Типичный представитель мира сказок и мифов – это фактически культурный гибрид человека и животного, промежуточная форма, в которой иногда преобладает человеческое, а иногда – животное начало.
Природа чудовища, в явной или скрытой форме отличающая фантастический персонаж от героя реального мира, почти всегда присутствует в таких образах. Герой-человек, какими бы ни были его достоинства, чаще всего хотя бы частично принадлежит к царству «непохожих»: он силен, как бык, храбр, как лев, быстр, как конь, и дик, как кабан. Добродетель героя то и дело соотносится с образом животного-двойника, способного в любой момент проявить себя, броситься на помощь протагонисту или наделить его необходимыми звериными чертами. Такое «раздвоение личности» позволяет задействовать механизм метаморфозы, то есть добиться полного соответствия личности персонажа животному-двойнику.
Чудовища, свирепствующие в мире фантастического, помогают обозначить еще одно отличие сказки от реального мира, противопоставляя порядок хаосу. Смешение анатомических характеристик и возможность менять внешность и размеры превращают монстра в символ хаоса. Хаос в целом довольно важен в сказке, поскольку он, как правило, поддерживает и оправдывает структуру повествования, придает рассказу последовательность. Обычно мы наблюдаем циклическое развитие сюжета в соответствии со схемой: начальный порядок – хаос – конечный порядок, где центральная точка повествования одновременно является самым важным и захватывающим моментом для читателя/зрителя и позволяет создавать ситуации, обеспечивающие повествованию множественность вероятных исходов.
Смесь взаимных заимствований, обогащающих нашу культуру и мировоззрение, порождает существ, которые вызывают одновременно очарование и ужас, – многоголовая гидра, сирены с их коварными и соблазнительными песнями, драконы – повелители огня, Горгона Медуза со змеями вместо волос.
Анализ мира фантастического с его волшебством, взаимными смешениями и чудовищами приводит нас к вопросу о значимости сказки для нашего познания. Череда разнообразных форм и вызванное ими удивление имеют основополагающее значение в когнитивном плане. В самом деле, если разложить сказку на важнейшие составляющие и изучить их, то окажется, что все они так или иначе происходят из области знания. Иными словами, сказка представляет собой один из способов познания – излюбленного человеческого занятия.
Давайте отступим чуть назад. Если рассматривать акт познания с позиции этологических исследований, то можно сказать, что он (как и другие инстинкты) поддерживается стимулом удовлетворения определенной потребности – в нашем случае томительного желания узнать больше об окружающем нас мире.
Прекрасно, но какое отношение это имеет к сказкам и главным героям этой книги, животным? С точки зрения эволюционной биологии кажется, что удовольствие, которое мы получаем от чтения/просмотра любой сказки или легенды, необъяснимо. Коктейль изумления и волнующего напряжения, ритм повествования, чередование неожиданных ситуаций завораживает нас и в этом смысле удовлетворяет внутренний интерес, заставляя не упускать ни одной детали сказки в предвкушении новых эмоций. Такое влияние сказки и мифа на познавательные способности и воображение должны вызывать у нас некоторую настороженность.
Если внимательнее посмотреть на сказку, становится ясно, что каждая ее деталь – будь то структура сюжета или характеристики героев – умело преувеличена. Все в ней словно выкручено на максимум: свирепость дракона, доблесть и добродетель героя, нелепость или невероятность происходящих в сюжете ситуаций. Повествовательная канва сказки стимулирует воображение и идеально подходит для удовлетворения нашего любопытства. В результате сегодня сказки отвечают на наши познавательные потребности гораздо более умело, чем внешние раздражители, – это похоже на то, как сладости удовлетворяют наш вкус, генетически ориентированный на то, чтобы улавливать и различать присутствие сладкого в пище. Вот почему фантастическая сказка сравнима с калейдоскопом, построенным, чтобы баловать, но при этом совершенствовать нас – формировать и развивать наши познавательные способности. Так что американский психолог Бруно Беттельхейм (1903–1990)[21] был совершенно прав, когда утверждал, что сказка – важнейший инструмент когнитивного развития ребенка.
Зооантропологи уделяют значительное внимание феномену зоотропии, то есть склонности ссылаться на мир животных в различных ситуациях.
По их мнению, образ животного идеально подходит для обострения нашего когнитивного «аппетита». Следовательно, не обращаясь так или иначе к теме животного мира, в читателе/зрителе невозможно пробудить интерес или чувство сопереживания.
Таким образом, когнитивные потребности человека сосредоточены на животных, которые не могут быть исключены из сферы воображения даже при намеренном модулировании полностью выдуманной ситуации. Казалось бы, научная фантастика как жанр обычно довольно далека от животных образов, однако образы множества инопланетян и прочих «нечеловеческих» существ созданы по принципу териоморфизма (то есть какое-либо существо наделяется животными чертами).
Таким образом, сочетание человеческих знаний и животных форм дает нам уникальный доступ к миру магического.
Темы, связывающие мир детства и мир животных, многочисленны и многогранны: часто животные используются как метафора для обозначения еще не достигнутого человеком состояния, которое можно обрести в ходе путешествия или метаморфозы (роста)
Волшебная сказка помещает в фокус нашего внимания все самое необычное и зрелищное: это поле, на котором действуют знакомые нам сны и кошмары, желания и страхи, и одновременно – дверь в неожиданное и неизвестное. Образы фантастических персонажей – будь то миф, сага, сказка – должны отвечать этим требованиям: герой должен зацепить внимание читателя/зрителя какой-нибудь знакомой деталью, но одновременно предложить нечто доселе невиданное и неизведанное. Чтобы увлечь читателя/зрителя, необходимо позволить ему приблизиться настолько близко, чтобы он смог осмыслить и идентифицировать происходящее, и в то же время необходимо дать ему возможность в любой момент отдалиться, чтобы разжечь любопытство, удивление и желание отправиться в познавательное приключение.
Мир детства и мир животных
Во всех культурах животное дарует человеку привилегированный доступ к сверхъестественному миру. Это особенно заметно, если мы обратимся к сказке – вселенной, богатой на удивительные события, месту детских фантазий и грез. Неслучайно вечный ребенок, Питер из Нетландии, взял себе имя Пэн – оно происходит от образа Пана, античного божества дикой природы и пастушества. «Питер Пэн» – сказка, в чем-то зеркально отражающая «Пиноккио» Карло Коллоди, – подчеркивает ярко выраженный зооморфный характер детства. В этом смысле можно сказать, что переход к взрослой жизни – отвратительный в «Питере Пэне» и долгожданный в «Пиноккио» – характеризуется отдалением от волшебного мира, в котором царят животные. В обеих сказках мир детства насыщен анималистическими чертами (кстати, именно животное открывает героям дорогу в этот волшебный мир):
• главные герои обладают звериными чертами (Манджафоко, фея, грабители в «Пиноккио», капитан Крюк и фея Динь-Динь в «Питере Пэне»);
• в сказках действуют очеловеченные герои-животные (говорящий сверчок, кит в «Пиноккио», крокодил в «Питере Пэне»);
• герои способны к метаморфозам в человеческой и нечеловеческой сферах (Пиноккио и Лючиньоло в Стране развлечений).
Животные играют крайне важную роль в процессе развития и образования; в некоторых аспектах они являются незаменимыми уникальными ориентирами, которые стимулируют наше сознание, задавая нам вопросы и помогая найти ответы.
Вот несколько важных пунктов, определяющих образовательную ценность животного.
• Животное обучает ребенка распознавать иное, отличное от человеческого: общаясь с ребенком путем доступных сигналов, оно тем самым дает ему возможность соотнести сообщение с источником, а значит, понять ценность поведения, отличного от человеческого.
• Животное снижает недоверие/страх перед окружающей реальностью: знакомство с разнообразием животного мира означает, что ребенок будет спокойнее относиться к разнообразию в целом, ощутит его познавательную ценность и избавится от всевозможных страхов.
• Внешнее, функциональное и коммуникативное разнообразие животного мира становится своего рода азбукой для воображения ребенка. Многие антропологи подчеркивают когнитивную значимость модели животного: «присутствие животного полезно для мышления». Такие науки, как бионика и кибернетика, подчеркивают важность наблюдения за стратегиями выживания животных, утверждая, что это помогает человеку представлять и реализовывать новые технологии.
• Животное-знак предлагает ребенку набор когнитивных задач; ребенок учится взаимодействовать с животным и интерпретировать его поведение, совершенствуя собственное понимание и способность рассматривать сигналы природы как нечто несущее смысл.
• Животное может служить стимулом к общению: оно воспринимается ребенком как сверстник и товарищ по игре; такие отношения способствуют развитию экстраверсии, особенно у детей с нарушениями коммуникативных функций.
• Животное не осуждает и не критикует, оно доступно, в отличие от мира взрослых; с животным можно притвориться взрослым/родителем и воспроизвести модели, взятые из мира взрослых. Это расширяет возможности для формирования адекватной самооценки.
Мир взрослых зачастую представляется логичным и неизменным, а мир животных, наоборот, фантастическим, изменчивым и необъяснимым с помощью логики. Ребенок находится как бы между этими двумя мирами, но изначально более близок ко второму, чем к первому. Перед ним открываются две возможные дороги: первая ведет в мир взрослых через упорную работу разума и лишение эмоциональных и иррациональных импульсов, лежащих в основе волшебного мира животных. Вторая, наоборот, ведет непосредственно в мир животных, причем выбравший ее герой может выглядеть по-разному: это и вечный ребенок в «Питере Пэне», и лентяй и врун в «Пиноккио». Однако оба героя несут в себе териоморфные элементы характера (нелогичность, эмоциональность, открытость к общению), которые позволяют им успешнее взаимодействовать с окружающей реальностью и лучше понимать самих себя. Общество нечеловеческих созданий оказывается им ближе и понятнее, чем общество людей. Вступление в мир взрослых означает утрату состояния животного блаженства: даже в «Пиноккио» кризис отказа от животного начала – тяжелый процесс, связанный с отказом от инстинктов и соблазна придумать собственную вселенную, окружив реальность неким магическим ореолом.
Взаимосвязь детства и животного мира – вовсе не банальное следствие культурной традиции и педагогики, основанное на идее преодоления зависимости от инстинктов. Мы видим настоящую глубокую близость, полную понимания и взаимного интереса и превратившую животное в незаменимый ориентир для роста и становления личности ребенка.
Исследования в области психологии показали, что присутствие в жизни ребенка животного-товарища по играм облегчает преодоление кризисов переходного возраста или психологических кризисов, обусловленных обстоятельствами (смена места жительства или круга общения, потеря родственника). Таким образом, животное не только формирует когнитивные навыки, но и предлагает эмоциональную поддержку. Дети сразу чувствуют общность, связывающую мир животных с детской реальностью, и более ярко видят различия между своим миром и миром взрослых.
Сирены с их коварным и соблазнительным пением, с их странной анатомией символизируют различия между реальным и вымышленным миром, противопоставление порядка и хаоса
Спонтанность, беззаботность, отсутствие ответственности – все это приводит к чрезвычайно прочной связи ребенка с миром животных. Мир детства почти всегда противопоставлен миру взрослых, и все же эта противоположность часто остается в ребенке неоформленной, в то время как в животном она четко определена.
Поэтому иногда для того, чтобы полностью измениться, необходимо выбрать животное, способное помочь довести эту трансформацию до конца. Именно таким животным является Белый Кролик из «Алисы в Стране чудес», представитель мира, в котором отображаются тайные мечты (и кошмары) детства и где «чудо» – главный ключ и ответ на все вопросы.
Сказочные животные
Мы уже говорили о том, что мир сказок – уникальное место. В сказке животный мир и магия встречаются и вместе создают вселенную, свободную от ограничений.
Но почему животное в сказках так важно? Очевидное родство двух реальностей – магической и звериной – не объясняет почти навязчивого присутствия героев-животных в повествовании: зачастую они занимают все внимание читателя/зрителя, вплоть до исключения протагониста-человека из сюжета и/или сведения его роли к простому зрителю, как в случае с «Алисой в Стране чудес».
Сказка должна увлечь ребенка, удовлетворить его потребность в чуде и при этом соответствовать уровню и темпу его внимания, глубокого, но нестабильного. Для этого удивление должно подпитываться разнообразными чувствами – соотнесением себя с персонажем, любопытством, страхом и восторгом.
Сказка имеет свое временно́е измерение, которое определяется происходящими в ней событиями и развитием сюжета. Для взрослых, которых при выборе книги для чтения детям интересуют воспитательные и дидактические его аспекты, определяющим становится сам жанр сказки, однако сами дети воспринимают сказку совершенно иначе. Для них это скорее пространственное измерение, территория, где можно дать волю воображению. Сказка как локация обладает определенными характеристиками, которые можно назвать скорее экосистемными, чем структурными. Экосистема сказки превращает ребенка в путешественника, свободную личность, погруженную в нестабильный мир, полностью соответствующий его когнитивной природе. В сказочном мире описаны абсолютно нереальные ситуации:
• желания сбываются;
• время растягивается или сжимается в зависимости от происходящего;
• стираются межвидовые, социальные или возрастные границы;
• принадлежность ребенка к человеческому миру не сдерживает и не ограничивает порывы его воображения или познавательные возможности.
Карл Офтердингер. Иллюстрация к сказке «Кот в сапогах». Конец XIX в.
Таким образом, сказка в каком-то смысле представляет собой тренировочное поле для ума ребенка. Она позволяет ему самому совершить новые открытия и поучаствовать в познавательных приключениях; также в сказке у ребенка обычно есть проводник – это существо-советчик, который объясняет непонятное и дает инструменты для интерпретации происходящего, помогает упорядочить и структурировать вселенную возможностей, а также дает зрителю набор цветов, звуков, форм и образов, необходимый для погружения в мир магии. В сказке роль такого проводника, как правило, выполняет животное.
Через фантастические истории мы восстанавливаем связь между нашим личным детством и детством человечества в целом. Сказочный мир напоминает нам о существовании в далеком прошлом времени и состояния – ныне безнадежно утерянного, – в котором животные были нашими единственными учителями.
Животное через сказку как бы показывает ребенку, какие чудеса и другие миры он теряет, вступая в мир взрослых. Следуя этой логике, мы видим подтверждение стереотипа, возникшего в сфере классического образования, согласно которому ребенок еще не является человеком в полном смысле этого слова, а представляет собой некое гибридное существо – отсюда и его способность к взаимодействию с животным миром.
Ребенок балансирует между двумя вариантами: присоединиться к социуму или полностью стать частью мира животных. Это промежуточное состояние ребенка полно двусмысленности, потому что частично он находится в обоих мирах, занимая пространство между ними, и может пользоваться преимуществами обеих реальностей, но при этом не обязан следовать их законам (ведь он не принадлежит ни одному из них полностью).
В отсутствие полностью оформленной идентичности ребенок может преодолевать ограничения собственной природы и путешествовать по фантастическому и разнообразному миру животных, в котором таится бессчетное множество удивительных вселенных и способов прожить эту жизнь.
Животное по-другому интерпретирует и ощущает мир, то есть его существование в некотором смысле происходит параллельно нашему. При изучении органов чувств и психических структур, служащих животным для интерпретации сигналов, было установлено, что их свойства у разных видов сильно отличаются друг от друга. Это позволяет утверждать, что каждый вид, хотя и делит мир с другими, живет в своей собственной реальности. Животным, таким образом, оказываются доступны сенсорные пространства и информация, недоступные человеку. Вспомните, например, об обонятельных талантах собаки, остром слухе кошки, эхолокации дельфинов и способности воспринимать невидимые для человека области светового спектра типа ультрафиолета (пчелы) и инфракрасного излучения (змеи).
В сказках часто встречается животное-проводник. Оно указывает путь, сопровождает, часто помогает, а порой и навлекает беды на главного героя
Ребенок может на довольно глубоком уровне отождествлять себя с животным. Привыкая к нечеловеческому миру, он начинает считать человеческую реальность неполноценной и своего рода «слепой», неспособной считывать определенные сигналы из внешнего мира. Таким образом, мы видим еще одно сходство между миром сказок и миром животных: реальность обоих миров выходит за пределы человеческих возможностей восприятия и интерпретации. Проще говоря, сказка демонстрирует несостоятельность любых наших претензий на независимость мышления и могущество человеческого разума, разбивая идею о том, что мыслительные категории человечества должны считаться абсолютными.
Животное-проводник: от советчика до спутника жизни
Зверь-проводник – один из самых популярных сказочных персонажей. Он ведет нас через сказку, открывая ворота в мир фантазии. Почти всегда с появлением подобного героя начинается увлекательное приключение, через которое человек движется к цели познания.
Белый Кролик – юркий проводник Алисы в Стране чудес: он бежит – и (пусть и неосознанно) втягивает героиню в череду приключений. Животное-проводник может играть роль компаньона главного героя (доброго советчика, как говорящий сверчок Пиноккио, или помощника, как мышки Золушки); иногда оно опережает протагониста-человека – как Кот в сапогах, настоящий двигатель истории и вершитель судьбы своего хозяина. Кот в сапогах – пример животного-полноценного героя повествования (который все же остается на втором плане – реальным действующим лицом является сын мельника: слушаясь волшебного кота, он получает огромное богатство и титул маркиза).
Почему именно животное вдруг становится проводником, советчиком, союзником человека? Кому судьба дарует шанс воспользоваться услугами такого компаньона?
Итак, животное становится проводником по трем основным причинам:
• это позволяет герою рефлексировать, то есть осуществлять внутренний диалог через асимметричные отношения, которые устанавливаются с животным (так называемый эффект зеркала);
• на фоне хаоса и превратностей судьбы, среди лживости и лицемерия мира людей животное-компаньон – это тропа, способная вывести человека на путь спасения;
• в отличие от человека животное благодарно тем, кто к нему благосклонен.
Тема благодарности животных связана с еще одним важным аспектом, характеризующим их партнерство с человеком, – отверженностью героя, изгоя в мире людей, который получает в качестве компенсации благосклонность животного мира. В сказке «Царица пчел» братьев Гримм именно младший брат-дурачок, посмешище для всех, получает помощь животных в благодарность за спасение. Аналогично в сказке Шарля Перро «Кот в сапогах»: герой, оставшийся без значимого материального наследства, тем не менее заботится о доставшемся ему животном, которое отвечает взаимностью.
Лесли Брук. Иллюстрация из сказки «Три поросенка». 1904
О животном-проводнике, служащем для героя источником размышлений и рефлексии, мы уже говорили, когда вспоминали «Пиноккио» и «Алису в Стране чудес»: в этих сказках животные как бы возникают из сознания главных героев и воплощают их истинные (часто противоречивые) мысли и желания. Таким образом, проводник не только присутствует в сказке физически, но также иногда воплощает собой нашу природу.
В сказке звериная оболочка дает стремлениям человеческой души свободу и пространство для самовыражения. Животные становятся своего рода актерами, которые отражают разные черты человеческого характера и делают их более понятными для ребенка. Если человеческая душа – вместилище противоречий и лицемерия, то ее «животная» интерпретация, напротив, несет в себе подлинность и непосредственность: из нее мы получаем информацию о наших внутренних порывах и учимся лучше понимать их, а также ориентироваться в окружающей реальности. Здесь можно вспомнить сказку братьев Гримм «Три языка», где главный герой выучил язык собак, лягушек и птиц и именно благодаря этому сумел преодолеть выпавшие на его долю испытания.
Тема диалога с животным миром – довольно популярный мотив в литературе. Помимо сказок (где она раскрыта с фантастической и «очеловеченной» позиции), она также встречается в так называемой этологической фантастикекоторая берет свое начало в книге Конрада Лоренца «Кольцо царя Соломона».
Отталкиваясь от мифологической идеи о чудесном кольце, позволяющем беседовать с другими биологическими видами, австрийский этолог предлагает нам самый прямой и конкретный способ научиться интерпретировать сообщения из мира животных. Диалог с животным восстанавливает единое измерение взаимодействия с природой, совместного опыта чувственных и сенсорных переживаний. Делиться чувствами и эмоциями гораздо легче, если мы умеем общаться на языке животных. Этот аспект особенно ярко виден в сказках: положительный герой – именно тот, кто проявляет внимание к животному миру, потому что уважает его и считает достойным своего внимания. Преимущество положительных героев сказок заключается в том, что они умеют применять на практике знания, полученные из мира животных, склонны обращать внимание на послания, приходящие из этого мира, и способны их понять.
Териоморфизм в сказках
Несмотря на свою уникальность и специфичность, рассмотренные аспекты имеют некие общие черты. Мы можем назвать совокупность этих черт – в их числе легкость, с которой возникает дружба между людьми и животными, и склонность к постоянному перемещению между человеческой и нечеловеческой реальностями – териоморфным характером сказочного мира. Сопереживание и взаимное смешение реальностей, определяющие ход повествования, показывают нам, насколько сильна в контексте сказки взаимосвязь человека и животного и как проявляет свою смешанную природу каждый участник сказки.
Близость двух миров постоянно подчеркивается различными авторами: Карла Ида Сальвиатти, итальянский историк литературы, говорит о «соответствии привязанностей и созвучии поведения»[22]; при этом ребенок имеет привилегированное положение, поскольку постоянно колеблется между двумя реальностями. Пиноккио и Питер Пэн, о которых мы уже говорили, – две стороны одной медали, где ключевыми становятся обмен, смешение, двусмысленность двух идентичностей, постоянно стремящихся одержать верх друг над другом, но не перестающих взаимодействовать, как это происходит в мире взрослых. В современности эти сказочные мотивы вернутся в сюжеты итальянских послевоенных писателей XX века, таких как Родари, Малерба, Буццати[23], которые возникнут в литературе как критика антропоцентризма.
Темы, связывающие детство и животный мир – созвучие золотого века с природой, изображающее предысторию как младенчество в истории человечества, – восходят к самому понятию магии: обращаясь к ним, мы признаем несостоятельность человеческого разума для объяснения реальности и ограниченность наших познавательных возможностей.
О необходимости найти точки соприкосновения между человеческой и животной реальностью свидетельствуют два широко распространенных сказочных сюжета: животное-супруг (супруга) и метаморфозы, превращения.
Оказывается, в сказках роль животного не ограничивается функцией спутника и помощника. Иногда мы видим еще более глубокую связь, затрагивающую эмоциональную сферу и будущее главного героя. Тема брака с животным настолько часто встречается в сказках, что антропологи и психологи заинтересовались этим феноменом и неоднократно пытались дать ему исчерпывающее объяснение.
Партнер-животное описывается по-разному: отталкивающе, как хозяин замка в сказке «Красавица и Чудовище» или лягушка в «Короле-лягушонке», или гротескно, как в сказках «Король Крин» или «Заколдованный кабан». По мнению Бруно Беттельхейма, образ партнера-зверя способствует созданию ассоциативных связей между миром взрослых и миром детей и упорядочивает эти связи и другие импульсы, возникающие в когнитивном пространстве ребенка.
Психоаналитическое прочтение предполагает, что эти сказки дают ребенку надстройку, позволяющую преодолеть эдипов комплекс, страх перед сексуальностью, нарциссизм, конфликт между инстинктами и культурой. Партнер-животное таинственен и волнует воображение, он выводит на поверхность подавленные желания, вызывающие у ребенка одновременно страх и любопытство.
Уолтер Крейн. Иллюстрация из «Красавицы и Чудовища». 1874
Подобные свадьбы открывают ребенку дверь во взрослый мир: это своего рода ритуал перехода, и не важно, воспринимается ли он как окончательное вступление в зрелую жизнь или как тренировочное пространство для лучшего понимания сексуальных влечений.
Если мы проанализируем знаменитую «Красную Шапочку» Перро, то обнаружим четкую аналогию между риском быть съеденной, которому подвергается главная героиня, и риском быть соблазненной. В сказке все основное действие разворачивается у кровати, а настойчивость в деталях не оставляет сомнений. Партнер-животное описывается как отталкивающее существо, источник опасности, и в то же время не лишен своеобразного очарования.
Обычно (но не в «Красной Шапочке») напряжение снимается, когда зверь превращается в прекрасного принца благодаря великому двигателю сказочного мира – любви. В конечном счете именно от любви зависит переход двусмысленного чувства любопытства и отвращения к сексуальной сфере, в нечто желанное и умиротворяющее; только любовь способна поглотить различные влечения и сделать кризис перехода положительной переменой, упорядочить его и направить.
Хендрик Гольциус. Кадм, убивающий дракона. Ок. 1600–1617. В западной традиции дракон часто метафорически воплощает зло, которое должно быть побеждено доблестью
Другой широко распространенный мотив в сказках самых разных народов – метаморфозы и превращение в животных. Античная традиция подарила нам множество удивительных трансформаций, связав (а иногда и уравняв между собой) богов, мифических героев и животных. Животное могло служить и маской (например, скрывая страсти Зевса) и стать настоящим двойником божества.
Все мы помним Цирцею и ее колдовство у Гомера (по сюжету поэмы она превращает товарищей Одиссея в свиней), описанное в явно негативном ключе. Похожий сюжет присутствует и в более поздней литературной традиции – средневековые ведьмы наделены способностью превращать себя и других людей в животных. Обычно ведьма меняет облик, чтобы спастись от преследователей, заманить новых сторонников или пробраться в чужой дом.
Метаморфозы в волшебной литературе почти всегда имеют научно-исследовательский оттенок, как, например, в сказке «Братец и сестрица» братьев Гримм или «Принц и его муравьи» Луиджи Бертелли (Вамба). В «Золотом осле» Апулея этот прием используется для критического описания современного автору общества и демонстрации его пороков.
В результате метаморфозы человек переживает некий новый опыт: жестокость людей у Апулея, суровость животного мира после превращения Пиноккио в осла, удовольствие от жизни в микрокосме у Бертелли.
В сказке «Братец и сестрица» метаморфоза вызвана неразумностью героя: мальчик не может удержаться и пьет из фонтана, несмотря на предупреждения сестры, – и, как следствие, испытывает превращение. В других случаях трансформация происходит в результате наказания – как в «Семи воронах» братьев Гримм или «Пиноккио» К. Коллоди.
Мы можем наблюдать и обратные метаморфозы – из животного в человека, обусловленные силой любви (все помнят о поцелуях, превращающих лягушек и львов в принцев).
Животное в мифах и легендах
В мифах животное также часто присутствует как главное действующее лицо. Героя на пути к цели почти всегда сопровождает животное, олицетворяющее качества более природные, чем те, которые человек обычно получает, взаимодействуя со сферой культуры. «Полезный попутчик» чем-то напоминает животного-проводника из сказки, но с несколько большей вариативностью:
• животное-мудрец посвящает героя в законы леса, моря и дикого мира в целом;
• животное-хранитель своевременно вмешивается, когда герой попадает в беду;
• брат героя или животное-двойник готово пожертвовать собой вместо него;
• животное-знак появляется, чтобы указать путь или предречь то или иное событие;
• животное – посланник богов.
Кентавры и сирены. Иллюстрация из бестиария. Ок. 1270. MS. Ludwig XV 3. США, Лос-Анджелес, Музей Гетти
Наряду с дружественными спутниками из дикого мира в сказках есть, конечно, и враги, которых надо победить или убить. Обычно положительная или отрицательная роль животного в истории определяется несколькими факторами:
• биологический вид. Интересно, что в разных культурах к одному и тому же животному относятся по-разному, и традиционно отведенные ему роли в сказке или мифе могут быть прямо противоположны;
• полезность для человека; как правило, положительные герои-животные в сказках содействуют человеку в реальном мире (в сельском хозяйстве, бою, различных испытаниях), а отрицательные являются его естественными конкурентами (вредные, опасные, паразитирующие животные);
• цвет шерсти: животные темного и особенно черного окраса считаются хозяевами ночи и, следовательно, связаны с царством тьмы, смерти и зла, тогда как светлые или белые, наоборот, считаются символами солнца, следовательно, света и жизни (за некоторым исключением: например, белая шиншилла в японской традиции воплощает луну, но тем не менее является положительным символом);
• поведение и образ жизни: полезно то или иное животное или опасно, дикое оно или домашнее, ведет дневной или ночной образ жизни, моногамно или полигамно, питается растениями, мясом или падалью.
Воображение человека постоянно создает фантастических животных; однако мы придумываем их не с нуля, а скорее собираем своего рода коллаж, где черты разных зверей соединены таким образом, чтобы удивить читателя/зрителя. На подсознательном уровне зоопоэзис выделяет вторую, неосознанно воспринимаемую нами природу животного.
Зоопоэтических персонажей можно разделить на следующие группы:
• полностью выдуманные животные (дракон, гремлин, морской епископ[24], феникс, левиафан);
• химеры, соединяющие человека и животное (горгона[25], гарпии, кентавры, сирены, мантикоры, сфинксы);
• химеры, соединяющие разных животных (грифон, гиппокампус[26], собственно химера, василиск);
• монстры, возникшие в результате превращения в животное (оборотень, вампир, женщина-пантера, человек-муха, эмпуса[27]);
• териоморфизмы (человек-волк, человек-медведь, лешие, фавны);
• гибриды, то есть фантастические животные, возникшие в результате скрещивания разных видов (гидра, цербер, ехидна, гиппоцервус (конь-олень);
• тератоморфы (пороки развития) животных, например Слейпнир[28] или фомор[29].
Жан де Мандевиль. Бактрийские грифоны. Ок. 1410–1412. Франция, Париж, Национальная библиотека Франции
Русалка – одна из самых очаровательных химер, придуманных человеком и, возможно, вдохновленных морскими млекопитающими, такими как ламантины
Враждебные животные, на противостоянии с которыми строится сюжет сказки, часто являются гибридами или химерами, то есть плодами неестественного спаривания или результатом смешения разных видов; в итоге в них соединяются части тела, характерные для совершенно разных животных.
Химеры и гибриды с их неопределенным местом в классификации видов и характеристиками, часто преувеличенными до крайности, бросают человеку настоящий вызов. Вспомните Лернейскую гидру, Химеру, побежденную Беллерофонтом, Сирену, Сфинкса, Змея, убитого Святым Георгием. Противник мифического героя должен не только поддерживать сюжетное напряжение, но и подчеркивать достоинства героя, которому противостоит. Фантастическое животное чаще всего обладает удивительной внешностью и необыкновенными силами: магической и физической мощью, способностью к регенерации (как Лернейская гидра) и преобразованию окружающей реальности.
В мифах, легендах и сказаниях часто встречаются так называемые конфликтующие животные – виды, противостоящие друг другу по своей природе и символизирующие противоположные силы: свет и тьму, жизнь и смерть, добро и зло, солнечную и лунную стихии, мужское и женское начало. Именно поэтому небесные существа изображаются как враги хтонических (подземных) видов (например, орел противостоит змее), а лев, символ солнца, описывается как противник единорога, символа луны. Исследовательница Джин Кэмпбелл Купер (1905–1999) писала, что даже зороастрийская религия (утверждающая универсальный дуалистический конфликт между добром и злом, между Ормуздом и Ахриманом) соотносит определенные существа с тем или иным измерением: бык, лошадь и собака – чистые, лев и кошка – нечистые, а кабан и олень созданы Ормуздом, чтобы убить змея Ахримана[30]. Воплощая в себе контраст и противоречие, конфликтующие животные поддерживают фон повествования и символическую экосистему, в которой существует герой мифа или сказки.
В вечном конфликте между светом и тьмой, добром и злом перед мифическим героем стоит задача найти чудовище, которое он должен победить – своего отрицательного двойника. Бесконечный набор взаимных отсылок и противопоставлений формирует зооморфный характер не только монстра, но и героя.
Животные могут также символизировать начало эпохи: например, лев и ягненок – наступление золотого века, белый вепрь – эпоху воинов и мужества, тетраморф (существо, состоящее из четырех: льва, быка, человека и орла) – эпоху Христа. Лебедь означает последнее великое произведение творца (отсюда знаменитая лебединая песня), ящерица и жук – царство подземного мира.
Каменная скульптура животного—хранителя порога у входа в храм Падмасана Пуджа Мандала (Pura Padmasana Puja Mandala) на Бали, Индонезия
Еще одна группа, широко представленная в мифологии, – животные-хранители, оберегающие сокровища и священные места. Обычно они стоят у входа, как стражи, и выполняют две основные функции:
• не позволяют недостойным, нечистым помыслами людям переступить порог и получить доступ к сокровищам или пройти инициацию;
• символизируют сам «порог», то есть границу, разделяющую и соединяющую два мира, или коридор между двумя реальностями.
Животные-стражи не просто не пускают в священные места недостойных или не принявших правила инициации, но и требуют от героя выполнить целый ряд действий, которые в совокупности и представляют собой истинный путь очищения.
«Чтобы пройти в святилище, необходимо победить стражей порога: они служат для того, чтобы стремящийся к знанию не зашел слишком далеко и слишком быстро, не столкнулся с чем-то бо́льшим, чем то, что он в состоянии выдержать или понять»[31].
Как правило, существо-хранитель – это существо фантастическое, гибрид или химера, нечто среднее между животным и человеком (в большинстве случаев у него женское тело). Оно может принадлежать и к реально существующему виду, но с некоторыми изменениями, например в размере: так, в ирландской традиции воров превращает в пепел гигантский кот, в кельтских и китайских легендах сокровища стерегут огромные муравьи. Грифоны охраняют золотые прииски, наги (змеи в индийской мифологии) – сокровищницы, змея – хранитель древа познания, сфинкс – страж тайных знаний, ягуар – священных мест. Животные охраняют не просто порог, но тайный путь к неизведанным мирам: скорпион стережет дверь Солнца, орел – врата мира, а Цербер – вход в царство мертвых.
Животные-духи
В мифах и сказках мы встречаем животное не только физически, как полноценного героя повествования, но и в его символической форме – оно вызывает в памяти читателя определенные ассоциации или даже выступает как субъект, содействующий конкретным событиям. Дух (или, по-гречески, даймон) обитает на пограничных территориях, неуловимый и спрятанный во мраке. В нужное время он выходит из тени, чтобы наказать человека за высокомерие или заставить его убедиться в собственной ограниченности.
Присутствие духов всегда вызывало у человека страх. Духи считались таинственными и могущественными, их необходимо было умилостивить всякий раз, когда нарушался пакт дружбы между миром людей и миром животных (например, перед охотой). Во многих традиционных культурах охота и жертвоприношения до сих пор должны либо благословляться жрецом, либо осуществляться с помощью специальных заклинаний, направленных на то, чтобы задобрить дух животного или успокоить его гнев. Согласно одной из наиболее распространенных теорий, наскальные изображения сцен охоты времен палеолита представляли собой дань уважения лесным духам: таким образом люди рассчитывали успокоить их и оградить себя от их мести.
Будучи воплощением первобытных сил, духи повелевают стихиями и населяют самые враждебные и недоступные человеку места: лесные чащи, горные вершины и пропасти. Сила животного-духа связана с энергией природы: плодородием, живостью, спонтанностью, способностью гибко реагировать на вызовы внешнего мира. Умение природы вернуть то, что было некогда завоевано человеком – с помощью масштабных стихийных бедствий, буйного роста зелени и умножения числа беспозвоночных, – усиливает в человеке религиозный трепет, проистекающий из чувства несовершенства и неуверенности. Убийство животного не только вызывает чувство вины (которое обычно снимается с помощью выдумок, вроде так называемой «комедии невинности», но в первую очередь может вызвать гнев животного-духа – а значит, умиротворяющий обряд оказывается необходимым.
Царство духов – это царство инстинктов, неподвластное разуму; это пространство, где мир людей соединяется с миром магии, поэтому животные-духи нередко сопровождают человека в обрядах и эзотерических практиках.
Обилие анималистических образов и символики свидетельствует о том, что люди всегда придавали животным-духам большое значение и учитывали их таинственное присутствие, пытаясь умилостивить и задобрить с помощью подношений и заклинаний.
Змей – хранитель древа познания
Одна из таких традиций связана со способностью животных отгонять или уничтожать злые силы: во многих культурах за это отвечают конкретные виды существ. У некоторых народов в целях защиты от злых сил используется фаллическая форма: благодаря своему облику змея прекрасно подходит для этой задачи и, как следствие, пользуется популярностью в традиционной иконографии (например, нага в индийской традиции и кобра в Древнем Египте).
Другой способ использовать животное в магических целях – его изображение в качестве символа хтонического присутствия, то есть скрытой подземной силы, участвующей в движении земли, а потому неразрывно связанной с циклами времен года и плодородием. И вновь на арену выходит змея – загадочная ползучая рептилия, которая способна своим гибким телом очертить круг. Миф о хтоническом присутствии восходит к идее, что достоинства природы ускользают от человеческих глаз, скрываются под землей так же, как скрыта в глубине тела тайна зарождения новой жизни.
Следующая функция, которую часто выполняет животное-дух, – сопровождение душ умерших в подземный мир. Здесь символика животного определяется его поведением – любитель падали, ночной хищник, связанный с лунной стихией, – или хтоническим аспектом, как в случае со змеей, скользящей, скрываясь от глаз, и получающей доступ в подземный мир. Порой выбор того или иного зверя является исключительно следствием конкретной культурной традиции – например, души могут сопровождать собака или черный конь.
Мистическое использование зооморфных символов связано с приписыванием им близости и созвучия со сверхъестественным – то есть со всеми явлениями, которые не поддаются человеческой логике и контролю. Животное видит дальше человека, способно вызвать определенные события, связать реальный мир со сверхъестественным и говорит на особом языке. Этот язык иногда приравнивается к языку богов: его трудно интерпретировать, но он очень важен для сохранения человеческого сообщества, а значит, животное достойно уважения и преклонения как священное существо.
Животное символически присутствует рядом со жрецом или на месте проведения ритуала, чтобы задобрить богов. Во многих религиях животное олицетворяет место встречи человека с божественным: животные вообще и некоторые виды в частности угодны богам – они общаются с царством мертвых, участвуют в великих превращениях, будь то переселение душ, разнообразные метаморфозы, гибридизация или реинкарнация.
Творчество, связанное с животными, встречается у всех народов. Оно выходит за рамки простого символизма и позволяет установить отношения с божественным или укрепить их.
Среди мистических задач животного следует упомянуть следующие:
• животное исполняет функцию козла отпущения, способного взять на себя все грехи общины и изменить жизнь ее членов; несет двойную ценность, поскольку олицетворяет все негативное и одновременно выступает в роли избавителя или спасителя, очищающего мир;
• животное задабривает божество; сопровождает жреца или находится на месте совершения обряда, олицетворяет связь между миром людей и миром богов;
• животное-дух, которое вселяется в человека, или животное-двойник, в тело которого можно вернуться; подобный символизм мы наблюдаем в гаданиях, астрологии, учении о реинкарнации, тотемизме, териоморфизме шаманов, божественных календарях, индийских ваханах[32];
• животное является символом божества – сова и Афина, кобылица и Деметра, ворон и Один; также внешность божества может включать в себя животные черты: ястреб – Гор, ибис – Тот, волк – Упуаут, львица – Сехмет, кошка – Бастет;
• животное отпугивает злые силы: в символике многих культур встречаются отсылки на потенциал некоторых предметов в отпугивании злых духов. Одна из наиболее часто используемых в этом ключе форм – фаллос, в животном мире ее воплощает змея (нага в индийской традиции, кобра в Древнем Египте);
• животное сопровождает души умерших; в основном проводники – животные, ведущие ночной образ жизни, но эту функцию также могут выполнять лошади и собаки, предпочтительно с темной шерстью;
• животное олицетворяет хтоническое присутствие, символ земли и сезонного обновления, цикличности и плодородия;
• животное состоит в демонической свите, служит спутником ведьмы (ее жертва или двойник) на шабашах и сборищах, является частью Дикой охоты[33].
В иудео-христианской традиции символическое использование животного часто приобретает негативный оттенок. Неслучайно одно из имен Сатаны – Вельзевул, или повелитель мух, а в «Фаусте» его именуют:
Владыка крыс, мышей, лягушек,
Клопов, и блох, и вшей, и мушек[34].
В такой картине жесткого противопоставления земного и духовного мира животное становится олицетворением всех черт – гедонистических, чувственных, физических, – препятствующих духовному росту.
В монотеистических религиях животное из тьмы противостоит богу света: человек смотрит на зверя как на некое темное зеркало, вместилище позора, отклонение от нормы. Существуют животные, легко впитывающие негативную символику из-за своих характеристик: темный цвет шерсти и ярко выраженные инстинкты (у домашних плотоядных), полигамия (сексуальные повадки кошачьих), ночной образ жизни (совы, филины, летучие мыши), скатофилия (привычка собак валяться в грязи), неопределенная биологическая принадлежность (например, свинья, которая внешне напоминает корову, но не является жвачным животным), склонность питаться падалью, неопределенное место обитания (саламандра).
Эти качества воспринимаются как негативные не только в монотеистических религиях, но и во многих других культурах с разным количеством божеств и духов. На «нечистых» животных распространяются разнообразные табу (например, запрет на употребление в пищу и использование в хозяйстве в целом), их могут преследовать или уничтожать.
Концепция животного как мистического символа основана на идее о том, что определенные виды животных тождественны божествам: так, в христианстве Сын Божий – это агнец, а Святой Дух – голубь
Дух как негативная сущность может возродиться в человеке, следуя голосу глубоких инстинктивных побуждений, – именно из этой идеи происходит миф о человеке-звере, ставший популярным в XIX и XX веках. В литературе того времени тяготы «дикого» наследия рассматриваются не как неотъемлемая часть человеческой природы, а как непристойные и неподобающие человеку чувства, сдерживаемые социальными нормами и находящие выход, когда человек остается наедине с собой: среди них агрессия, сексуальное влечение, даже некоторые физиологические потребности. В подобных рассказах дух зверя обычно возрождается из-за падения конкретного героя или, в более общем смысле, человечества в целом. Превращение в животное связано с полной изоляцией от социума (например, жизнью в лесу), воздействием лунных лучей в полнолуние, осуждаемыми обществом союзами между животным и человеком, укусом свирепого зверя, безумием или неврологическими патологиями (например, эпилепсией).
В целом концепция животного как мистического символа основана на идее, присутствующей как в монотеистической, так и в политеистической традициях. Эта идея сводится к тому, что определенные виды животных соотносятся с образами божеств: так, в христианстве сын Божий – агнец (ягненок), Святой Дух – голубь, Дьявол – змей. Подобные идеи тождества возникают из предположения, что божественное, доброе или злое, сначала проявляется в животном мире, а уже потом – в мире людей. Мистические качества животного, неразрывно связывающие его со сферой сакрального, можно проследить по некой преемственности между божественным и животным. Проще говоря, люди верят, что животные вообще и некоторые их виды в частности угодны богам: божество избирает животное своим посланником, говорит через него или использует его внешний облик.
В схожем ключе следует трактовать одну из наиболее часто встречающихся магических функций животного – козла отпущения. Жертвоприношение, как правило, означает принесение в жертву сверхъестественному некоего объекта, ценного для служителя культа, но, главное, угодного божеству.
У обряда жертвоприношения множество трактовок. Так, по мнению французского философа и культуролога Рене Жирара, задача козла отпущения – взять на себя все грехи общества, принять вину за нарушение естественного и сверхъестественного порядка и одновременно своей смертью восстановить утерянную гармонию, освободив общество от зла. Таким образом, животное в этом случае играет двойную роль – виновного и спасителя, земного и духовного начала, соединяющегося с божеством[35].
Многие авторы поддерживают интерпретацию Жирара и подчеркивают замещающую роль животного-искупителя в ритуальной жертвенной практике, изначально направленной на человека. Фактически ритуал не признает ценности животного как такового, а скорее использует его как суррогат из-за наличия в обществе табу в отношении человеческих жертвоприношений.
Существует и другая интерпретация роли жертвоприношения животных, которая берет за отправную точку неоспоримые доказательства так называемой вины за охоту. Некоторые антропологи утверждают, что убийство животного воспринимается человеком как акт, противоречащий естественной природе, поэтому во многих культурах были придуманы способы скрыть эту практику или сублимировать ее через церемонию. Проще говоря, жертвоприношение – это ритуал, направленный на то, чтобы с помощью специальных действий получить разрешение на охоту, которая иначе стала бы кощунством. В конечном счете такая интерпретация ставит в один ряд наскальные рисунки палеолита и ритуальные жертвоприношения неолита: и в том и в другом случае главная задача – обуздать чувство вины и найти способ избежать мести духов – через подношение божеству или его изображение.