А может быть, скажите, мясо
прикрыто занавесом музыкальным?
Быть может, ухо наше слышит,
что мы должны вкушать не помня —
чечетку дня и рукоятку полдня,
кровавый почерк полуночной мыши.
12 февраля 1969 года
ТОСКА БЫЛЫХ ВРЕМЕН
Помнишь, друг мой верный Боткин,
как бывало пел Тургенев
голосом своей подруги,
как кузнечик стрекотал.
Помнишь, друг мой Феоктистов,
к нам пришел однажды пристав,
все бумаги переделал
на казенные счета.
Помнишь нас и помнишь вас,
мы летали, как бутылки
в честь графини Салиас,
такой затейливой кобылки.
Открывался нам простор,
озорной и неприличный,
пел Тургенев непривычный,
красный высуня язык.
Боткин Шумана играл,
головой биясь о клавишь,
он говорил: «Я либерал!
Время, ты нас не исправишь!»
Но время всех исправило.
Пристав свистнул вдруг кнутом.
Он у гравини Салиас служил домашним котом.
Опрокинулся рояль
и забрызгал кровью дам,
все закричали: «В Нотр-Дам!
Такой России нам не надо!»
«Господа, – сказал лакей Бертрам,—
извольте выпить чашку шоколада».
Тут, откуда ни возьмись,
цесаревич молодой
жопой вверх и жопой вниз
заплясал, как козодой,
с розой чайною в устах.
Зашептали дамы: «Ах! —
И пустили по рядам.—
Какой он бог сегодня, право!»
«Господа, – сказал лакей Бертрам,—
мы отменили крепостное право!»
Ну, Тургенев, наша взяла!
Ну, Феоктистов, наша взяла!
Ну, Боткин, наша взяла!
Сейчас товарищ Бертрам называется Федором.
Он коммунист, 1903 года рождения, участник трех
революций, хороший товарищ в быту и лирический
тенор.
11 декабря 1969 года
***
Я знаю, Отчизна, мне страшно с тобой повезло.
Премудрости бездна твое родовое стекло.
Зловещая линза разлетов твоих и кривизн,
глухая отчизна среди говорящих отчизн.
Послушай, все тот же заморский поет соловей.
Древесное ложе любого указа верней.
Утроба до гроба – тобою воспетая жизнь,
а смерть – пробужденье в забытой Отчизне отчизн.
Какая услада – учиться, работать и петь.
Для этого надо поглубже забрасывать сеть.
В реке Бормотухе, видать, караси хороши,
и так хлебосольно село Настучи-Повяжи,
что ешь, а не хочешь – и в ухо, и в глаз, и в ребро,
а после, как кончишь, так сходишь опять же добром.
Случись тут ни к месту ни к стати недобрая весть —
на случай болезни в селе электричество есть.
Народ хорошеет, добреет лицом и крылом,
и с Пушкиным связаны все нерушимым узлом.
Народное тело – храмина высоких забот,
и Ленина каждый, как душу, в кармане несет.
начало августа 1974 года
ИСКУШЕНИЕ
Гроба бесцельно вопиют
а татарва все просит дани
Огонь – ты пламенный уют
в моем домашнем балагане
Я чиркнул спичкою и вдруг
лицо зеленое дымится
Приди любезный мой супруг
поет истлевшая девица
Другой бы испугался я ж
всего лишь тихо рассмеялся
тому как радио-кураж
с огнем беспечным сочетался
Их грех содомский был велик
и я гневливо встал со стула,
тут дева отвратила лик
а спичку сквознячком задуло
1975
КЬЕРКЕГОРУ
Где насекомые минуты
снуют, сплетая суету,
ты разорвал слепые путы
и разум бросил в темноту.
Он померцал и скоро сгинул,
рассеявшись средь толстых дам.
А ты твердил свое: Регина,
Иов, Исаак и Авраам.
Ты умирал, моля о Даре,
когда сплетал тебе венец
твой враг, бессмертный, как в футляре
непробиваемом мертвец.
1975
***
Душе моя, душе моя, проснись!
Час приближается округлый и опасный.
Век-упырёк нальется буквой красной,
В раскосые глаза рассыплет рис.
Душе моя, проснись, и заодно
Из века в век, качаясь и звеня,
Мы упадем в разумное окно
Из комнаты, где не было меня.
июнь 1975
***
Как трудно душу протянуть
к Невидимой Отчизне
и, умирая, не сболтнуть
чего-нибудь о жизни.
Как трудно, нагрешив сперва
и обезумев вдосталь,
заквасить смыслами слова:
комедиант, апостол.
Эон, затерянный в веках,
как выстрел телу чуждый…
Как трудно жить наверняка
и умереть без нужды.
сентябрь 1975
***
Судьба с тобою обошлась
неласково, но скажем прямо:
ты как-никак двойная дама,
а твой супруг – научный князь.
Вокруг тебя лесная чудь
всегда мерцает светляками.
Ты средь нее царицей будь
как подобает мужней даме.
Пусть нечисть выползет из нор
на свет твои послушать речи.
О будь второю из сестер
простой триады человечьей!
Жить с Верой стало все трудней.
Любовь – увы, большая сложность.
Ну, а Надежда – как же с ней?
Надежда там, где безнадежность.
1975
***
Твердит младенец грозно и упрямо:
«Не покупай мне шар воздушный, мама».
«Но почему, – спросила мама, – милый?»
«Сей шар напоминает мне могилу»,—
сказал ребенок. Мама: «Не пойму,
шар голубой – могилу? Почему?»
«Сей безобидный шарик голубой,—
прорек младенец, – это шар земной,
кружащийся в пространстве планетарном
в укор своим могильщикам бездарным;
хранит его Святой Господень Дух,
хотя от смерти он, как червь, распух».
1975
ФИГУРА УМОЛЧАНИЯ
I
молчи пустынная фигура
таинственное божество
в словах потерянная дура
забывшая свое родство
постой вращаться бес крылатый
остановись безумный шар
невидимого супостата
двоих бесстыдная душа
двоих постылая отрада
в ночи блуждающий намек
двоих невидимого гада
двух помыслов упавших в срок
двух евнухов недомоганье
по кесарю в тени олив
постой постылое молчанье
наш разговор как время крив…
II
не потому ли время смертно
и не окончен разговор
что слово, как герой inferno
стекает в роковой зазор
и снова падает в безвестье
и воскресает невпопад
деяний наших бессловесье
творений празднословный ад
где словоблуды в пост играют
а празднословы в страшный суд
досье как трупы разбухают
и бомбы спелые цветут
III
и только слово что распято
сойдя во ад взыскует брата
лелеет кормит и хранит
от бессловесных аонид
о слава слову слава богу
распявшему собою ложь
еще немного бес немного
где все поймут и ты поймешь
январь-апрель 1976
ПОЛЬ ВАЛЕРИ
Проницательный лев очарован крупой Ренессанса,
голубою мадонной с младенцем крупозным и влажным,
Велиаром глумливым в глубоких глазах белошвейки,
буржуазною пеной молочного Нового Света.
Президент голубей, погруженный в метафору мира,
величаво царил галльским гребнем на шумном Олимпе,
над куриной вознею согласий и разноголосиц
он следил колыханье зернистой и праздничной пены.
1976
***
Жить надо все-таки верней —
от веры к вере.
Изысканный остаток дней
хранить в пещере,
изведанную горечь слов
творить и вторить,
телесный храм, разумный кров
нерукотворить,
сойти к теням своей души
Христом распятым
и смертных почестей лишить
смиренный Атом,
жить Богу, сотвориться вспять,
как учит Слово,
но попросить себя поймать
у Птицелова,
а здесь вразнос и невпопад
истаять душу,
в потопе дней ускорить ад,
взыскуя сушу,
как пресмыкающийся Ной,
как вопль Иова,
смиреньем персти земляной
привлечь Благого.
февраль 1976
LOCUS ТРЕЗВОСТИ
Как похмельный олень
я теку
на иссохший источник стола
а в Китае с утра
как всегда
совершились большие дела
ну а здесь – что ни день —
то печаль
то огонь то зола
Флорентийская тень
мои тихие сени сожгла
1976
***
Сколько праздников!
Сколько естественной радости,
радужной пыли,
эйфории и мяса
на пике крутого поста!
Неужели и вправду мы кончили,
в самом конце – победили