— Крайний слева, Эва. Машина остается здесь. Она будет ждать тебя.
— А вы?
— А я буду наблюдать за тобой и за машиной.
— В бинокль? — спросила она и, не дожидаясь ответа, протиснулась в щель.
Она спокойно и не таясь шла территорией стройки, в нерабочее воскресное время напоминавшей сталкеровскую зону. Он видел Эву со спины. Высокие бедра, но талии нет. Плечи широкие, а ноги, как спички, даже в джинсах заметно. Но идет, как королева, чухонка корявая.
Крайним слева был высотный кран, чудо новейшей строительной техники, вытянутый в небо красавец. Кабина стояла внизу. Эва ключом открыла дверцу и устроилась в кресле монтажника-высотника. Все предусмотрела современная эргономика: пульт перед глазами, но не мешает свободной работе с рычагами стрелы, слева — в досягаемости — обтекаемый столик для бытовых нужд, спинка кресла упруго отклоняется по необходимости, роскошный обзор на три стороны, не разбиваемый переплетами — сплошное чистое стекло. Эва закрепила спинку кресла в удобном для себя положении, пристроила свой «кларнет» на столик и нажала на пульте правую кнопку. Кабина плавно и бесшумно поползла вверх по вертикальным рельсам. Она поднималась, а внизу стала открываться нестерпимо громадная азиатская деревня. Эве некогда было любоваться Третьим Римом, да и не считала она, что им нужно любоваться. Ей надо подготовиться к работе — только и всего. Кабина достигла такой высоты, что за крышей доходного дома в стиле модерн на далекой улице стал просматриваться празднично аккуратный особнячок за чугунной оградой с воротами. Остановила кабину, а затем слегка опустила. Теперь порядок: конек крыши совпал с линией особнячкового палисада. Открыв музыкальный футляр, извлекла из него нечто сложенное из хромированных планок и трубок. Она любовно и осторожно расправила эти блестящие детальки, и в ее руках оказалась снайперская винтовка с прицелом. Эва открыла защелку и подняла — все здесь предусмотрено: хочешь свежего воздуха? Пожалуйста! — переднее стекло кабины.
Перекрестье оптического прицела отыскало ворота, прошлось по подъездной дорожке к крыльцу особняка, остановилось на богатой, черного дерева, двустворчатой двери. Все. Эва положила винтовку на столик, нашла регулировкой самое удобное положение кресла, посмотрела на свои наручные часы, откинулась на спинку и закрыла глаза. Она твердо следовала правилу: ждать надо, отдыхая.
…У политических деятелей не бывает выходных. Отдохнуть полчасика можно разве только в салоне скромного обаяния «бентли». Лидер движения «Патриот», возможный кандидат на пост президента Егор Марков с закрытыми глазами набирался сил перед важнейшим конфиденциальным совещанием руководства партии. Стремительный и почти бесшумный ход, приятно покачивающие рессоры, податливой мягкости задний диван английского средства передвижения повелительно убаюкивали, убаюкивали, убаюкивали…
Неряшливое торможение вернуло в реальное бытие, а свежий воздух потревожил устойчивое барское благоуханье салона: стремительный охранник, выскакивая с переднего сиденья, распахнул дверцу. Выходить не очень-то хотелось. Марков через переднее стекло рассмотрел на крыльце Сусанну, Чернавина и певца, радостно встречавших своего вождя. Надо выходить. Вечное «надо» вместо сладко расслабляющего «хочу». Он вздохнул, левой рукой подхватил заветный кейс и, слегка проскользив задницей по дивану, опустил правую ногу на отмытые плитки усадебной дорожки.
…Оптический прицел отметил широкую спину почтительно согнувшегося охранника, яркий ботинок и глаженую брючину, потом кейс, блеснувший металлом замков, и, наконец, склоненную голову с малозаметной проплешиной. Перекрестье подзадержалось на этом островке среди тщательно обработанной растительности…
Поддерживаемый секьюром, Марков распрямился и подарил улыбку встречавшим. Раздался негромкий выстрел. Охранник в недоумении взглянул на Маркова и оплыл, как квашня. Вождь завизжал тоненько-тоненько и, зачем-то прикрываясь кейсом, кинулся к крыльцу. А вот и второй выстрел.
…Она нажала на пульте левую кнопку, и уютный дворик особняка скрылся за крышей доходного дома. Спускаясь, Эва успела уложить разобранную винтовку в музыкальный футляр. Когда кабина достигла земли, не торопясь, но и не мешкая, выпрыгнула из нее и по-хозяйски заперла на ключ. Пролезла в щель, проникла в кузов «газели», аккуратно закрыла за собой заднюю дверцу, пробралась к переднему сиденью и устроилась рядом с Альбертом. «Газель» уже ехала. Он не задавал вопросов, он считал переулки, на которые сворачивал и сворачивал. Заговорила она:
— Все, как вы хотели. — Альберт молчал. Эва продолжила в раздражении: — Но это не настоящая работа.
Наконец прорезался Альберт:
— Настоящая, если за нее тебе платят такие бабки, — соизволил глянуть на нее. — Конверт в бардачке.
— Где? — удивилась она.
— В ящичке для перчаток, — хихикнув, поправился он.
Она открыла бардачок, извлекла конверт и бесстрастно опустила его в любимую свою веревочную сумку.
— И пересчитывать не будешь? — не выдержал Альберт.
— Вы же предложили мне еще одну работу.
— Ну и что?
— Значит, сейчас вы меня обманывать не станете.
По Новокузнецкой «газель» добралась до Садового, пересекла его и пристроилась на стоянке у Павелецкого вокзала. Вышли с разных сторон. Он захлопнул дверцу и элегически попрощался:
— Ну что ж, прощай навсегда, старушка. — Не с Эвой, с «газелью».
— Вы ее здесь оставляете? — удивилась Эва, потом догадалась: — Она ворованная, да?
— Ее просто нет. Она два года тому назад была сдана на металлолом.
Они, как по команде, стянули с рук нитяные перчатки и, подойдя ко входу на пригородный перрон, бросили их в урну. Здесь же он проинструктировал ее:
— Мой звонок по второму телефону послезавтра в одиннадцать. Не отключайся. Тебя подвезти? — Она отрицательно покачала головой. — Ах да, ты же от меня скрываешься…
— До свиданья, — перебила Эва.
— До свиданья, — эхом откликнулся он, и вдруг на глаза ему попался футляр. — Не рискуешь со стволом через всю Москву?
Впервые она соизволила улыбнуться.
— Это не ствол, это флейта-пикколо.
Вдоль фасада она миновала вокзал, свернула на Дубининскую, после церкви перешла на другую сторону улицы и подняла руку с сумкой, чтобы привадить левака, который не замедлил появиться.
— Куда?
— В Ясенево.
— Сколько?
— Сто пятьдесят.
— Двести.
— Нет, — твердо сказала она. — Это очень дорого.
— Ладно, садись, — разглядев как следует симпатичную дамочку, решил жовиальный толстяк. Она села к нему на переднее сиденье, пристроив себе на колени и сумочку, и футляр. Увидев инструмент, он уважительно поинтересовался: — Вы музыкантша, в оркестре играете?
…Она страшилась этой жилой громадины на Литовском бульваре. Не любила смотреть на бесчисленные окна на бесчисленных этажах. Заставила водилу подогнать машину прямо к подъезду. И в лифт.
Открыл дверь ее чернявый друг. Эва, не останавливаясь, прошла в единственную комнату, поставила футляр в шкаф, а сумочку швырнула на обширную кровать. Друг, шедший за ней, спросил:
— Все в порядке?
— Я сделала их работу.
— Работа была твоя. Они расплатились с тобой?
Она кивком указала на сумку, лежавшую на кровати. Он сделал непроизвольное движение, но она схватила его за плечи, развернула к себе и рывком развалила молнию на его ширинке. Там, за трусами, нашла нечто, что быстротечно набухало в ее руке. Друг уже нервно рвал ремень на ее джинсах. Внезапно она отпрянула и застегнула его штаны.
— Нет. Я приму душ. А ты раздевайся.
Сначала Эва принюхивалась к себе, старательно намыливала подмышки и промежность: убивала запах страха и напряженности, запах ядовитого пота. Потом, отмывшись, подняла лицо с закрытыми глазами к веселому дождю. Вода плоскими змеями скользила по ее большому телу. Она томно погладила свои высокие бедра, потрогала плотные ягодицы, обеими руками придавила светловолосую промежность и легонько застонала. Вцепилась в груди. Она мяла, крутила, вытягивала их и уже стонала во весь голос в предвкушении.
На тумбочке у кровати солидной пачкой лежали пересчитанные «зеленые», а на самой кровати лежал голый друг, прикрывшись простыней, которая в нужном месте возвышалась маленьким шатром. Эва сбросила на пол простыню и, раскорячившись, чтобы не задеть его ноги, поползла на четвереньках от торца кровати, села на горячий кол с криком:
— Я не умею промахиваться!
Она будто заколачивала сваи, все убыстряясь и убыстряясь. В ритм тяжелых ударов задницы о его чресла повторяла и повторяла:
— Я не стреляю мимо! Я не стреляю мимо!
Длинные груди хлопали ее по животу.
Глава 41
Егор Тимофеевич Марков в кабинете особняка трагически возлежал на антикварной софе в позе поверженного воина. Он дежурно, как воспитанный человек, поинтересовался у сидевшего за письменным столом полковника Махова:
— Вас не шокирует, полковник, что я лежу?
— То, что вы лежите на диване, меня не шокирует. Меня бы шокировало, если бы вы лежали на асфальте с дыркой в голове, — ответил полковник. Он, безусловно, обидел пострадавшего, и, судя по тону, безусловно, хотел обидеть. Реакция была незамедлительна и иронична:
— Представитель правоохранительных органов, в обязанности которого входит защищать меня как гражданина, будто подозревает, что я сам совершил это покушение. Поразительно. — Марков бы и ручками развел в гневном недоумении, но положение не позволяло.
— Я ни в чем не подозреваю вас, Игорь Тимофеевич…
— Егор, — злобно поправил Марков.
— Какой Егор? — не понял Махов.
— Егор Тимофеевич, — твердо стоя на своем, вторично поправил Марков.
Махов заглянул в бумажки, лежавшие перед ним, и наивно удивился:
— А в документах вы — Игорь Тимофеевич.
— Мало ли что в бумажках, — устало возразил Марков и, уходя от скользкой темы, бодро напомнил: — Вы хотели задать мне несколько вопросов, полковник. Я готов отвечать.