Там же Билл свёл его с капитаном «Святого Георгия», и они, опорожнив несколько бутылок, стали друзьями. Убедившись, что шкипер Питер настоящий моряк, капитан согласился взять его на борт бесплатно:
— Ну отстоишь вахту-другую, и будем квиты.
— С удовольствием, — искренне радовался Пётр, что его ждёт хоть небольшая, но всё же практика.
— Ну, а за команду надо заплатить, герр Питер. Не гнать же мне судно задарма.
На следующий день, 2 мая, «Святой Георгий» вышел в море, имея на борту русских волонтёров, представленных капитану как команда корвета, ждущего их в Кёнигсберге. Вскоре на шканцы поднялся шкипер Питер и заступил на вахту. «Святой Георгий» на всех парусах шёл в бакштаг, но по команде вахтенного ему добавили ещё лиселей — боковые паруса, и судно прибавило ходу.
7Вполне достаточно
Курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм был уже предупреждён о прибытии высокого гостя в его владения. Для Петра и его спутников в Пиллау была приготовлена просторная квартира, и едва они появились в порту, как были встречены церемониймейстером Бессером. И хотя Пётр был представлен ему как обер-командор, Бессер попросил его незамедлительно следовать за ним, так как его уже ждал курфюрст.
Узнав, что Фридрих хорошо владеет голландским языком, Пётр не стал брать с собой переводчика, но Меншикову разрешил сопровождать себя, наказав ему:
— Лишнего не болтай.
— Мин херц, о чём ты говоришь? Буду нем как рыба.
В кёнигсбергской резиденции Фридрих радостно встретил дорогого гостя:
— О-о, ваше величество! Я счастлив обнять вас.
Пётр дружески похлопал курфюрста по спине и тут же попросил:
— Дорогой брат мой Фридрих, поскольку я путешествую инкогнито, очень прошу тебя более меня так не величать.
— А как же?
— Зови просто герр Питер или командор, как окрестил меня намедни мой клеврет.
— Ну что ж, герр Питер так герр Питер, — несколько обескураженно согласился Фридрих и широким жестом пригласил гостя в соседнюю комнату: — Прошу ко мне.
Там они сели к столу, на котором стояли серебряные кубки, и венгерское вино в тёмных бутылках, и ваза со сладостями. Фридрих сам наполнил кубки.
— Ну, за встречу, герр Питер, и за нашу дружбу.
Они выпили. Вино было душистое, хорошее, но Пётр, привыкший к более крепким напиткам, не ощутил от него никакого «сугрева».
— А где ж твоё посольство, герр Питер?
— Они ползут по земле, брат Фридрих. А я морем на парусах, как на крыльях. В два дни добежали. Слава Богу, был ветер попутный, почти фордевинд.
— Как ты смотришь, Питер, если мы заключим с тобой оборонительный союз?
— Против кого?
— Неужто не ясно? В Швеции сел на престол очень воинственный малый, Карл Двенадцатый[25]: будучи наследником, рубил головы телятам прямо во дворце, став королём, возьмётся за Европу. А начнёт с нас, как самых ближайших.
— Дорогой брат, у нас со шведами мир[26], это во-первых, а во-вторых, мы воюем с Турцией. Может быть, ты всё преувеличиваешь? Одно дело рубить головы телятам и совсем другое — замахиваться на соседей. У нас же союз с империей против Турции[27], как ещё император на это посмотрит.
— О-о, Вене ныне не до нас, им бы разделить Испанское наследство с Парижем[28].
— Дорогой брат, я ныне лицо частное и не имею никаких полномочий. Для того у меня есть великие послы, обо всём этом надо с ними договариваться. Даже если мы о чём-то договоримся и напишем договор, я не имею права его подписывать.
— Но почему, герр Питер?
— Именно потому, что здесь я всего лишь герр Питер. Или командор, или бомбардир, если угодно. Согласись, бомбардира к государственным бумагам и близко подпускать нельзя. Его дело из пушек палить. Верно?
Пётр засмеялся, довольный, что ловко ушёл от делового разговора. Однако Фридрих был не так прост. Шутливо пригрозив собеседнику пальцем, он сказал с ухмылкой:
— Ох, герр Питер, герр Питер, а не смотрят ли те послы в рот бомбардиру?
— Кстати, дорогой Фридрих, я наслышан о великом искусстве твоих пушкарей.
— Да, — согласился курфюрст, поддавшись на нехитрый комплимент. — Есть очень хорошие артиллеристы.
— Рекомендуй меня в ученики самому искусному из них. А? Пожалуйста.
— В ученики? Тебя?
— Меня. А что?
— Но царское ли сие дело?
— Фридрих, мы же договорились, что здесь нет царя. Нет. Я же просил беречь моё инкогнито.
— О-о, Питер, прости, я не хотел тебя обидеть. Я вызову сюда главного инженера прусских крепостей Штейтнера фон Штернфельда. Этот не только великолепно стреляет, но и знает досконально устройство всех пушек и мортир. И даже их изготовление.
— Вот за это спасибо, брат. Только опять же очень прошу тебя представить меня ему просто Петром Михайловым. Хорошо?
— Ладно, ладно, Пётр Михайлов, будет тебе учитель.
— И ещё, ты здесь, в Бранденбурге и Пруссии, первое лицо, пожалуйста, не отдавай мне визита.
— Почему?
— Всё потому же, чтоб не привлекать внимание людей к моей персоне.
— Хм. Странный ты человек, Питер. Но что делать, ты мой гость, и я постараюсь, чтоб здесь тебе было хорошо.
Подполковник фон Штернфельд оказался сухощавым, стройным мужчиной где-то под сорок лет, ростом чуть ниже Петра, с ухоженными усами и бородкой клинышком. Очень серьёзен и деловит. Первый вопрос, который он задал ученику, был краток:
— Вы, сударь, стреляли ранее?
— Да, герр подполковник.
— Стало быть, вы знакомы с пушками?
— Да.
— В таком случае, герр Михайлов, прошу вас всё забыть, что вы знали о них.
— Почему, герр подполковник?
— Потому что в ваших знаниях не было системы, научного подхода. Ведь так?
— Так, — легко согласился Пётр, почувствовав в лице этого «сухаря» настоящего учителя.
— После окончания курса, герр Михайлов, я должен буду вас аттестовать и не хочу, чтоб из моих рук явился свету посредственный стрелок. Это стало бы позором для моих седин.
— Я не опозорю вас, герр подполковник, — вполне искренне сказал Пётр и, чтоб окончательно успокоить учителя, добавил: — Будем считать, что я всё забыл, что знал ранее.
— В таком случае начнём с чистого листа, — молвил фон Штернфельд и, сделав краткую паузу, дабы отделить пустословие от дела, начал: — Выстрелы военная наука подразделяет на три категории — прицельный, навесной, перекидной. Выстрел прицельный применяется по открытым целям, как-то: по судну, по скоплению людей, конницы и, наконец, по пушкам противника. При прицельном выстреле траектория должна иметь меньшую кривизну, при которой снаряд ударил бы в цель. Отчего же зависит кривизна траектории? — спросил подполковник и сам же начал отвечать чётко, без запинки: — Кривизна траектории снаряда зависит от скорости вылета снаряда из орудия и от угла возвышения, образуемого осью канала пушки с горизонтом. А скорость вылета снаряда зависит от величины заряда. Чем весомее заряд, тем выше скорость полёта снаряда, тем точнее стрельба. Но, повышая вес снаряда, мы должны помнить о прочности орудия. Да, да, сударь. Мы можем так увеличить заряд, что вместо противника можем сами взлететь на воздух. — В углах губ «сухаря» явилось какое-то подобие улыбки, скорее презрительная усмешка к незадачливому стрелку. — Что, увы, ещё нередко случается с горе-бомбардирами, стреляющими на авось, без точного расчёта.
«Уж не по моему ли адресу прокатывается, — подумал Пётр. — Неужели Фридрих представил меня ему бомбардиром? Впрочем, как бы ни было, «сухарь» прав».
— Как правило, это является для бомбардира его последним выстрелом в жизни, — заключил Штернфельд.
«Значит, не обо мне. Я-то, слава Богу, ещё жив».
И чем дальше говорил подполковник, тем больше он нравился ученику, уважавшему людей любой профессии, знающих и любящих своё дело.
Учёба началась.
Ещё до приезда Великого посольства фон Штернфельд перешёл со своим учеником к практическим занятиям, к стрельбе на полигоне. И хотя долговязый ученик проявлял удивительные способности, порою поражая цель с первого выстрела, подполковник не был щедр на похвалы.
— Вполне достаточно, — говорил он, и это была его высшая оценка.
Промах отмечался кратким и выразительным восклицанием:
— Фуй!
Меншиков, толкавшийся здесь же, представленный подполковнику как денщик Михайлова, после окончания занятий возмущался:
— И чего он фуйкался, ты вполне прилично стрелял.
— Он прав, Алексашка. И я добьюсь, что ни одного «фуя» от него не услышу.
Однако когда перешли к стрельбам с качели, имитировавшим огонь с корабля, качающегося на волнах, «фуи» посыпались как из рога изобилия.
— Герр Михайлов, вы не учитываете время горения пороха в запальной трубке, — палил подполковник ровным бесстрастным голосом. — Когда вы подносите фитиль?
— Как только цель появится в прицеле.
— А надо с опережением. Запомните, если вы не попадаете в корабль противника, он попадает в вас. Вы этого хотите?
— Нет, что вы, герр подполковник.
— Тогда продолжим. Заряжайте.
Пётр вновь заряжал пушку, установленную на качели. Фон Штернфельд командовал:
— Волнение три балла.
Эта команда была для денщика, и Меншиков начинал раскачивать качелю до команды: «Достаточно». Затем следовала команда: «Огонь!» Грохотал выстрел. Щит, изображавший противника, был невредим. И звучало брезгливо-сакраментальное:
— Фуй!
Пётр злился и начинал снова заряжать пушку. А когда подполковник сказал: «На сегодня хватит», — он решительно заявил:
— Нет, герр фон Штернфельд, я настаиваю на продолжении. Это не дело — «фуй» да «фуй».