— К забору!
Не к барьеру — к забору: дуэли быть не могло. Водила, поддерживая пошатывающегося напарника, отвел его к забору, что метрах в десяти.
Сырцов, уже сидевший за баранкой «девятки», попрощался соответственно:
— Чао, говно собачье!
Все-то Дед предусмотрел, даже схему выезда к шоссе на Касимов на бумажке изобразил. Вот оно, шоссе на Касимов. Новенькая, под завязку заправленная «девятка» дала сто двадцать и, сбавляя скорость лишь на особо поганых участках, добежала до Касимова за сорок минут. Когда-то был в этом русско-татарском городке Сырцов и помнил его, но темнота не дала возможности освежить воспоминания.
В Спас-Клепиках был через два часа. По-летнему незаметно стало светлеть, и через десять минут он уже видел застывшие от древности прекрасные озера, мимо которых проезжал.
К концу четвертого часа пути он добрался до Люберец. Прибился к тротуару метрах в трехстах от горотдела милиции и приступил к телефонным переговорам. Первое дело на смирновскую дачу. Трубку тотчас сняла Лидия Сергеевна и без «Алло!», догадавшись, спросила:
— Жора?
Значит, Дед уже отзвонил, значит, у него все в порядке. Уже легче, да нет, просто-напросто совсем легко!
— Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало! — в телячьем восторге завопил Сырцов.
— Ты уже со мной на «ты»?
— Не я, Лидия Сергеевна, не я, а классик. Откуда звонил Дед?
— Он тебе даст за Деда. Два часа тому назад из Владимира. Вот-вот будет на твоем, как он сообщил, целехоньком «чероки».
— Что приказал?
— Чтобы ты пока к себе домой не являлся. Мало ли что они в яростной дурости предпринять могут. Еще подстрелят тебя невзначай. У тебя запасная норка есть?
— Есть.
— Надеюсь, не у Дарьи?
— Как она? — быстро спросил Сырцов.
— В порядке, Жора. Но беспокоится, естественно.
— Успокойте ее, Лидия Сергеевна, соврите что-нибудь.
— На какие отвратительные поступки ты меня толкаешь!
— Мне ей звонить — себя по рукам-ногам повязать. Соврите, а?
— Совру, — сдалась Лидия Сергеевна и счастливо призналась: — Я так рада, Жора, ты даже и не представляешь!
— Преданно целую ручки, Лидия Сергеевна!
— Спешишь?
— Ага.
— Но не очень-то спеши. А то насмешишь кого-нибудь. Удачи!
Теперь звонок местным ментам. Телефон их он помнил, да и знакомых в здешней ментовке немало. Знакомством пользоваться вряд ли следовало, а телефоном — обязательно. Дежурному, бабьим голосом, которым в свое время наловчился щебетать не хуже Преснякова-младшего, спросил в ответ на сонное «Вас слушают».
— Кто это? — кокетливо и плебейски.
— Дежурный по городу слушает! — уже злобно откликнулся мент.
— Ой, мальчики, что я нашла!
— Ну и что ты нашла? — раздраженно и без интереса спросил дежурный.
— Легковой автомобиль! — с восторгом объявила «девица».
— Так-таки нашла? И как же?
— Я с Алиской гуляла.
— Алиска — это кто?
— Собачка. Девочка. Коккер-спаниель.
— Ты про машину, про машину рассказывай.
— Вы же сами спросили, кто такая Алиска! — обиделась «девица».
— Ну, извини, извини. — Мент окончательно оклемался от рассветной дремы. — Какой автомобиль, кто в нем, где он?
— Автомобиль как автомобиль, «жигули». По-моему, «девятка». Дверцы настежь распахнуты, а на заднем сиденье два пистолета и такая штучка, которая «узи» называется, по телевизору ее часто показывают.
— Где?! — взревел дежурный.
— От вас неподалеку. — Сырцов посмотрел на табличку ближайшего углового дома, а «девица» назвала адрес.
— Жди нас там! Никуда не уходи! Слышишь?
— Еще чего! — ответила «девица», а Сырцов сложил телефонную трубку. Пора делать ноги. Он и сделал.
Глава 19
Не в вылизанном офисе, не в праздничном наряде фартового клерка встречал своих сявок директор турагентства «Гольфстрим» Денис Ричардович. В безоконном подвале сидел он на единственном стуле и без слов рассматривал нашкодившую пятерку, стоявшую у длинной железной прикрепленной к стене скамье. Русопятый — круглая рожа, круглое пузо, круглые мощные плечи — мужичок, являясь центром пятерки, на правах и по горькой обязанности старшего, стоял на полшага впереди.
— Где остальные? — спросил у него Денис Ричардович.
— Своим ходом добираются. Я в «Ниву» взял только особо обосравшихся.
— Особо обосравшийся — ты, — напомнил Денис Ричардович.
— Я и приехал, — обреченно согласился мужичок.
— А должен был на пузе приползти. И хвостом виляя.
— Повилял бы, да хвоста нету.
Директор турагентства улыбнулся страшновато, показывая большие, отчищенные знаменитой пастой «Аквафреш» белые зубы. Улыбнулся и напомнил:
— По делу ты — давно покойник. И кликуха твоя уже на пределе, Колобок. Запомни: я — лиса, от которой колобок не ушел.
— Я все понимаю, Хан. Дай мне только с этими двумя разобраться, а потом делай со мной все, что надо.
— У тебя этой ночью была такая возможность. Что ж не разобрался?
— Да кто ж знал, что тот живой и на ногах!
— А надо было знать.
— Сутки мне дай, Хан! Сутки!
— И что ж ты за сутки сделаешь?
— Ночью я из смирновской будки дуршлаг сделаю. И старику конец, и этой сволочи. Он там будет. Он обязательно там будет! Я его пас, я все его повадки знаю!
— Ты его пас, а он и не заметил. Ты хоть знаешь, кто такой Сырцов?
— Знаю. Я его уже разок заловил.
— Чистая случайность, Колобок. А насчет того, чтобы из пулеметов… Несколько лет тому назад один попробовал… Не чета тебе, сам Большой! Где он теперь?
— Так он знал, что Большой рывок сделает! А мы — серые для него.
— Эти двое по твоей милости срисовали нас и в профиль, и анфас. Кого Сырцов в больнице повязал? — вдруг спросил Хан.
— Меня, — тихо признался стеснительный Белек.
— Руки покажи, — приказал Хан. Белек, прикрыл глаза и вытянул перед собой обе руки. Как слепой над пропастью. Хан встал со стула, подошел к нему и пальцем ткнул в татуировку. — Ты что, Колобок, думаешь, эту картинку Сырцов не рассмотрел?
— Ну, — согласился Колобок.
— Мы — не серые для них. Голые. И нас, голеньких, ждут в первую очередь у, как ты изволил выразиться, смирновской будки. Твоя уголовная горячность предусмотрена ими как один из возможных вариантов.
— Я их кончу, Хан, — по-блатному истерично твердил Колобок.
— У тебя была для этого единственно устраивающая нас возможность. Вдалеке от столицы, в другой области бесследно исчезают два неизвестных гражданина. И все. Их московские дружки из МУРа бессмысленно топочут сапогами по Москве и ее окрестностям, шлют дурацкие запросы и ничего не находят. Ничего, никаких концов. А сейчас, кроме откровенной пальбы, на которую вся ментовка пойдет с мелким бреднем, ничего и не предпримешь. И ты, беспредельщик в розыске, первым попадешь в их сети. Ты — портач и кретин, Колобок.
— Я терплю, Хан, — тихо напомнил Колобок.
— Ты и не такое вытерпишь, — отрезал Хан и заглянул в глаза робкому Бельку. — Тебя как зовут?
— Белек.
— Не кликуха. Имя.
— Виталий.
— Почисть ему личико, Виталий, — предложил Хан и пальцем указал на Колобка.
Колобок, услужливо повернувшись, подставил свой яростный оскал. Виталий с ужасом глядел на него. Хан ласково поторопил:
— Я жду, Виталий!
Поторопил и Колобок:
— Давай, давай, Белек!
Виталий размахнулся и влепил Колобку вялую бабскую пощечину.
— Это он тебя на дуэль вызвал! — объяснил Хан.
— Не он, а ты, — убежденно сказал Колобок.
— Много чести для тебя.
Улыбка не сходила с лица-пунема благодушного весельчака по кличке «Колобок».
— Ты уже полгода плаваешь сверху, Хан. Но я тебя в Иваны не выбирал. Ты — назначенный. Я могу уйти. По закону.
— Отвязываешься? Что ж, дело твое. Но и я свое хорошо знаю.
— Сдашь меня?
— Имею право. Но все-таки давай по-хорошему.
— А шмазь?
— Забудь, как Виталий забыл, как я забуду.
— Допустим, забыл. Что в прикупе, Хан?
— Твой дружок.
— Не перебор?
— В самый раз. Покерный стрит для тебя. Не отвяжешься, а по закону уйдешь этой улочкой с хорошим наваром, Колобок.
— Когда?
— Сегодня. Сейчас. — Денис Ричардович, оттянув рукав джинсовой рубахи, глянул на свои золотые «Картье». — Он с восьми до девяти здоровье укрепляет.
— Без подготовки?
— Все готово, Колобок. Тебе Хунхуз подробности изложит. Действуй.
— А с этими что? — Колобок кивком указал на безмолвную четверку.
— При мне останутся.
— Они говорливые.
— Только со мной, — заверил Хан и повторил: — Действуй.
Младший брат и компаньон в фирме «Колтунов и братья», Аркадий, сделал последний круг по плоскому берегу зеленоватого пруда и с чувством хорошо исполненного долга все той же трусцой, которую он считал бегом, по асфальтовой дорожке вдоль забора направился домой под душ. Фундаментальная чугунная ограда с прибамбасами шла вдоль Ломоносовского проспекта. Аркадий трусил, без любопытства поглядывая сквозь чугунный тростник на автомобильную, безлюдную жизнь проспекта.
— Аркадий! — ласково окликнули из-за забора.
У приткнувшейся к тротуару «девятки» стоял давний его корешок Димон. Стоял и улыбался. Аркадий пообещал:
— Я сейчас к тебе через калитку выбегу! — И продолжая бег: — Важное что-то?
— Скорее, срочное! — крикнул ему вслед Димон.
Они устроились на переднем сиденье «девятки».
— Притомился, — честно признался Аркадий, со здоровым любопытством разглядывая стройную девицу, задравшую юбку, чтобы сесть в рейсовый автобус на остановке метрах в семи-восьми от ветрового стекла их автомобиля.
— А ничего себе бабец!
— Из вашего заповедника телка, — догадался Димон.
— Не, наши все на тачках! — не согласился Аркадий. — Что у тебя?
— Не у меня. У нас, — ответил Димон.
— Ну что у нас? — беспечно согласился Аркадий.
— Беда, — горестно вздохнул Димон и выстрелил из пистолета с глушителем, который, прикрытый курткой, лежал у него на коленях. Слабый хлопок растворился в автомобильных шумах. Расчет был точен: пуля попала в сердце. Аркадия повело к дверце. Он с шипеньем дважды хватанул ртом последний воздух и ткнулся лбом в приборную доску. По адидасовской майке, по адидасовским шортам потекла кровь. По сиденью: на пол.