. Лучший друг, зав патолого-анатомическим отделением Гурнов, даже начал шутя называть его многодетным отцом! Мономах не возражал, даже, пожалуй, гордился этим «званием», и поэтому ему было дело до того, как сложится дальнейшая судьба его подопечных. За Дениску он не слишком беспокоился, но боялся, что Сархат может со временем стать отшельником, преданно служащим «хозяину» и не имеющим собственной семьи.
— Как думаете, Сурковой можно есть плов? — неожиданно поинтересовался Сархат, усевшись напротив Мономаха и подперев голову рукой.
— Плов? — удивился тот.
— Ну, если я его приготовлю, допустим, она станет его есть?
— Ты хочешь, чтобы она пришла к нам поесть плова?
— Точно!
— Слушай, Ханума, может, хватит уже меня сватать?
— Кто такой Ханума?
— Ну, это… в общем, был такой старый советский телеспектакль, «Ханума». Там про грузинскую сваху, которая пыталась найти мужа для дочки одного богатого тифлисского «перца».
— Тифлисского? — озадаченно переспросил Сархат. — Это где?
— Если я правильно помню, так Тбилиси раньше назывался. Это в Грузии…
Зазвонил мобильный, и Мономах даже обрадовался, что их с Сархатом «географическая» беседа прервалась. Номер был незнакомый, но он все же решил ответить: мало ли кто звонит?
— Владимир Всеволодович, — раздался в трубке молодой мужской голос, — вы, наверное, меня не помните. Я Константин Теплов, сын вашей однокурсницы Марии…
— Костя? — перебил Мономах. — Конечно же, я тебя помню!
Когда-то Маша была его закадычной подружкой. Они вместе поступили в институт, учились в одной группе и вели довольно беспутную, но запоминающуюся и полную приключений студенческую жизнь. Одно время они встречались, но быстро поняли, что не подходят друг другу, и остались друзьями. Мономах присутствовал на Машиной свадьбе и даже встречал ее из роддома вместе с ее мужем, военнослужащим, но после этого их пути разошлись. Мария, проработав около десяти лет терапевтом в частном медицинском центре, занялась преподаванием. В последний раз они виделись лет пять назад на какой-то конференции, куда Мономаха без особой надобности буквально выпихнул главврач. Однако они регулярно поздравляли друг друга с праздниками по электронной почте или по телефону — как получится. А Костю Мономах помнил долговязым студентом Первого меда, мечтавшим стать светилом мировой медицины.
— Владимир Всеволодович, мне очень нужно с вами встретиться, — сказал Костя. — Вы сможете уделить мне полчасика?
— Что-то с мамой? — забеспокоился Мономах.
— Нет-нет, к маме моя проблема отношения не имеет… Кстати, я бы попросил не сообщать ей о моем звонке, если возможно.
— Разумеется, не буду, если ты не хочешь.
— Сегодня?
— Сможешь в обеденный перерыв, часа в два?
— Отлично, спасибо!
— Только ты звякни, когда будешь подъезжать, чтобы напомнить о встрече, лады?
Мономах сбросил парню адрес эсэмэской. Придется выкроить время для встречи, пожертвовав обедом.
— Вот, возьмете с собой! — словно прочтя его мысли, сказал Сархат, плюхая на стол пластиковый контейнер. — Нечего в столовке лопать всякую гадость: здесь котлеты и пюре из брокколи с картошкой.
— Что бы я без тебя делал! — пробормотал Мономах.
— С голоду бы померли, как пить дать… Ну, я пошел кормить Капитана!
Вытащив из холодильника миску, наполненную аппетитными кусочками фруктов, Сархат удалился в гостиную. Мономах дохлебал кофе и отправился одеваться.
Моросил мелкий, противный дождик — обычное дело для этого времени года. Алла бодро шлепала по лужам в новеньких резиновых сапогах, купленных в интернете: ценя дорогую кожаную обувь, она предпочитала не надевать ее в подобную погоду, хотя, прямо скажем, комфортом приходилось жертвовать. Ноги в резине потеют, да и фасон, честно говоря, оставляет желать лучшего, однако пару часов можно потерпеть.
— Недобрый день, Алла Гурьевна! — мрачно поздоровалась судмедэксперт Сурдина, крошечная, похожая на маленькую обезьянку женщина с железным характером. Как это часто бывает, в ее случае внешность обманчива: Сурдина являлась исключительным профессионалом в своей области, и Алла обрадовалась, увидев именно ее на месте преступления.
— Недобрый, — вздохнула она. — Что скажете, Анна Яковлевна?
— Женщина, на вид тридцать лет. На первый взгляд причина смерти — утопление, но, как обычно, нужно удостовериться. Почему вы здесь?
— В смысле?
— Ну, все-таки целый подполковник СК…
— У заместителя председателя Законодательного собрания пропала дочь, ее ищут.
— А-а, все ясно! Хотите проверить, не она ли это?
— Точно!
— Прошу!
Алла подошла ближе, Сурдина откинула непрозрачную пленку, которой уже успели прикрыть тело, — видимо, работа с ним была закончена. Вытащив сотовый, Алла вывела на экран снимок Екатерины Лосевой.
— Не она! — заглянув ей через плечо, констатировала Сурдина.
— Слава богу, — согласилась Алла, убирая телефон. — Иначе проблем не оберешься! А это что у нее на плече, как будто кусок кожи вырван?
— Да нет, не вырван, Алла Гурьевна, а аккуратно вырезан!
— Вырезан?
— Сами поглядите — края ровные… Между прочим, это уже второй такой труп!
— Второй? — встрепенулась Алла. — Что вы хотите этим сказать?
— Пару дней назад выезжала на похожую жертву.
— Тоже утопленница?
— Ага. И кусок кожи тоже вырезан, только не на плече, а на животе. Тело не закопали, а просто закидали ветками недалеко от железнодорожной станции.
— Неужели…
— Маньяк?
— Только этого не хватало! Значит, уже две жертвы? Если мы имеем дело с серией, могут быть и другие!
— Однозначно. Судя по всему, злодей не очень-то прячет тела: все они захоронены, если можно так сказать, наспех, словно он получил свое и потерял интерес.
— Изнасилование?
— Вы же понимаете…
— Я о той, первой девушке.
— А-а… Изнасилована. А еще перед смертью жертву избили, очень жестоко. Кстати, эту, похоже, тоже. Вам стало интересно, Алла Гурьевна?
— Пожалуй… Надо бы выяснить, не случилось ли чего-то подобного по городу!
— Ну флаг вам в руки, — криво усмехнулась судмедэксперт. — А мы потопали на базу!
Мономах захлопнул дверь кабинета и повернул ключ в замке: ему требовалось хотя бы двадцать минут, чтобы перевести дух и размять затекшие за время стояния у операционного стола ноги. Следующая операция назначена на четыре, и до этого времени он не желал никого видеть и слышать. Присев на диван напротив своего стола, Мономах выпрямил спину и принялся делать гимнастику для шеи: в последние годы она не раз спасала его, возвращая к жизни буквально за десять минут. Он проигнорировал стук в дверь, но тут же затрезвонил мобильный, и на экране высветилось имя Нелидовой. Он мог пропустить звонок любовницы, но звонок начальницы — ни-ни. С тяжелым вздохом Мономах дал отбой и, громко крякнув, поднялся с дивана и открыл дверь.
— Прости, я знаю, что ты устал, но дело важное! — выпалила Нелидова, буквально врываясь в кабинет. — Ты должен принять пациентку!
— Я должен? — переспросил он.
— Ну, я бы о-о-очень тебя просила ее принять, — смягчила она тон.
— Ты же в курсе, что у меня все койки заняты? Почему Тактаров не берет? У него всегда есть места!
— Он уперся.
— Основания?
— Есть проблемка: пациентка — онкологическая больная.
— Ее что, из хосписа доставили?
— Нет, она прошла два курса химии и теперь лечится амбулаторно. Упала на балконе, сломала лодыжку…
— Она хочет, чтобы мы лечили ее от онкологии?
— Нет, только от перелома, разумеется!
— Тогда не вижу проблемы!
— А Тактаров видит.
— Сдается мне, проблема для него — отсутствие квот на этот вид операций, — скривился Мономах. — Он сейчас рубит капусту по тазобедренным суставам!
— Согласна, — вздохнула Нелидова. — Но Тактаров привел кучу аргументов против принятия этой пациентки.
— Например?
— Ей требуются особые препараты.
— Они у нее есть?
— Да. А еще у нее может наступить кризис, с которым мы не справимся в силу специфики ее заболевания…
— Во время операции с любым больным может случиться кризис, не имеющий отношения к его сопутствующим заболеваниям! В общем, как обычно — сказка про белого бычка: Тактаров просто не желает заниматься тем, за что получает зарплату, и хочет делать только «денежные» операции. Ты бы могла ему приказать — это вполне в твоих полномочиях!
— Да, но ты же в курсе, чей он человек?
— Муратова?
— А чей человек Муратов?
— Чей?
— Если бы я знала, то уже разобралась бы с этим! Проблема в том, что Муратов давно сидел бы за решеткой, если бы не имел волосатой лапы. Ты не представляешь, как я старалась выведать, кто его прикрывает, — все безрезультатно!
— И из-за того, что боишься тронуть Тактарова, ты решила действовать по принципу «не тронь дерьмо, чтобы не воняло», а я должен отдуваться?
— Ну… да, как-то так.
— А если я откажусь, ты воспользуешься властью и заставишь меня?
Нелидова тяжело вздохнула.
— Я не хочу этого делать, — сказала она. — Но я надавлю на больное: подумай о пациентке, ведь ей и так нелегко! Что нам делать? Отправлять ее в другую больницу? Я могу, но ты же в курсе, что у нас проходит проверка? Членов комиссии может заинтересовать, почему мы отказались госпитализировать больную…
— Хорошо, я ее возьму, — перебил Мономах. — Но тебе придется самой придумать, куда ее девать: я не могу сунуть ее в коридор и никого не могу выставить из палаты!
— Что, правда нет свободных коек?
— А ты думала, я шучу? Есть, правда, один вариантик, но он тебе не понравится.
— Мне сейчас понравится буквально все: вываливай свой «вариантик»!
— Одна ВИП-палата свободна.
— Но…
— Я же говорил!
— Хорошо, пусть будет ВИП.
— Ты серьезно?
— Пока полежит там: все равно нет претендентов. Даст бог, завтра прооперируешь ее, полежит в реанимации сутки, а там… В общем, это ненадолго. Спасибо за понимание!