— Брудершафт так брудершафт. А потом откровенный разговор. До самого дна.
— Будь здоров, Вася. — Насонов стукнулся своим стаканом о стакан Корнакова. Глухо звякнуло. Одновременно глубоко вдохнули.
— Будь здоров, Алексей, — по-офицерски, не разжимая зубов, выцедили. Загремели льдинки в опустевших стаканах.
— Откровенный разговор начинается с откровенных вопросов. Как я понимаю, именно эти вопросы ты собираешься задать. Начинай, — предложил старший по званию.
— Я нужен только для афишки, как Герой России?
— Для афишки вполне достаточно Героя Советского Союза. Меня. Ты нужен для дела.
— Теперь о деле. Я согласился работать с этой партией потому, что полностью разделяю ее программу. Но разделяете ли ее вы, руководители партии?
— Не врубаюсь, Вася. Мы ее сами писали.
— Мало ли что на сарае написано. А там дрова. Знаешь, Алексей, я в период моей подготовки ко всему присматриваться стал. К вывескам, например. Иду по улице и читаю: «ООО “Рассвет”». Что же такое это ООО? Оказывается, общество ограниченной ответственности. Значит, если будет рассвет — хорошо, а не рассветет — отвечать некому. Ответственность-то ограниченная. Мне многие нынешние партии напоминают вот эти самые ООО. Наспех собранные по сугубо шкурным интересам, они преследуют конкретные сиюминутные цели: занять определенные посты, пристроить нужных людишек к хлебному делу, поторговаться и выторговать у власть предержащих определенные привилегии. Я хотел спросить: «Молодая Россия» всерьез и надолго? Но вдруг вспомнил Владимира Ильича, который утверждал, что НЭП — это всерьез и надолго. Сколько там НЭП просуществовал, не помнишь?
— Давай-ка по второй, — решил Насонов, разлил по стаканам и поболтал ложкой в миске со льдом. Не было уже льда, не было и ледышек. В воде плавали мелкие светло-серые горошины. Не чокаясь, выпили неразбавленное. Отдышавшись, генерал заговорил: — Ты мне, Вася, не вопросы задавал, ты своими сомнениями делился. Признаюсь, и я в свое время сомневался. Но, по-настоящему узнав Ивана и его ребят, понял… — Он помолчал и с улыбкой продолжил: —…что это всерьез и надолго. Я увидел в них тех, кто может и должен помочь моей стране стать великой державой. Не возвратить статус Советского Союза, который был великим только великой военной угрозой человечеству. Стать великой — значит стать для своих граждан доброй, щедрой, требовательной и дающей безусловное право гордиться ею. Наша партия должна превратиться в интеллектуальный центр государства, в котором рождаются новые, свежие идеи и разрабатываются перспективы экономического и культурного развития России… — Он замолк ненадолго, виновато глянул на Корнакова. — А черт! Не могу с пафосом, не умею. Скажешь, высокие и пустые слова…
— Не скажу, — задумчиво ободрил его полковник.
— Ты думаешь, было просто мне свою офицерскую судьбу рушить, от любимого дела отказаться? Но я решился, потому что верю: с этими ребятами, с Иваном, мы сможем честно и открыто работать на благо отечества. Еще раз извини за затертые высокие слова.
— И для этого вы с Иваном и его ребятами без сомнений и колебаний влились в марковское движение «Патриот»?
Генерал откинулся на спинку низкого кресла и невесело посмеялся.
— А ты — язва, Василий.
— Нет, — твердо сказал полковник. — Просто я пытаюсь рассуждать так, как должен рассуждать любой здравомыслящий человек, которому небезразлично, откуда ноги растут.
— Нас было мало, мы были слабы и не замечаемы, в «Патриоте» мы надеялись (и надежды во многом оправдались) найти энергичных и искренних единомышленников. Нам нужна была точка опоры, старт, трамплин для самостоятельного прыжка.
— Трамплином оказался раскол и скандал, связанный с ним?
— А утверждаешь, что ты не язва! — Насонов еще раз посмеялся, уже значительно веселее. — В какой-то степени — безусловно.
— Трамплинов, как я понимаю, заготовлено еще несколько. То театральное действо, которое запланировали как премьеру, один из них?
— Важнейший. Это действительно наша всеопределяющая премьера.
— И меня умные дяди готовили именно к ней?
— Они и меня готовили, Вася.
— Это лицедейство необходимо?
— Говорят, — неуверенно произнес генерал.
— Кто говорит?
— Наши политтехнологи.
— А нужны ли нам политтехнологи?
— Говорят, нужны.
— Опять — говорят. По-моему, политтехнологи необходимы тем, кто собирается втереть людям очки. Мы собираемся втирать очки, Алексей?
— Ох и непростой ты паренек, Вася! — то ли удивился, то ли восхитился Насонов. — И излишне умный для меня.
— Это плохо?
— Для меня — конечно. А вообще-то, хорошо. Давай по третьей.
Теперь посмеялись вместе. Генерал разлил. Разглядывая светло-коричневого «Джонни Уокера» на просвет, Корнаков все-таки решился:
— Голубого Маркову наши политтехнологи подставили?
— Нет, Вася.
— Что ж, тогда по третьей.
Глава 30
Кузьминский полулежал на диване и виновато поглядывал на развалившегося в задрипанном кресле сурового сыскаря Георгия Сырцова.
— Вот так все и вышло… — после паузы промямлил он.
— Хреновато вышло, — осудил сыскарь. — Сколько раз тебе было сказано: больше всего берегись того, что на отдалении. Учишь, учишь интеллигентных раздолбаев — и все без толку. Башка болит?
— Гудит.
— Блевал?
— Подташнивало слегка поначалу, сейчас — нет.
— Считай, что отделался легким сотрясением. А попади кирпичик сантиметров на пять пониже, в висок, сейчас бы тебя в Склифе откачивали. А откачали бы — вот вопрос.
— Ты — мерзавец, Жорка, — пожаловался Кузьминский.
— Я — правдивый и честный.
— Ты Санятке не говори, ладно?
— Уже.
— Что «уже»?
— Дед сюда едет.
— Господи, из загорода, среди ночи! Он же старый! Ты зачем его дернул?
— Я только сообщил, а обеспокоился он сам.
— И ради какого худенького он сюда мчится?
— Думать с нами вместе.
— А мы вдвоем с тобой подумать не можем?
— Можем, но с ним лучше. Ты водку всю выпил?
— Тебе же нельзя, ты за рулем.
— Не мне, а тебе.
— А можно при сотрясении мозга? — с надеждой спросил Кузьминский.
— Совсем спятил! Водку ему! Я твои синяки хочу посмотреть. Промокну, если надо.
— В холодильнике. Непочатая, — с тоской сообщил писатель.
Сырцов сходил на кухню, вернулся с непочатой, почал, хрустнув винтом, и налил в предусмотрительно прихваченный стакан твердые сто пятьдесят. Развернул конфетку, которую тоже прихватил на кухне, залпом принял всю дозу и, сладострастно щурясь, зажевал изделием фабрики «Красный Октябрь».
— Ты что делаешь, негодяй? — прорычал Кузьминский.
— Проверяю качество. Не могу же я тебя палёной водкой растирать.
— Ну и как качество? — с завистью поинтересовался писатель.
— Хорошо пошла, — признался сыскарь. — Давай-ка скидавай одеяло.
Присел на край дивана, задрал на писателе майку, спустил до колен трусы, внимательно изучил могутное, но рыхловатое тело. Хмыкнул.
— Ну и что ты увидел?
— Портачи! Ни по печени, ни по почкам по-настоящему не попали.
— Я же тебе говорил: отвязанные сопляки, не более того.
— Твоя везуха.
Сырцов растирал, а Кузьминский жалобно кряхтел, когда прозвенело у дверей. Сырцов поощрительно хлопнул по писательской заднице и пошел открывать. Отставной милицейский полкаш явился, строго стуча массивной тростью. Глянул на поверженное тело и спросил обеспокоенно:
— Как себя чувствуешь, Витя?
— Хорошо, — писклявым голосом отозвался бедный Витя.
Но Смирнов не удовлетворился его ответом. Обернулся к Сырцову:
— Как он, Жора?
— Легкое сотрясение мозга. Хотя после того, как он поплыл от удара кирпичом, его и ногами били, но, на мой взгляд, плохо били. Особо внутри ничего не повреждено.
Смирнов уселся в кресло, в котором до него сидел Сырцов, положил подбородок на рукоять трости и предложил Сырцову, пристроившемуся на диване рядом с пострадавшим:
— Излагай.
— Почему он, а не я? — на правах потерпевшего капризно запротестовал Витя.
— Потому что ты еще чумовой, а он уже, я думаю, кое-что прикинул. Случайность исключается, Жора?
— Полностью. Витюшу поджидали, зная, что он вот-вот объявится. За пять минут, по словам старушки-соседки, которая смотрела из окна, подкатила машина, а в ней трое. И сразу в подъезд.
— Старушка — это твой подъездный ангел-хранитель Анна Сергеевна? — перебил Смирнов.
— Она, — подтвердил Кузьминский.
— Повезло тебе с соседкой, Витя.
— Мне продолжать? — поинтересовался Сырцов.
— Старческое любопытство. Прости, Жора, — повинился Смирнов.
— Следовательно, Витю вели с самой презентации, где он жбанил на полную катушку.
— Я бы попросил… — возмутился Кузьминский.
— Не устраивает формулировка? — заботливо спросил Сырцов. — Тогда так: изволил вкушать живую воду.
— Без словоблудия не можешь? — укорил Смирнов.
— Я раненого развлекаю, — объяснил Сырцов и продолжил: — Судя по любительскому исполнению, эти трое — нанятые втемную за марафет или приличные бабки уличные отморозки.
— И не с этой улицы, — добавил Смирнов. — Они не местные, они привезенные.
— Скорее всего, — согласился Сырцов. — Так что шансы найти исполнителей практически равны нулю.
— А заказчика? — осведомилась заинтересованная сторона — Кузьминский.
— Здесь для начала надо знать причины заказа, — ответил Сырцов.
— Или повод, — добавил Смирнов. — Чем ты занимался последние дни, с кем общался, Виктор?
— Дома сидел, работал, как трактор.
— А сегодня? — Смирнов глянул на свои наручные. — То есть вчера. На тусовке этой?
— Что на тусовке делают? Халяву поглощают, — сообщил Витя и вдруг вспомнил: — Стоп, братцы! Я с Чернавиным сцепился. Случайно.
— Чернавин — это который теперь видный патриот?
— Такой патриот, что дальше некуда.
— Тогда не лепи горбатого насчет «случайно», — встрял в разговор Сырцов. — Ты наверняка его задолбал со всем удовольствием.