Джип не торопясь спустился на Саввинскую набережную, чинно проехал под Бородинским мостом на Смоленскую и опять же осторожно въехал в свой переулок. Гаража у него не было, он ставил машину на небольшом предподъездном островке. Соседи терпели, потому что любили за вежливость.
Он загнал «чероки» поближе к решетчатому забору, вылез, захлопнул дверцу, пискнул ключом защиты и направился к подъезду. Ступив в предподъездную освещенность, он услышал вибрирующий то ли от страха, то ли от ненависти голос:
— Сырцов!
Тут же прозвучал выстрел. Еще не зная, цел он полностью или уже слегка потревожен пулей, Сырцов кинул себя на землю и, перекатываясь по своей оси, вырвал из сбруи кольт. Человек по ту сторону света нервно палил. Сырцов замер в ночной тени и считал выстрелы. Раз, два, три. Человек осторожно шагнул в свет и оказался Хунхузом. Вот тогда и выстрелил Сырцов. Он целился в голову Пая и попал в голову Пая. Иного выхода не было. Только на поражение. Тишина. Но на несколько секунд. Тишину разорвал отчаянный женский крик, донесшийся сверху, с его двенадцатого этажа:
— Жора!
Надо же, Дарья, явившаяся без спроса. А сверху неслось:
— Жора! Жора!
Лихорадочно вспыхивали окна его дома. Самые храбрые жильцы (храбрые от того, что жили высоко) вышли на балконы. Локальный шухер. Если и были у Хунхуза подельники, то уже слиняли. Сырцов поднялся, вошел в свет (чтобы Дарья его увидела) и громогласно приказал:
— Умолкни, Дарья!
Дарья умолкла. Теперь, пока не набежали ночные московские зеваки, можно и осмотреться как следует. Он попал в голову, но куда точно — неясно. Хунхуз лежал на животе, лицом вниз. Он и в смерти был пластичен, мастер карате: в струну вытянутое тело стремилось правой рукой к лежавшему в метре от этой руки тяжелому пистолету.
Глава 36
Путь был недалек: от смирновской дачи до виллы поп-звезды метров двести, не более. Дачная Ксения шла колеей, с наслаждением топча босыми ногами нежную пыль. У нарочито селянской (но с электроникой) калитки остановилась и, положив подбородок на верхнюю рейку, поискала глазами в культурном экстерьере виллы кого-нибудь из обитателей. Думала увидеть домоуправительницу Берту, а увидела саму хозяйку. Поп-звезда в специальной пристроечке махала специальным веером, стараясь раскочегарить березовые угли в шикарном мангале. И не зря: уже ощутимо попахивало шашлыком.
— Привет! — поздоровалась Ксения.
Поп-звезда обернулась, выпрямилась. В коротких шортах, в легкоатлетической маечке, прикрывавшей, по сути, только грудки, была хороша и подчеркивала это: оттопырила нижнюю губку, пытаясь сдуть павшую на глаза прядь — не получилось, взметнула с отработанным изяществом руку, чтобы загнать непокорные волосы под шпильку, — удалось. Откликнулась с опозданием:
— Здорово! Заходи!
— Твоего Жорку пахан на стрелку кличет! — басом сообщила Ксения. Но Дарья не приняла игры в развеселую залепуху. Ответила подчеркнуто безапелляционно:
— Георгий спит.
— Так разбуди! — слегка обиженная Дарьиной строгостью, надавила Ксения.
— Раскомандовалась тут со своим Смирновым! Георгия всю ночь ваши менты трепали. Пусть поспит!
— «Ваши»! — передразнила Ксения. — И ваши. Твой Жора тоже не из пажеского корпуса. Все они из одной конюшни.
Окно на втором этаже распахнулось, и всклокоченный Сырцов явил себя для того, чтобы укорить прекрасных дев:
— И орут, и орут!
— Жора, тебя Дед зовет! — объявила настырная Ксения.
— Это для меня он Дед, а для тебя, пигалица, Александр Иванович. Дарья, когда шашлык будет готов?
— Через десять минут.
— Шашлыки поедим, а тогда пойдем.
— Жорка, он рассердится, — предупредила Ксения.
— Я-то не рассердился, когда в семь часов он, не слушая, прогнал меня.
— Ему про тебя по телефону Махов все рассказал. Чего тебя слушать!
— Так на кой ляд ему я?
— Чтобы ты его слушал.
— Ладно. Пожру и пойду. Ксюша, а ты шашлыка хочешь?
— Хочу, — без стеснения призналась Ксюша.
…Дарью с собой не взяли, не ее эти дела. Обратный путь Ксения держала по мягкой траве у палисадов. Окончательно проснувшийся Сырцов был бодр и энергичен до того, что, сам не замечая как, вырвался вперед. Опомнился, обернулся и выразил недовольство:
— Не отставай!
Ксюша нагнала его, сказала тихо и решительно:
— Ты, Жора, вчера убил человека.
— Откуда знаешь? — быстро спросил Сырцов.
— Я подслушала телефонный разговор Александра Ивановича с Маховым. Но не в этом дело. Дело в том, что ты вчера убил человека. И в том, что ты сегодня улыбчив и жизнерадостен, как всегда.
Они остановились, зло уставившись в глаза друг другу.
— И ты в ужасе и гневе, что я такое чудовище. Долго же ты ждала, чтобы высказаться.
— Я простодушную и добрую Дарью пожалела.
— Почему же простодушная и добрая Дарья не в ужасе и гневе? Ведь ей тоже известно, что я убил.
— Не знаю, — растерянно ответила Ксения.
— А я знаю. Потому что она уже была в ужасе и гневе, когда с двенадцатого этажа смотрела, как меня пытались убить. Я был бы неулыбчив и нежизнерадостен сегодня только в одном случае. Если бы этот подонок Хунхуз убил меня.
— А совесть тебя не мучает? Ведь есть определенные моральные нормы… — уже без убежденности пролепетала Ксения.
— Как же с твоими моральными нормами, дорогая моя подружка? Ты без колебаний подслушала чужой телефонный разговор. И тебя не мучает совесть?
Они примирительно улыбнулись друг другу.
— Ты — дурак, Жорка, — любовно посмеялась она.
Сырцов поднялся на три ступеньки и замер в дверях от неожиданности. На террасе, удобно устроившись в разнообразной плетеной мебели, ждали его Роман Казарян, Алик Спиридонов, Витька Кузьминский и, естественно, хозяева: Дед Смирнов и его верная подруга Лидия Сергеевна. Сырцов все-таки нашелся. Спросил ядовито:
— Очередной совет в Филях?
— Барклая де Толли — Леньку Махова дождемся и начнем, — нашелся Смирнов-Кутузов. Только здешний Кутузов был хромой, а не одноглазый. — Хотя можно и без него. Давай рассказывай.
— А что рассказывать? Вам все ваш Барклай по телефону рассказал.
— Он не рассказал, — въедливо поправил обидчивого ученика Дед. — Он изложил факты. Ты же расскажешь нам об ощущениях.
— Во залудил! — восхитился Кузьминский.
— Плохо тебя отметелили там, в подъезде, писатель. Я бы даже сказал: недостаточно, — парировал Смирнов. И Сырцову: — Что это было, Жора?
— Я считаю, подстава, Александр Иванович, дерзкая подстава.
— Жора, почему ты стоишь? — строго вмешалась Лидия Сергеевна. Сырцов покорно уселся в качалку, предусмотрительно для него оставленную. Покачался слегка.
— Покачался? — поинтересовался Дед. Сырцов поспешно снял ноги с качалкиной приступочки и уперся подошвами в пол. Качалка притихла. — Тогда излагай. Почему ты считаешь, что подстава?
— Я слышал четыре выстрела. Сначала один и через маленькую паузу еще три. Криминалисты же считают, что Хунхуз стрелял всего лишь трижды.
— Они, скорее всего, считали по обойме, — вступил в разговор Казарян. — А если четвертый был в стволе?
— В обойме недоставало двух патронов. Что было три выстрела, определили по найденным гильзам. Это первый вопрос. Вопрос второй. Зачем меня окликнул Хунхуз? Скорее всего, чтобы я на мгновенье замер от неожиданности. Вопрос третий. Кому понадобилось, чтобы я хоть на секунду стал неподвижен? Для меня ответ однозначен: снайперу, который и произвел первый выстрел.
— Не смеши, Жора, — сказал Казарян. — Снайпер бы не промахнулся.
— А кто говорит, что он стрелял на поражение? — азартно задал вопрос Сырцов. — Он хотел, чтобы на поражение стрелял я. Услышав первый выстрел и видя, что я не упал, Хунхуз начал палить и палил до тех пор, пока я его не уложил. Он каратист, убивал только руками, пистолет для него — чужая игрушка. Шансы, что он меня застрелит, были минимальные. А что застрелю его я — почти стопроцентные. Я спасался, я обязан был стрелять на поражение. Я и выстрелил. Хунхуза подвели под мою пулю.
— Звучит убедительно, — согласился Казарян. — Но смысл подставы?.. Объясни.
За Сырцова объяснил Смирнов:
— Те, кто устроили подставу, и не собирались убирать Жорку вот так, в открытую. Понимали, если это произойдет — будет такой милицейский бредень, что опасность попасть в сети для них немалая. Безопаснее рубить концы. А один из последних концов — Хунхуз этот самый. Как безопаснее? Чужими руками. Кто убил Хунхуза? Спасавший свою жизнь от выстрелов негодяя частный детектив Георгий Сырцов, действовавший строго в порядке допустимой самообороны. Довольны и менты — копать не надо, довольны и те, кто эту подставу сочинил. Жора, я правильно изложил?
— В точку, Александр Иванович.
Наконец-то заговорил мрачно молчавший до этого Спиридонов:
— Теперь на очереди мой так называемый коллега — господин Убежко?
— Да нет, — живо откликнулся Сырцов. — Там тупик.
— Не понял, — признался Спиридонов.
— Этого сратого Убежко использовали втемную, общаясь с ним только заочно. Он для них не представляет никакой опасности. Я его трепал как раз перед любовным свиданием с Хунхузом.
— Ты где гаденыша прихватил? — оживился заскучавший было Кузьминский.
— Да на этом сейшене, на котором «Молодая Россия» объявилась.
— Ну и как, поймал драйв? Расскажи, что там было. Хоть телевидение слегка об этом живописало, но хочется услышать очевидца.
— Мамочка, не отвлекайтесь, — осадил бывшего зятя Спиридонов. — Жора, следовательно, все возможности выйти на заказчиков через криминал исчерпаны?
— Полностью, — признался Сырцов. — Я, вероятно, где-то всерьез навалял. Они регулярно опережали меня.
— Не прибедняйся, — осудил Смирнов. — При таких исходных тебе пришлось действовать, по сути, вслепую. Ты отработал профессионально, Жора.
— Но не более того, — еще раз покаялся Сырцов.
— И что же теперь делать? — задал вечный российский вопрос армянин Казарян. — Искать черную кошку в темной комнате, в которой ее нет?